Черная курица. Сказки

Перед боярскими санями гонцы скачут верхами, народ разгоняют с пути. Оповещают всех криками, чтобы сторонились – значит, что знатная особа боярская в санях едет.

День, другой, третий проходит. Неделя, другая, третья…

По дороге останавливаются лошадям отдых дать, самим поразмяться.

На исходе месяца доехали до боярской вотчины. Люди из избы выскочили встречать редких гостей. Господи Боже мой, и что это за люди были!.. Худые, измученные – кожа да кости. Глаза, как плошки, у всех огромные, так и горят. Желтая кожа отвисла на лице и руках. Голоса, как из-под земли звучат, глухие, страшные.

– Здрав будь, боярин милостивый! – кричат. Да крик у них такой слабый, что до ушей боярских дойти не может.

– Что такое? Что с вами? – удивляется боярин, обращаясь к голодным, измученным людям.

– Это нас так голод разукрасил, – отвечают ему несчастные. – Уморить он нас всех хочет. Ни крошки хлеба не оставил. Вот который день уже голодаем. Помоги нам, боярин, у тебя хлеба да припасов в твоих амбарах много. Вели, боярин, отпустить.

Не нравится боярину речь мужиков, помогать им не хочется. Мало ли их тут? Всех не обделишь.

Скуп был боярин и не умел людей жалеть. Да и не для того в дальний он путь отправился, чтоб мужикам свои запасы отдать. Другое его тешило и занимало: какой такой из себя Чародей Голод, мыслит он, и как бы найти его да на бой вызвать, чтоб он не смел ему, Коршуну, перечить? А то что же это? Который месяц боярин дани со своих вотчин собрать не может, из-за какого-то Чародея Голода убытки терпит!

Нет, надо его найти и победить непременно, лютого врага.

И стал спрашивать голодных мужиков боярин, как найти Голода-Чародея, как встретить его?

Но мужики не понимают, чего от них боярин хочет.

Одно только твердят:

– Помоги нам, боярин, Христа ради!

А боярин разгневался пуще. Велел поворачивать сани и в другую вотчину ехать.

Повернули сани и поехали лесом, большим, густым, непроходимым.

Как выехали на опушку, так темно-темно в санях крытых, точно ночью, стало. А тут еще метелица с вьюгой поднялась. Кружит, свистит, хлопьями снега забрасывает. Мучились, мучились, из сил выбивались…

– Стойте! – кричит боярин. – Переждем здесь метелицу, отдохнем. Запасов у нас дня на три хватит. К этому времени метель пройдет.

Выпрягла челядь лошадей.

День отдыхают, другой, третий, а вьюга не унимается. Всю дорогу занесло. Не выбраться. А припасов, что взяли с собою, все меньше да меньше становится. Наконец настал день, когда все припасы поели; больше ничего не осталось: не то что пирогов да живности – ни единой даже краюшки хлеба. А метель все кружит и поет, дорогу все больше и больше заметает…

Есть страшно людям хочется, а из леса выхода покамест не видно. Снежные заносы кругом.

Слуги волноваться начали. Ропщут.

– Есть хочется, боярин. Невмоготу!

А боярину и самому тяжко.

Дети боярские, уже третий день ничего не получая, захворали у него в возке. Жена стонет, мечется, смерть призывает. У старшенькой дочери боярина, боярышни Фимы, судороги уже делаются. И кричит страшным голосом Фима:

– Есть хочу, тятя! Дай мне хлебца, тятя! Умираю!..

Света не взвидел боярин от этих криков дочери. Ударился головой о стенку колымаги и заплакал навзрыд, поднимая руки к небу.

– Смилуйся, Господи! Помоги мне! Половину имущества моего раздам мужикам! Все свои запасы хлебные раскрою перед ними! Помоги мне! Спаси Фиму, жену, деток!

Сказал, поднялся с полу, посмотрел в окно возка и тихо вскрикнул.

Видит боярин, у самой колымаги стоит огромное, худое чудовище. Лицо у него страшное, костлявое, как у мертвеца. Коса за плечами, руки и ноги, как жерди, повисли – болтаются.

– Узнал ты меня, боярин? – спрашивает, смеясь, страшное чудовище. – Я Чародей Голод, тот самый, которого ты на бой вызвать хотел.

