Бесы

А местное начальство чувствовало себя прескверно…

А местное начальство чувствовало себя прескверно! А если точнее, то совсем паршиво, – просто поганее некуда! …Только-только закончили накрывать шикарный банкетный стол в просторной директорской комнате отдыха, заметьте – только для избранных! Только-только женщины – похорошевшие, с сияющими глазками и в ослепительных нарядах, собрались войти сюда и занять свои места за праздничным столом, как случилось это! Директор завода Альшвангер Герман Соломонович задумчиво смотрел на свою секретаршу, которая с самым невозмутимым видом копалась в каких-то бумагах. Ну какие сейчас, к чёрту, могут быть бумаги? Над её столом висел календарь с красочным изображением дракона. Директор ненадолго задержал на нём внимание, а затем первым нарушил молчание:

– Бросьте копаться в такой темноте, Алла Егоровна! Посмотрите, что за окном делается! Что-то не очень вежливо запускает нас в будущее год китайского дракона… Что делать-то будем?

Алла Егоровна равнодушно пожала плечами:

– Городские власти разберутся, что делать.

– Ах, Алла Егоровна! Какие власти разберутся? И когда они разберутся? Да сейчас все власти себя спасать начнут, если, конечно, ещё живы остались. Господи, и откуда только эта напасть взялась на нашу голову? Больше всего беспокоюсь, – что там дома сейчас делается? Всё-таки жена, да и дети собирались сегодня к нам приехать… А где сейчас Ваши родственники?

– Трудно сказать, но я за них тоже переживаю.

– Вот и отметили Новый Год!

Невозмутимость секретарши его раздражала! В общем-то, её спокойный характер всегда нравился Герману Соломоновичу, но сейчас – это просто выводило его из себя! Конечно, она безупречно выполняла свои многочисленные обязанности и никогда не доставляла никаких хлопот, – но ведь не робот же бесчувственный она, в конце концов! Ведёт себя так, что вроде это всё её совершенно не касается! Видит ведь, как ему плохо, – могла бы хоть раз с ним по душам поговорить, проявила бы хоть каплю сочувствия! Разобиженный Герман Соломонович решил спуститься этажом ниже и переговорить с начальником охраны Зальцманом Евгением Васильевичем, но едва поднялся из-за стола, как тот уже сам постучал в дверь директорского кабинета:

– Можно?

– Входите, Евгений Васильевич!

Зальцман вошёл, аккуратно прикрыл за собой дверь и, опасливо косясь на Аллу Егоровну, которая даже не обернулась на его жиденькое приветствие, – медленно и как-то робко приблизился к столу Германа Соломоновича. Евгений был каким-то дальним родственником жены, и всю жизнь проработал простым шофёром. Но в последнее время у него стала сильно болеть поясница и замучил геморрой, поэтому он буквально выстрадал (читай – выпросил!) эту нехлопотную должность. Директор недолюбливал этого человека за слишком уж явно выраженную мягкотелость и подобострастие, но вынужден был терпеть его на работе, чтобы избегать лишних скандалов с женой. Ну что толкового можно было ждать от такого человека, который готов прогнуться подо что угодно? Предыдущий начальник охраны был гораздо более симпатичен директору, деловой был человек, много хороших дел с ним провернули, но недавно уволился и ухал с женой на ПМЖ в Израиль. Где теперь такого найдёшь?

– Садитесь, Евгений Васильевич! Что намерены делать в такой ситуации? – cразу напрямик задал самый животрепещущий вопрос Герман Соломонович.

А Зальцман и без того уже успел изрядно перенервничать. Когда всё только началось, он не придал происходящему должной серьёзности. И где только глаза были? Ему очень хотелось продемонстрировать всем свою организованность, решимость и самостоятельность в принятии решений при всеобщей панике и хаосе, – вот он и выскочил на улицу, чтобы пройти к проходной и дать подчинённым ценные указания, да и угодил прямиком в когти дракона! Не приведи Бог! Теперь только и осталось, что выкинуть растерзанное новое пальто. А уж сколько ссадин и ушибов наполучал, пока до проходной добрался – просто кошмар! Ладно ещё, хоть без переломов обошлось! Но больше всего было обидно то, что никто, ни единый человек, – на помощь не бросился! Даже подняться не помогли, когда змеи его по земле катали как футбольный мяч! Никто не заступился! Если бы какой-то залётный орёл эту змеюку летучую не отогнал, то и вообще неизвестно, чем бы дело закончилось! Теперь вот ещё и перед начальством отчитываться надо. «И чего мне за баранкой не сиделось?» – с запоздалым сожалением подумал Зальцман, но, как говорится, – поздно начинать боржоми пить, когда почку уже отрезали!

