Не называй его Титаником

Прибывший посыльный донёс о ликвидации Бхоша. Под охраной воинов кпелле Джон и Макс вернулись на ранчо. Там их уже ожидала Саманта со своими подопечными. Джон и Саманта кинулись к друг другу.

– Милая, как ты…

– Со мной всё в порядке. Если бы ты видел, как эти дети обороняли школу. Они под стать взрослым воинам стойко отбивали наскоки бандитов. Они герои.

От пылкого рассказа Саманты у Джона немело внутри: «А если бы с Самантой что-нибудь случилось…». Сжимая в объятиях жену, Джон категорично сказал:

– У Макса уже судно готово к отправке. Завтра же отправлю тебя на континент.

Ответ Саманты удивил.

– Джон, я не могу бросить этих ребят. Мы будем вместе восстанавливать школу.

Джон задохнулся в растерянности.

– Но я не могу рисковать тобой. Я так испугался.

– А я совсем не испугалась, – рассмеялась Саманта, будто ничего тревожного не произошло.

– Я за тебя испугался, – голос Джона почти сорвался на панический крик.

– Ну что ты, родной… С такими смельчаками ничего не страшно. Это прирождённые бойцы.

– Вот именно, прирожденные. Твои герои родились в таких перепалках. Для них война – привычна.

– Я не предам их. Они защищали не только меня, они защищали школу. Они защищали уже другую жизнь, о которой узнали в этой школе. Милый, мы очень нужны этим людям. Не переживай. У меня хорошая защита, – Саманта улыбнулась, кивнув на столпившихся в сторонке учеников.

Отсутствие паникёрского настроения у Саманты вернуло Джону успокоенность. Он бережно обнял жену.

Весь вечер Саманта восторженно пересказывала героический подвиг своих подопечных.

А Джон смотрел на жену и в муторных мучениях сжималось сердце.

А на следующий день Саманта решительно заявила:

– Поеду, посмотрю, что со школой… – Невозмутимая реплика Саманты накрыла Джона отвратительным чувством страха. Конечно не за себя.

– Какая школа… Из дома никуда. Хочешь учить – будешь учить, но на ранчо. Здесь хоть надёжная охрана, – Джон кивнул в сторону охранных вышек.

Но Джон знал свою Саманту. Она всеми хитростями сможет убедить в чём угодно. А тем более сейчас, когда в ней взыграл патриотический дух.

Послышались ребячьи голоса:

– Саманта, мы едем ремонтировать школу.

– Саманта, ты с нами…

Прозвучал сигнал школьного автобуса. Жена окинула Джона победным взглядом.

– Я с тобой. И целый день буду тебя охранять, – напущено-строго проговорил Джон.

– А у меня охрана есть, – и женщина кивнула на приближающихся Симбу и воинов кпелле с автоматами. – Но и от твоего сопровождения не откажусь.

– Фолами прислал Саманте воинов кпелле, – отрапортовал подошедший Симба.

– Хм… И Фолами предугадал, что ты дома не усидишь, – усмехнулся Джон.

Вождь кпелле с иезуитской радостью пополнил свою коллекцию головой Бхош. Свой триумф доблестной победы вождь кпелле поспешил осветить и Максу Хиллу. Как обычно привнося свои заслуги, государственный чин огласил и цену его доблести. Для решения проявившихся задач Фолами предложил встретиться на открытии новой железнодорожной ветки.

Макс Хилл и Джон обсудили победный успех общего друга и предполагаемые иски того.

– Победитель. Вон как описал свою героическую доблесть. Будто не банда Бхоша напала, а союзная армия африканских стран. Теперь этот победитель будет в прогрессии предъявлять всевозможные «если». Личностные амбиции этого государственного деятеля зашкаливают. Возомнил себя суверенным. Не мешает напомнить, откуда его суверенность взялась, – высказал недовольство Хилл.