– Узнал! – лепечет боярин.

– Что же ты на бой меня не вызываешь? – снова смеется чудовище. – Я жду… Есть у тебя оружие, боярин? Не с пустыми же руками ты со мной бороться будешь. Иль ты меня богатством своим победить хочешь, боярин?

– Милостями постараюсь победить тебя, батюшка Голод, – отвечает боярин, – милостями… Сам теперь знаю всю силу твою!

И низко-низко поклонился Чародею Голоду боярин Коршун.

Словно чудом стихла метель, расступились снежные сугробы, и выехали на дорогу боярские сани. Вернулись в вотчину голодную, и тут боярин сам вышел к голодным мужикам и дал всем им торжественное слово, что пришлет им хлеба и муки из своих боярских амбаров. И всю свою казну, какая с ним была, беднякам роздал.

С тех пор круто изменился боярин Коршун: не только себя и свою челядь жалеет, но и мужиков своих не забывает, часто наезжает в свои вотчины, голодных кормит, бедняков наделяет щедро и торовато своей казной.

И хоть казны этой меньше у боярина стало, зато богат боярин любовью народной и счастьем окружающих людей.

Победил не к худу, а к добру боярина Коршуна Чародей Голод…

Дочь Сказки

Там, где сплелись ветвями ивы зеленые, где глухо шумит день и ночь большое лесное озеро, там, куда золотые звезды заглядывают по ночам робко и пугливо, там живет Сказка-королева.

Много лет королеве, старая она; не одну сотню тысяч лет живет она на свете. А по лицу и не подумаешь, что такая старуха Сказка. Лицо у нее гладкое, юное, свежее и такое прекрасное, что звезды любуются, глядя на нее, а озерные волны глухо шумят, красоте ее завидуя. Глаза у Сказки темные, глубокие и так горят, что глядеть жутко; щеки румянцем пышут; алые губки, как птички, щебечут; волосы у Сказки золотою сверкающей волной спускаются до самой земли.

Одета она всегда пестро и нарядно в одежду не то лиловато-красную, не то голубовато-розовую. И белого, и желтого, и зеленого много в ее наряде. А на голове – венок из цветов, такой душистый, что голова кружится, если близко подойти к Сказке.

Живет Сказка-королева в самой чаще зеленого леса. Там у нее замок построен, огромный, нарядный… Стены замка кружевные, ажурные, из листьев тополей серебристых и плакучих белоствольных берез и ив; трон – из незабудок и ландышей лесных; стража – двенадцать великанов-дубов. Стоят они караулом вокруг дворца Сказки-королевы и охраняют свою повелительницу.

Днем спит Сказка на душистом ложе из полевых цветов, а ночью, когда загораются на небе золотые звезды, тогда пробуждается Сказка, протирает свои темные, красивые глазки и начинает говорить, но так, что кажется, точно поет кто-то среди ночной тишины. Все громче и яснее звучит ее плавно текущая речь. И весь лес, все ее зеленое царство пробуждается тогда и сходится к ее замку: приходят звери, слетаются птицы, букашки и мошки, приползают, шурша по траве, змеи и гады.

И все слушают, слушают…

И звери, и птицы, и гады, и мошки целые часы стоят вокруг неподвижно, словно зачарованные сладким лепетом Сказки-королевы.

Ах, как хорошо, как захватывающе интересно все то, что она им говорит! А говорит она много, без устали, говорит о том, что делается на земле и под землею, в морях и на небе, и какие светлые духи живут высоко за облаками, какие темные чудища находятся под землей и в воде. И звери, заслушавшись Сказку, покорно ложатся у ее ног, и змеи смотрят на нее умиленными глазами, и бурные волны стихают, не завидуя больше ее сверкающей красоте, а золотые звезды улыбаются еще мягче и ласковее с далекого неба. Улыбаются и кивают Сказке-королеве… И только с первыми лучами солнца замолкает Сказка и, утомленная и счастливая, падает на свое душистое ложе и засыпает на нем, как беззаботный ребенок на руках няньки.

А двенадцать сторожевых дубов простирают над нею ветви, чтобы защитить ими от солнечных лучей и жары свою королеву…

Всем хороша и радостна жизнь Сказки в ее зеленом царстве. Всем хороша, только…