– Я вот что предлагаю, Герман Соломонович. Ввиду чрезвычайно опасной ситуации, когда прервана всякая связь, нужно снарядить группу охранников, чтобы они смогли пробиться до полиции и сообщить о наших делах, – а там уж сообразят, что надо предпринять для спасения завода.

– Мы не можем так людьми рисковать, Евгений Васильевич, – озабоченно надломив брови и придав голосу максимум озабоченности, важно ответил директор. – Если только кто-нибудь добровольцем захочет вызваться, а так – нет! Посмотрите в окно – сплошная тьма и вонь, света божьего не видно, да ещё эти твари огнём плюют – как минами швыряют! Так кого и куда мы пошлём? Эх! – обречённо махнул рукой Альшвангер.

Герман Соломонович встал, прошёлся по кабинету и остановился у окна, напротив которого была расположена автостоянка для служебного транспорта. Зрелище нарисовалось ужасное! Несколько автомашин, в том числе и новенький шикарный директорский лексус, – горели мощным пламенем. «О, прощайте, прищуренные японские глазки! Я любил вас!» – сентиментально попрощался растроганный Герман с любимым автомобилем, и скупая мужская слеза задрожала над отёчным нижним веком директора. Очень скоро к звериным воплям драконов добавились взрывы машин, и огонь стал быстро распространяться по заводу. И в пламени огня было хорошо видно, как летали, кувыркались и метались разъяренные твари всех мастей и размеров, а уж бесчинствовали они – кто во что горазд! Один из драконов почувствовал взгляд директора, обернулся и, ощерив жуткую безобразную пасть, ринулся на него. Герман Соломонович в испуге отпрянул от окна, уже почти готовый расстаться с жизнью, – но евроокно выдержало первый натиск змея! Однако змей не собирался отступать: злобная тварь снова и снова билась в стекло! А парализованный страхом директор стоял, как вкопанный, и лихорадочно вспоминал, что только на его этаже установлены новые стеклопакеты, а на первых двух этажах оставались старые трухлявые деревянные рамы. Во время ремонта их хорошо прошкурили, проолифили и заново покрасили, – словом, придали товарный вид, а на сэкономленные при этом деньги директор с женой, детьми, тёщей и тестем – съездили на три недели отдохнуть в Италию. А сейчас он стоял посреди кабинета как соляной столб и проклинал себя за жадность и допущенную оплошность, которая может теперь стоить ему жизни. Но кто же знал, что так получится?

Тут же до его слуха донёсся звон битого стекла, безумные истошные вопли женщин и топот бегущих людей. И Герман понял, что – всё, конец, пал последний бастион! На первом этаже располагалась охрана, на втором несколько кабинетов занимали заводские отделы, а остальные сдавались в аренду. Ну а на третьем – находился он сам, два его зама, секретарь, бухгалтерия и экономисты. И теперь с нижних этажей все бежали к нему на третий – спасаться! А побледневший начальник охраны так вжался в кресло, что, наверное, даже трактором было невозможно сковырнуть его оттуда! Евгений Васильевич прекрасно понимал, что ему тут больше делать нечего, но никакая сила не могла бы сейчас сдвинуть его с места, – ему было страшно! Директор посмотрел на него, хотел было что-то сказать, – но говорить ничего не стал, только устало махнул рукой: да чёрт с тобой, сиди! Поносная ты жижа, а не начальник охраны! И принесло же тебя на мою голову!