– Однако в данных обстоятельствах Фолами всё же заслужил премиальные. – За спасение Саманты Джон готов платить вождю за все его предъявленные «если».

– Сейчас на Фолами у тебя свой взгляд. Понимаю. Но возвеличивать этого самодержца не стоит. Все его заслуги оплачиваются сполна, и, между прочим, в большей мере с наших проектов. Если мы пойдём у него на поводу, он за каждый выстрел будет с нас проценты требовать. Я уже представляю список его исков в этом победном марше. Однако все его «если» – это государственные обязанности нашего протеже. За них он оплачивается из государственной казны: сколько хочет – столько и берёт, – усмехнулся Макс Хилл.

– Хорошо, что всё хорошо закончилось. У нас ещё столько не завершенных проектов. И государственный палец Фолами нам ещё понадобится.

– Через неделю пуск новой железнодорожной ветки. Вот там и поговорим о притязаниях нашего друга, – потирая руки, произнёс Хилл.

Джон согласно кивнул.

На открытие железнодорожной ветки собрался весь начальственный бомонд. Весёлые возгласы, смех и ритм барабанных звуков создавали атмосферу праздности. В первых рядах на помосте восседал Фолами в окружении вооруженных автоматами воинов. С надменным видом вождь поглядывал по сторонам. Увидев Макса и Джона, он веерным движением руки пригласил их на почётные места. Джеймс Смит прибыл чуть позже. В приподнятом настроении он приветствовал присутствующих. Железнодорожный магнат явно прижился на африканской земле. Не такой уж страшной она оказалась, как её малюют. Дела шли «в гору». Железнодорожные дороги стали потребностью в разрушенной стране. Контракты заключены на годы вперёд. Да и быт украшен красивой мулаткой. Есть чему радоваться. Подавшись настрою ликующего окружения, Джеймс Смит вскочил на подножку медленно движущего состава. Макс Хилл приветственно помахал другу.

Повернувшись к Фолами судовладелец шутя предложил: «Может, и мы прокатимся». Сосредоточенный вид вождя говорил, что он в думах. А думы действительно были. Сувенирные подношения вождя теперь не возбуждали. Потребности стали другими. Выражение лица Фолами было под стать значению его имени: «Уважай и почитай меня». Окинув Хилла надменным взглядом, Фолами ультимативно произнёс:

– Мой процент должен увеличиться.

Макс Хилл удивлённо повёл бровью и насмешливо посмотрел на напыщенного государственного деятеля.

– Из чего такой вывод…

– Хороший поезд. Быстро едет, – Фолами показал на железнодорожный состав, из которого приветственно махал Смит.

– Ну и… – с усмешкой произнёс мистер Хилл, понимая куда клонит прозревший государственный друг.

– Расчёт по поезду сделан не так.

– Расчёт произведён точно по проекту. Согласие вашего величества подтверждено вашими двумя пальцами, – хмыкнул Хилл.

– Проект – это бумага. Можно исправить.

Макс Хилл похлопал вождя по плечу и сквозь зубы испустил:

– Ну-ну… Я переговорю с партнёрами.

Подошёл довольный Джеймс Смит. Потирая руки, магнат удовлетворенно произнёс:

– Объект испытан и принят.

– В твоё радужное настроение сейчас плесну каплю дёгтя, – иронично проговорил Макс Хилл, кивнув в сторону Фолами.

– Капля – не ложка… Что там вождь потребовал…

– Наш туземный друг, увидев тебя воодушевлённым, решил себе тоже тонус поднять. Железнодорожный бизнес показался ему более прибыльным, чем он ранее предполагал. Что-то узрел в натурном воплощении проекта. Вот и решил внести коррективы в финансовую часть проекта.

– Много попросил?

– Великий стратег и сам не знает сколько запросить. Видишь, думает. Для наших перспектив этот «Ганнибал» ещё пригодится. Хоть и сукин сын наш дружок, но… нужный нам этот собачий сын. Ссорится не будем, – пренебрежительно проговорил Макс Хилл.

