Твоя безумная Кэтрин

Все три здания стояли близко друг от друга и соединялись между собой коридорами на уровне второго этажа. Со стороны казалось, что корпуса отеля кто-то нанизал на гигантскую нитку.

– Кэтрин, – повторил Михаил, словно пробуя имя на вкус. – Странное имя, особенно для России.

– По мне так странные – это Апраксия и Святогор, – буркнула я. – Встречала я парня, которому с родителями не повезло, и они назвали его Боромир, а Кэтрин на этом фоне вполне нормально.

– Может быть, может быть. – Михаил пнул камень. – Ее дед по материнской линии был французом, который женился на русской, решил сменить родину и строить у нас социализм, но оставил свою фамилию. У них родилась дочь, а у той, в свою очередь, его внучка. Смешно получилось, если бы ее звали Кэтрин Иванова, а вот Кэтрин Легне – вполне нормально звучит, с претензией, я бы сказал. Особенно, если учесть, что язык далекой родины она знала, так как была этим… языковедом?

– Лингвистом, – ответила я, сверившись с информацией из файла. – Интересно, а почему Кэтрин не носила фамилию отца?

– Не знаю, – протянул Михаил. – А поскольку он умер, уже и не спросишь. – Он отвернулся от здания отеля и предложил: – Давай все же пройдем по тропе Кэтрин до конца.

Мы стали спускаться со склона, обогнули беседку для пикника и еще несколько тотемных столбов, но они стояли в отдалении, я не смогла разглядеть, что на них вырезано. Миновали теннисный корт, в это время года пустой и засыпанный листьями, а потом тропа закончилась. По русской народной традиции она уперлась в забор. Калитка, по той же самой традиции, находилась чуть левее и была заперта, как смог удостовериться Михаил, коснувшись пальцем большого навесного замка.

– Интересно, они стали запирать ее после случая с Кэтрин или у нее был ключ?

– Ни то, ни другое, – ответила я, снова вызывая на экран страничку с официального сайта отеля. – Теннисный корт построен в две тысячи пятнадцатом, через три года после исчезновения девушки, а это значит…

– Это значит, что тогда территория отеля была меньше, скорей всего, забора на этом месте еще не было, а тропа, – он ухватился за край забора, подтянулся на руках и заглянул на ту сторону, – не была выложена плиткой, во всяком случае, не вся. – Михаил вдруг уперся ногами в металлический лист, из которых состояло ограждение, подтянулся и одним движением перебрался на ту сторону.

– Мишка, что ты делаешь? – прошипела я, убирая смартфон в карман.

– Давай сюда, Ринка! Уверяю, с этой стороны намного интереснее, чем с той.

– Обойти, что ли, нельзя? Черт бы тебя побрал! – от души пожелала я, отступила на несколько шагов, разбежалась, подпрыгнула и тоже ухватилась за верхушку забора и тут же зашипела от боли, когда край листа впился в ладони. Будь он более тонким, осталась бы без пальцев. Но я все же подтянулась и даже умудрилась взгромоздиться на забор, а не свалиться на пятую точку.

– Прыгай, я тебя поймаю, – пообещал Мишка и, надо сказать, слово сдержал. Поймал, когда я грохнулась в его раскрытые объятия, и мы вместе повалились на мокрую от дождя траву. Я – все еще чертыхаясь, а он – хохоча. Понятия не имею, что его так развеселило.

– Ну и что здесь интересного? – спросила я, поднимаясь.

– Да хотя бы вот это, – мужчина тоже встал, отряхнул джинсы от налипших веток и листьев и указал рукой в сторону, туда, где за темными силуэтами кустов виднелась черная гладь реки. Я почувствовала запах воды и гнилой травы. Воздух стал еще холоднее. Тропа, по эту сторону забора самая обычная, грунтовая, спускалась к темным и казавшимся такими ненадежными мосткам, а рядом с ними… Рядом с ними стоял высокий деревянный крест.

– Да он спятил! – вырвалось у меня.

– Можно и так интерпретировать, – согласился Михаил. – Но думается мне, Столетов грехи замаливает

– Грехи? – Я стала спускаться к реке.

– Кресты нужны лишь живым, мертвым они без надобности, – сказал он как раз тогда, когда я остановилась возле деревянной конструкции. – Что-нибудь разглядела?

– Тут табличка и надпись.

– И что пишут? – Михаил обошел меня и первым вступил на мостки, что нависали над водой.

– «В память обо всех невинноубиенных», – прочитала я.

– Согласись, это актуально всегда. Категория «невинноубиенные», я имею в виду, пополняется ежедневно, и памятников на каждого не напасешься. Занятно, что другие убиенные такой чести не удостаиваются.

– Прекрати паясничать, – попросила я, отошла от креста и остановилась рядом с Мишкой, который продолжал смотреть на воду. – Значит, именно отсюда она прыгнула?

– По версии следователей, да. Последним ее видел один из постояльцев. Мужику не спалось, и он потащился в пять утра в бар опохмелиться, взял пиво и стал слоняться по территории. Там и заметил девушку, идущую к реке. Запомнил, потому что на ней был красный свитер, который потом нашли в воде. Погоди-ка, – мужчина встал, раздвинул ветки ближайшего кустарника и вытащил оттуда длинную сучковатую палку. Вернулся, присел на корточки и опустил ветку в воду. Она ушла вниз меньше чем на треть и уперлась в дно. – Не скажешь, что тут особо глубоко. – Он разжал пальцы, и ветку потащило вниз по течению.