Внезапная подленькая мыслишка молнией пронзила директорскую голову: надо срочно запереться в комнате, где был накрыт стол для праздничного банкета! Там его никто не достанет! Тут же, некстати, подумалось об арендаторах, – все они сейчас понесут убытки и могут предъявить за эти убытки немалый иск. Заодно его «подтянут» за десятимесячную невыплаченную зарплату, уже намёки были – профсоюз что-то зашебутился. Уж, казалось бы, прикармливаешь их, прикармливаешь, а волк всё-равно в лес смотрит! Да ещё совсем не вовремя – угрозы о предстоящей забастовке, будь она неладна! Организаторы обещали, что целый месяц после Нового Года никого не подпустят к рабочим местам, если администрация не удовлетворит их требования. И кроме того ещё грозились голодовкой, причём собирались пригласить на это безобразие радио и телевидение! Вот скоты! А кому за это всё отвечать придётся? Ему! За секунду оценив ситуацию, Герман Соломонович со скоростью гепарда рванул в комнату отдыха, – благо, что она вплотную примыкала к кабинету, – и запер за собой дверь. А забастовщики пусть теперь свои претензии к нечистой силе предъявляют! А то взяли моду жаловаться: то в инспекцию по труду, то в прокуратуру, то в суд тащатся, плебеи хреновы, смерды поганые! Пусть теперь сами выкручиваются, – быстро всякие глупости из головы повылетают! … Хотя нет, нельзя прятаться: всё-равно достанут, только опозоришься!…

Но как бы то ни было, – а что с ним самим будет дальше, директор не знал. А люди уже поднялись на третий этаж и все наперебой взволнованно говорили о жертвах. Мужчины дружно бросились баррикадировать входы на этаж, хватая для этого кресла, шкафы, столы, – в общем, всё, что только смогли передвинуть и поднять. Начальник охраны смог, наконец, отлепиться от кресла и тоже кинулся помогать городить завалы. Да только толку от него было – ноль целых, хрен десятых! Потому как росточком он был – метр с кепкой в прыжке! Ну и силой, естественно, обладал соответствующей! Так что сейчас он больше попусту суетился и путался под ногами, чем помогал. Но его не гнали – не тот сейчас был момент, а просто с презрением смотрели на его никчёмные ужимки. А вот бес наблюдал за ним с удовольствием! Да и вообще он получал огромное наслаждение от всей этой кутерьмы.

Одна Алла Егоровна по-прежнему возилась с бумажками в почти полной темноте. И бесу очень захотелось подшутить над ней, просто было непростительным грехом – упустить такой подходящий момент! Ему было доподлинно известно, что в редкие минуты отдыха Алла Егоровна с удовольствием читала французский роман Золя, вот он и решил этим воспользоваться! Воодушевлённый новой идеей, Казимир пронырнул под столом и увидел лежащий за вентилятором роман. Он быстренько схватил книгу и сунул себе в карман, а секретарше подсунул богато иллюстрированное, красочное, старинное – издание камасутры. Пусть любуется, не жалко! Она вскоре закончила работу с документами и, протянув в темноте руку, нащупала за вентилятором свою книгу. Ни о чём не догадываясь и ничего не подозревая, она положила её перед собой – в ожидании момента, когда наладят подачу электричества и можно будет немного расслабиться с любимой книжкой. И в эту же минуту к ней подошёл Герман Соломонович, надел очки и посветил на стол карманным фонариком, пожалев секретаршу, – ну что это она работает в полной темноте? Желая помочь Алле Егоровне, директор округлившимися от удивления глазами смотрел на книгу. Совершенно оторопевший, он только и смог произнести:

– Как? Алла Егоровна, Вы читаете это, да ещё и в рабочее время? Ведь Вы образованный человек, всеми уважаемая женщина, – что же Вы себе позволяете?