– Ну, что ж… Тебе виднее. Он же твой друг, – усмехнулся Джеймс.

– Как говорится: дружба дружбой, а всё остальное – врозь, – уточнил Хилл.

Дружба и деловые отношения Макса Хилла и Фолами строились на принципе «Потребности каждого определяются его возможностями». Зачастую потребности Фолами не соответствовали его возможностям. И приходилось мистеру Хиллу напоминать государственному другу об этом неравенстве. А заодно намекнуть – «с чьих рук тот кормится». Очередная демонстрация вождём своих ненасытных потребностей особого недовольства у мистера Хилла не вызвала. Ну получит черный друг некую толику комиссионных. Однако и ответит своей государственной благодарностью. Поставив вождя кпелле у государственного руля, судовладелец предвидел, что будет иметь явные преференции в продвижении своих проектов. А проекты были. Мистеру Хиллу потребовалась земля, на которой были обнаружены новые залежи алмазов. Вот тут и потребовалась государственная порука. Конкуренты были устранены, а и эта земля передана в арендное управление Максу Хиллу. Дружеский тендем способствовал процветанию предпринимательства мистера Хилла и сохранению власти у вождя кпелле.

Как-то вечером, как обычно, сидя в гамаке в объятии мужа, Саманта тихо сказала:

– О твоём Титанике больше говорят, чем о насущных проблемах. Всякое говорят.

Титаник-2 действительно вызвал много толков. Больше всего разговоры сводились к наименованию судна. Своим роковым прозванием – «Титаник» – корабль приобрёл мистическую славу. Этому суеверию придерживалась и Саманта. Саму идею строительства мега корабля Саманта не отвергала. Однако наименование будущего творения Джона она связывала с фатальным исходом греческого божества Титана, которого боги низвергли в Тартары. Трагичную участь одноименного трансатлантического корабля, сгинувшего в пучине океана, и идею Джона произвести на свет клона утопленника Саманта связывала с античным событием. И чем сильнее было желание у Джона увидеть свою мечту сбывшейся, тем настойчивее Саманта отговаривала от рокового названия. Жена с маниакальным упорством повторяла: – «Твой Титаник станет призраком того Титаника». Но для Джона именно бренд «Титаник» был смыслом его идеи.

Улыбнувшись Джон предложил:

– А поехали – посмотришь. Все разговоры и твоё предубеждение – домыслы.

Грустному взгляду Саманты Джон парировал пылким признанием.

– Мой Титаник благословлён великим чувством «Любовь». А оно «не тонет» и «не горит». Оно вечно.

Саманта посмотрела на огромную надпись корабля. На лицо легла тень. Совсем другое чувствовал Джон. Он восторженно проговорил по слогам: ТИ – ТА – НИК. Произнесенное прозвучало победным маршем.

В мажорный настрой Джона проник минорный голос Саманты:

– Не называй его Титаником.

Обняв любимую, Джон умиленно сказал:

– Не мучай себя. Перед нашей любовью все предрассудки уйдут в небытие. Скоро Титаник-2 разрежет океанскую гладь, а мы с тобой будем стоять на капитанском мостике.

– Как герои одноименного фильма, – грустно произнесла Саманта.

Джон обнял жену и молитвенно произнёс:

– Да минует нас горькая судьба тех Титанов.

В упоении своей мечтой Джон затерялся во времени и упустил перемены в Саманте. Страстность жены, её зазывающий смех, зовущий взгляд затерялись в ожидании приближающего часа спуска Титаника-2. Счастливые дни утратили свою остроту. Часы неги, в которых они пребывали ранее, как-то растворились в торопливых буднях. А когда наткнулся на безучастный взор милой, Джон запаниковал. Он терялся в догадках: что сломало его неугомонную Саманту. Отрадных дней, когда Саманта, будто в угоду ему, стряхивала с себя пелену безучастия и снова становилась той, которая когда-то будила в нём бушующий огонь любви, становилось меньше и меньше. И чем реже эти дни возвращались, тем Джона сильнее охватывала щемящая тоска, перемешанная с потаённой надеждой. В этой кричащей беспомощности он, будто путник, блуждающий по пустыне и мечтающий о глотке воды, жаждал увидеть прежнюю Саманту с лучистым взглядом, таинственностью, которая будоражила его естество. Джон уповал на её любовь. Неужто это чувство в любимой погасло. Этого больше всего Джон боялся.

