Призраки не умеют лгать

Было видно, что дому пытались придать подобие уюта. Полные ведра воды в сенях, чистый половичок у порога, пожелтевшие вязаные салфетки почти на всех горизонтальных поверхностях, даже маленький телевизор накрыт.

– Показывает? – полюбопытствовала я.

– Ещё как, – засмеялась вошедшая в комнату женщина.

Александр смутился.

– Две программы, да и то с рябью, – покаялся парень.

– Мне и этого за глаза, – хохотнула она. – Все соседи сбегаются смотреть.

Я с недоумением разглядывала хозяйку дома. Алкоголиков повидать доводилось. Взять хотя бы нашего Семафора – все пороки и пристрастия отражены на лице. А тут статная фигура, румяные щеки, отливающие сединой волосы заплетены в косу, глаза ясные, чистые, морщин и тех немного.

Женщина разглядывала нас с добродушным недоумением, круглыми, как у племянника, глазами, но если у парня они были темно-серыми, то у неё насыщенным карим цветом напоминали спелые вишни. Добротная драповая юбка и хлопковая блузка – всё старое, но чистое.

Кад-арта не было. Ещё один псионник? Не многовато ли для глухой деревушки? Я испуганно покосилась на Дмитрия, вдруг сцена на улице повторится. Но Станин усмехнулся и перевёл взгляд на стену. В углу рядом с иконами на вычурном гвозде с резной шляпкой висела цепочка с камнем. Золотисто-оливковая, словно из мутного стекла капля. Хризолит. Раз не носит, значит, хвостов нет. Сама, бывает, так же делаю. Делала.

Хозяйка плавно переместилась к накрытому столу, между делом успев представиться Ереей Авдотьевной, но тут же попросив звать по отчеству.

– Ну, и наделали вы шуму, – без умолку говорила женщина, доставая из печи чугунную сковороду с дымящейся картошкой. – Чужих в наших краях лет пять не бывало. Я даже за стол не дала сесть, послала Сашку разузнать, кто пожаловал. Разговоров теперь на всю зиму хватит, – мечтательно протянула хозяйка, – за такое не грех и выпить.

Парень мученически застонал. Авдотьевна, метнувшаяся было к двери, развернулась, уперев руки в бока.

– Небось, набрехал, что мы тут пьём без продыху? – Голос поначалу возмущённый, вдруг стих. – А, может, и вправду пьём, – уже миролюбиво согласилась женщина. – Чего ж ещё делать-то?

Саша натянуто улыбнулся и полез в буфет за стопками, глазами прося прощения за родственницу. Я вернула улыбку. Дмитрий расслабленно откинулся на спинку стула.

Бутыль, которую хозяйка водрузила на стол, поражала размерами и странным коричневым, словно чай, оттенком.

Ужин затягивался. Авдотьевна разливала, они пили, закусывая кто огурцом, кто хлебом, кто картошкой. За окнами стемнело, а спать никто не собирался. Женщина то и дело что-то спрашивала, о нас, о новостях в империи и мире, о жизни вообще. Я и Александр что-то рассказывали, Демон пропускал половину вопросов мимо ушей, отвечая по большей части односложно.

– Какой, говоришь, дом они смотрели? – спросила изрядно захмелевшая хозяйка у Саши.

– Десятый, – нехотя ответил парень.

– Мертвецкую, что ли? – удивилась женщина – Неужто старая карга копыта откинула?

Дмитрий предостерегающе положил руку мне на колено и ощутимо сжал. То, что хотела сказать, я благополучно забыла, правда, от неожиданности подпрыгнула на месте. Псионник подался вперёд.

– А почему мертвецкая?

– Тётя… – простонал Александр.

– Чего, тётя, – подперев голову рукой и явно настроившись на воспоминания, передразнила Авдотьевна. – Должны же люди знать.

Парень махнул рукой, мол, делай, что хочешь.

– Мертвецкая потому, что мертвецы нынче там хозяева. Артаховы из-за этого и уехали.

– Нет там никого. Проверял, – вставил Саша.

– Мертвецы знакомые или со стороны кто прибился? – не обращая внимания на парня, спросил Демон.

– Свои, конечно. Чужих не держим, – хохотнула тётка. – Пашка блаженный монахиню туда заманил и того… прибил, а потом и сам повесился.

– Пашка?

– Фамилии не знаю, врать не буду. Сирота. К монастырю прибился, помогал и им, и нам, кому чего. За еду работал.

– Почему блаженный?

– Кад-арта у него не было. Всё голоса слушал, мол, это ангелы с ним разговаривают, – Авдотьевна подняла почти пустую бутылку и разлила ещё по одной. – Пусть земля ему будет пухом.

– А что имперский корпус? Хозяева?

– Какой корпус! – горько ответила женщина. – Нирра прискакала. С кавалерией. Быстренько всё прибрали и в монастырь. С настоятельницей договариваться. Видать, денег дала.

– Что ты болтаешь? – разозлился племянник. – Это же родственники, внуки, поди.

– Вот-вот, пусть знают, – не отреагировала тётка.

– Вы думаете, Артаховы как-то замешаны?

– Не-е-е, – замотала головой Авдотьевна, а потом задумалась. – Черт его знает. Когда всё произошло, Сергий как раз жену в роддом повез, это точно. Дом пустой стоял. Но с другой стороны…

– Что? – не выдержала я.

– Кто из вас Артахов? – вдруг спросила хозяйка, приглядываясь при этом к псионнику.

– Я Артахова, – ответила я, прежде чем Дмитрий успел помешать.

Это почему-то смутило женщину.

– Не берите в голову, просто фантазии старой пьяницы.

Дмитрий подался вперёд, глаза стали цепкими, словно и не было до этого десятка тостов и стопок, наполненных чайной самогонкой.

– Мы должны знать правду, – прозвучало это очень твердо.

Александр странно крякнул, но промолчал.

– Твой отец, – Авдотьевна повернулась ко мне, – как это сказать… он красивый мужик, высокий, уверенный. Женщины всегда на таких смотрят.

– Я знаю. – Облегчение отразилось на моем лице, хозяйка удивлено подняла брови. – Папе всегда слишком нравились женщины. Раньше мама злилась, ругалась. А теперь смеётся над ним.

– И правильно. – Тётка хлопнула ладонью по столу, стопки мелодично звякнули. – Умная у тебя мама. Мужики они все кобели. Помню, мой неделями дома не появлялся, у…

– Может, нам выйти? – иронично перебил хозяйку Александр.