На вкус Макса, чересчур театрально. Вот и автоматчику тоже не понравилось. Молчаливый мужчина ударил его прикладом в бок, и парень упал на четвереньки, каким-то чудом не нырнув в обрыв.
– Три месяца назад, – проговорил автоматчик, – на могиле Пруста в Ворошках устанавливали привязку. После того, как он к бывшей жене зачастил, – мужчина посмотрел на Тира. – Я там таких фокусов не наблюдал, – и он еще раз ударил Игрока, на этот раз носком ботинка в скулу.
Грошев бросился на него, зная, что это бесполезно, что Игроков вытерпит удар, как выдерживал десятки до этого, но есть моменты, когда не думаешь, а просто делаешь. Этот был из таких. Макса ударили в спину, и он тоже оказался на земле, сдирая ладони о каменный пол.
– Как же вы меня достали, парни.
Грош поднял голову, над ним стоял Тир. Игрок уткнулся головой в пол, зажав лицо руками и безбожно матерясь.
– Вы не понимаете, чтобы привязать блуждающего нужно несколько пси-специалистов, – стала торопливо объяснять Настя.
– Четыре, если быть точным, – сказал тот, что пинал Игрокова.
– Слушайте, – Варкон попятился. – Я в ваши дела не лезу. Лежал покойник два года, пусть еще полежит, мы люди с пониманием, беспокоить не будет, – с каждым словом мужчина делал шаг назад, пока не оказался в штреке, пока не развернулся. И уже молча и, не придумывая никаких объяснений, побежал обратно.
Охранники не обратили на его уход никакого внимания, лучи фонарей на их шлемах скрестились на девушке.
– Четверо – это минимум, – пробормотала она, беспомощно оглядываясь на брата, который не был тем, за кого его принимали. Макс временно был лишен доступа к силе. Они даже не могли попытаться.
Привязать мертвого к живому легко. Человек – тоже источник энергии, который (хоть и бессознательно) будет питать связь. Но закрепить контакт хоть на камне, хоть на стуле, хоть на унитазе сложно. Вещь не знает, что должна удерживать невидимый поводок, по большей части это ей безразлично. Да и привязки бывают разными: одно дело – посадить призрака на цепь, ограничив его передвижения радиусом вокруг предмета, и другое – запереть в пределах захоронения, будь это могила или куб узилища с пеплом. Это как разница между описанной и вписанной окружностями. Разные модификации, различные усилия. Но что-то подсказывало Максу, что читать лекцию по псионнике автоматчикам – не самая лучшая идея.
– Мы не можем, – констатировала Лиса и даже попыталась оправдаться, – это программа старших курсов.
Макс выругался сквозь зубы. Неправильный ответ, Лисицына.
Мужчина, стоявший над Лехой, развернулся и ударил девушку в живот. Гвардеец зарычал, но его порыв быстро угас под прицелом автомата.
– Господа студенты, объясняю один раз. Вы делаете свою работу или, – он в качестве иллюстрации ударил самого уязвимого из них.
Вернее, самую. Очередной пинок армейским ботинком, и Лиса с приглушенным криком упала.
– Шрам не принимает отказов, мальчики и девочки.
Еще один удар – и девушка попыталась отползти в сторону. Тир продолжал целиться в Калеса, второй автоматчик опять поднял ногу. В его глазах не отражалось ничего: ни удовольствия, ни злорадства, как и тогда в лесу, когда он целился в Грошева. Он выполнял свою работу и не более.
Макс был зол на Настю, и эта злость продолжала тлеть внутри, так и не находя выхода. Обманщица, лгунья, воровка, лицемерка и притворщица из высокого рода. Видят боги, он подпишется под каждым словом, несмотря на ее оправдания. Слова никогда не могут затмить поступки. Но что он не чувствовал бы, он не смог бы стоять вот так и пинать девушку. Не настолько он «крут». Или испорчен. Говорят, щепетильность с возрастом проходит, может быть, так и будет, но не сейчас.
Он поймал полный боли и обиды взгляд Насти. Она не сталкивалась ни с чем серьезней родительской выволочки. Вряд ли на нее поднимали руку. Она еще не перешагнула порог детства. Они все не перешагнули.