– Во-первых, семь лет назад уровень воды мог быть выше…

– Придется это выяснить, – перебил он, поднимаясь. – А во-вторых?

– А во-вторых, течение очень сильное. – Я проводила взглядом ветку. – И вода наверняка ледяная.

– Хочешь, для чистоты эксперимента проверить? Попробовать себя в роли Кэтрин? Исключительно для пользы дела.

– Уволь меня от чужих мелодрам, у меня и своих навалом.

– И все-таки, чтобы тут утонуть, нужно очень постараться. Но она прыгнула и исчезла на без малого семь лет, а мы собираемся потревожить ее покой.

– Да ты романтик, – попеняла я.

– Рад, что ты наконец оценила. И как истинный рыцарь, я предлагаю не лазать снова через забор, а прогуляться вдоль него. – Он взял мою руку и положил себе на локоть.

– Ну как я могу отказать? – рассмеялась я, только вот это веселье было слегка нервным. Прежде чем уйти, я посмотрела на крест. В сумерках он казался черной зловещей громадиной, а еще… Рядом с ним кто-то стоял, может, маленькая хрупкая девушка, а может, свет угасающего дня неудачно лег на желтоватую листву. Скорей всего, последнее. Должно быть последнее. Всего лишь игра света и тени, потому что иначе… Я моргнула, и силуэт девушки исчез. Потому что иначе я попросту свихнусь. Или еще хуже, возьмусь за старое.

– А у него много земли, – задумчиво произнес Михаил через несколько минут и сам же себя поправил: – У нее. – И не без удовольствия указал на дорогу, шум которой доносился до нас сперва отдаленно, а потом все ближе и ближе. – А вот и наши благодетели.

Из-за поворота трассы уже показались кучи щебня и песка. Если проехать дальше, то можно увидеть тяжелую технику и оранжевые конусы на асфальте, алые фонари и дорожные знаки, предупреждающие, что идет реконструкция дороги. Вместо узкого двухполосного шоссе по федеральному проекту будет проложено широкое четырехполосное, напрямую соединяющее ближайший город с областным центром. Ключевое слово «напрямую», то есть изгибы, вроде того, на котором стоял «Медвежий угол», проектом не предусмотрены.

– Красавцы. – Михаил послал куче щебня воздушный поцелуй. И почему-то в его исполнении этот жест не казался ни глупым, ни пошлым. – Они сделают нас немного богаче.

Мы почти вышли к воротам гостиничного комплекса, фонари разливали желтоватый масляный свет на дорогу.

– Посмотрим, – нейтрально сказала я. Из головы не шел черный крест и фигура под ним. Меня охватила тревога и паршивое чувство, что меня снова отстранили от управления собственной жизнью, совсем как ту ветку, которую понесло течением. Это ощущение не отпускало стой самой минуты, как мы проехали под деревянной аркой. Не отпускало, даже когда ночью Михаил навалился сверху, когда раздвинул мне ноги, когда ворвался внутрь грубо и быстро, шепча на ухо что-то непристойное. Он судорожно двигался, вжимая меня в матрас. Раз, другой, третий…. И горячо дышал мне в шею…

Черт, обычно я не такая бесчувственная и не всегда напоминаю бревно. Да и он не всегда такой нетерпеливый и считающийся только со своими желаниями. Под настроение мы могли кувыркаться до четырех утра к взаимному удовольствию. Любого другого утра, кроме этого.

Михаил издал короткий рык и замер.

– Извини, – прошептал он в темноте спустя одну томительную минуту. – Но у меня внутри все горит от предвкушения.

– Знаю, – ответила я, погладив его по волосам.

Я и в самом деле знала. Мишку всегда охватывало возбуждение и азарт, когда он шел на дело. А вот после завершения он мог спать сутками, вяло отмахиваясь от моих попыток расшевелить. Его возбуждала не столько женщина, сколько предстоящая афера.

– И все равно прости, я был груб, – повторил мужчина, скатился с меня, поднялся и пошел в ванную

Я встала с кровати, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу. Я уже давно не воспринимала свое тело как нечто личное, как что-то интимное. Бывали времена, когда я просыпалась в незнакомых постелях, и это если ночь была удачная. А если неудачная, то и не засыпала, удовлетворяя двух-трех мужчин одновременно, а то и больше. Меня не интересовали ни стыд, ни мораль, ни самоуважение. Просто слова, пустые шелестящие фантики от конфет. Меня интересовало только то, чем эти мужчины платили. Деньги или героин. Последнее даже предпочтительнее, не нужно бежать к дилеру.

Я встала напротив окна и опустила голову. Следы на руках и ногах давно зажили. Трудно представить, что было бы со мной сейчас, не встреть я Михаила. Хотя, почему трудно? Очень даже легко. Ничего бы со мной не было. И меня бы уже не было. Наркоманы долго не живут, а уж шлюхи-наркоманки тем более.

Я посмотрела в окно, желая отвлечься от темных воспоминаний не менее темного прошлого, и сквозь полупрозрачный тюль увидела, как к центральному корпусу подъехал автомобиль. Большой серебристый и немного угловатый джип, такие машины еще принято называть мужскими. Машина замерла на парковке, фары погасли. Из авто выбрался мужчина и сразу направился к главному входу. Свет фонаря упал на его светлые волосы. Возможно, это просто припозднившийся постоялец, но…

«Если он и превращается в медведя, то только в белого» – вспомнила я слова Михаила. Это был не гость. Это был хозяин.