Алла Егоровна даже не нашлась, что сказать! Она сидела с неподвижным каменным лицом и ошалелым взором смотрела на то, что сейчас лежало перед ней на столе! А в душе её поднималась буря чувст, а из бури чувств – страшная тяжёлая обида! Но не из-за камасутры, нет! Хотя, чёрт её знает, откуда она тут взялась! Скорее всего, кто-то из посетителей принёс её с собой и спокойно читал в ожидании директора, а потом просто по ошибке прихватил Золя, а свой манускрипт оставил. Но всё-равно, ситуация была очень неприятная! Аллу Егоровну душили слёзы жгучей обиды: ну ладно – перепутала она как-то случайно книги, не в этом дело! А дело в том, – кто упрекает её в легкомысленном развратном поведении! Да как он только смеет! Упрекать её, честную женщину в таких вещах, – и это после стольких лет безупречной службы! Посмотрел бы на себя, прежде чем ей указывать! Сам-то кто? Первый потаскун на всём заводе и неисправимый кобелина! Да где же после этого у него совесть?

Возможно, Герман Соломонович и ещё бы что-нибудь сказал, но в открытую дверь приёмной стали заглядывать люди, и он промолчал. Все надеялись на директора, полагая, что он сможет что-нибудь предпринять и разрулить ситуацию. Герман Соломонович отошёл от Аллы Егоровны и выглянул в коридор. Среди толпы увидел он и организатора обещанной голодовки, работника профсоюзной организации – Илью Борисовича Довлатова. Видеть его сейчас было не очень приятно, но директор взял себя в руки и авторитетно произнёс:

– Прошу всех соблюдать спокойствие и тишину! Сплотимся перед лицом опасности! Оставайтесь пока в коридоре, никуда не отлучайтесь, – надо подождать, когда всё закончится!

– А когда оно закончится?

– На этот вопрос, дорогой товарищ, я пока ответить не могу. Время покажет!

– По времени нам обед положен, – усмехнулся кто-то, – а теперь даже и воды попить негде.

– Придумайте что-нибудь, Герман Соломонович! Сегодня ведь короткий день, меня дома ждут! – обратилась к директору молодая женщина.

– Уважаемые коллеги, имейте терпение! Скоро всё разъяснится, и виновные будут наказаны!

– Кто – наказаны? Это змеи, что ли?

– О каком Вы терпении говорите, Герман Соломонович? Ведь и так уже десять месяцев люди зарплату не получают, о забастовке думают. А теперь завод в такие убытки войдёт, что зарплата нам после этого – пожизненно не светит! А Вы опять к терпению призываете?! И сколько, по вашему, ещё терпеть придётся?

– На предприятии никто никого насильно не держит! Если вас что-то не устраивает, – пожалуйста, подыщите другое место работы, с подходящими условиями труда! – пафосно ответил Герман и тут же понял, – что не стоило, ох, не стоило сейчас говорить этих слов! Придёт ещё время, чтобы поквитаться за каждое слово, сказанное против него!

– Да, насильно тут никого не держат. Тут просто в чёрном теле держат! Вы прекрасно знаете, что сейчас все предприятия подряд закрываются, вот и посылаете нас так легко искать подходящую работу. Да её никакой нет! Ловко, однако!

– Ну что Вы хотите от меня услышать? Ведь вы же сами всё видите, – мы сейчас от всего мира отрублены! – стараясь не упасть окончательно в глазах общественности, важно изрёк директор.

– Не скажите, Герман Соломонович! Если вон те двое могут что-то сделать, то почему мы покорно ждём своей участи и бездействуем? – указал на окно Довлатов.

– Кто такие? – удивлённый Герман Соломонович подошёл к окну.

Огромными факелами горели деревья, освещая всю площадь перед заводоуправлением. Огромный дракон – точно такой, как на календаре Аллы Егоровны – сидел на воротах центральной проходной и явно издавал победные крики, попутно изрыгая пламя на домик с охранниками. Створки ворот были распахнуты настежь, и вокруг не было видно ни одного человека. А посреди ворот стоял брошенный шофёром КАМАЗ с выбитыми стёклами, и по нему резво скакали зелёные твари: один расшвыривал из кузова какой-то груз, другой с наслаждением выламывал дверцы кабины, а третий, не прерываясь ни на миг – прыгал на крыше полураскуроченной машины. Всюду болтались обрывки проводов, двор был завал сломанными деревьями и разбросанными повсюду металлическими деталями и искорёженными трубами. Как-будто в пору нашествия Мамая тут только что пронеслась дикая орда, всё сметая на своём пути! Да, впрочем, так оно и было…