– Режь! – прошептал он, глядя в карие глаза. – Хоть раз послушай меня. Режь контакт! – закричал он.
За секунду до того, как мысок ботинка ударил ее под ребра, девушка провела двумя пальцами горизонтальную линию. Не видимую никому, но так ярко пахнущую гвоздикой.
– Нет, – с разочарованием простонал Калес.
Мужчина пнул, девушка упала, всхлипывая. А солдат закатил глаза, автомат выпал из рук и повис на ремне, ударяясь о бедро. По телу прошла конвульсивная дрожь. Мужчина захрипел, будто в горле у него что-то застряло, что-то, мешающее сделать вдох. Глаза быстро наполнялись кровью, заливая зрачок, пока он не лопнул, пока алая жидкость не перелилась через нижние веки и не закапала на щеки.
Мужчина не мог даже закричать. Они все не могли. Все, в чей разум проникала чужая смерть. Автоматчик вздрогнул раз, второй, под ударами невидимого врубающегося в плоть топора его повело в сторону. Так погиб Лукин, так теперь погибают его враги.
Макс оттолкнулся от земли и врезался корпусом в Тира. Автоматная очередь, пройдя в сантиметре от головы гвардейца, вспорола грудь того, чей разум был по сути уже мертв.
Грошев развернулся, ударом ноги подсекая охранника. Мужчина упал, рефлекторно посылая очередь в потолок. Пули выбили из камня мелкую крошку. Калес подскочил к мужчине и, вырвав автомат, наотмашь съездил прикладом по лицу, отправляя солдата в нокаут.
Призрак схлынул, энергия атаки, истончаясь, уносила с собой запах гнилья. Блуждающий получил свободу и ушел. Призрак, не терпящий на своем пути только одного – мужчин, поднимающих руку на женщин.
Игроков сел, скула кровоточила. Настя продолжала всхлипывать на полу.
– У меня такое чувство, что кишки поменялись местами с сердцем и легкими, – проговорил Леха. – Каждый встречный так и норовит ударить, – он встал на колено и стащил с мертвого солдата автомат, залитый кровью ремень цеплялся за шею.
Калес помог сестре встать, слезы текли из карих глаз, размывая коричневую грязь.
– И что теперь? – спросил, поднимаясь, Леха, дуло автомата как бы невзначай нацелилось на Лисицына.
– Предлагай, – ответил гвардеец, сжимая автомат.
Ничего не изменилось. У них снова было два автоматчика.
– Лучше я, – Макс посмотрел на парней. – Предлагаю выбираться, а потом уж дискутировать.
– Дураков нет, – Лисицын демонстративно закинул оружие за спину. – Разборки потом.
– Главное – в рукопашную не ввязывайся. Ты в ней не силен, – не удержался от издевки Леха.
– Я это запомню, – кивнул Лисицын.
– Молодцы, – Макс сдернул каску с фонарем с бессознательного Тира. – А теперь советую поторопиться. У меня такое чувство, что времени остается все меньше и меньше.
Грошев карабкался по лестнице, мысленно отсчитывая горизонтальные шахты. Первая, вторая, третья.
– Мы куда-то бежим? – спросил поднимающийся следом Леха. – Или от кого-то?
Четвертая, пятая.
Макс промолчал. Ответа у него не было. Внятного, обоснованного на фактах ответа, только предчувствие, холодом разливающееся по телу, ощущение на грани возможного. Время не просто шло, оно неслось, сломя голову. Так бывает, когда бежишь и знаешь, что безнадежно опаздываешь.
Шестая, седьмая. Пустые и темные коридоры.
– Где рабочие? – спросил Грош, невольно останавливаясь. – Где бригадиры? Охранники? Шахтеры?
– И генератор стих, – раздался голос Насти. – Вы заметили, гула больше не слышно?
По глазам скользнул направленный снизу луч фонаря. Лиса, не испытывая брезгливости, присвоила каску покойника.
– Леха, в каких случаях отключают генератор? – спросил Грош и заслонился света.
– Ты меня с шахтером не путай. Откуда мне знать, какие тут порядки?
– А у вас в поселке? – Макс полез дальше, ускоряя и ускоряя темп.