Но внутренний голос кричал: «Любовь не ушла. Саманта любит тебя». Джон в растерянности вопрошал: «А что же тогда…»

И ответ пришёл.

Как-то пробудившись, он решил сообщить жене о наступлении счастливого дня. Но его потрясла внешность любимой. Желтизна в лице, испарина на лбу. Подавляя внутри себя страх, Джон спросил:

– Милая, как ты себя чувствуешь…

– Что-то знобит, – в глазах жены мелькнул лихорадочный блеск.

В душе Джона похолодело.

– Милый, не волнуйся. Это не то, что ты думаешь… Ведь мы привиты. Просто вчера попала под дождь. Слегка промокла, отсюда и озноб. Сейчас выпью эликсира Эйо. Ты же знаешь, её настойки из чудотворных травок от любой хвори избавляют.

– Прости, милая. Я вчера вернулся поздно, ты уже спала. Проглядел… – Джон в страхе сам покрылся испариной.

– Всё будет хорошо. Сегодня отлежусь, а завтра в школу, – устало произнесла жена и слабо улыбнулась. Вымученная улыбка милой пронзила Джона резкой болью.

– Хорошо, – покорно произнёс Джон. Своим повиновением он хотел загладить вину за упущенные часы их душевного единения.

Увидев входящую Нкиру Джон облегченно произнёс:

– Как хорошо, что ты пришла. А то моя патриотка рвётся в бой. Поговорите, а я…

Отстранив Эйо от кухонных обязанностей, Джон облачился в кухонный фартук и с вдохновением взялся за приготовление завтрака для любимой. Вытащив на стол продукты из холодильной камеры, он выстроил собственное меню. Этой толикой внимания он хотел вызвать в любимой прежний всплеск радости. Облокотившись о подоконник изогнувшимся станом, ироническим взглядом на него посматривала Эйо. Погрузившись в свои мысли, Джон вполуха слушал её критические реплики, касающиеся оценки его меню. Мнение о его способностях вызывало у Джона улыбку. Он вспомнил, как Эйо с африканским упрямством доказывала мистеру Хиллу несъедобность американской еды. И «со скрипом» воспринимала его кулинарные уроки. Но вскоре уже потрясала своего хозя-ина поварскими успехами. Определяя свою Радость в помощь Саманте, Макс пояснил: «Эйо столько готовит, что можно всё племя кпелле прокормить. Так пусть и вас поставит на довольствие». Радость с готовностью принялась обслуживать два дома. Саманте такая помощь пришлась по душе. Ведь для реализации её грандиозных планов, как жена шутливо обусловила, нужно в сутках сорок часов.

Окинув оценивающим взглядом приготовленные Джоном кушанья, Эйо одобрительно произнесла:

– Это понравится Саманте.

Ободрённый похвалой, Джон вошёл в комнату, где посвящали друг друга в свои уже осуществившиеся и ещё грядущие мероприятия подруги.

Джон горделиво произнёс:

– Милые дамы! Я пришёл вас удивлять.

И действительно еда на подносе у Саманты вызвала неподдельную радость.

– Тушенная фасоль в помидорном соусе. И моё любимое яйцо-пашот. Милый Джон ты и вправду удивил. До ныне я не замечала за тобой кулинарного дара. Саманта перевела взгляд на Эйо, которая гримасами и жестами показывала на Джона, подтверждая его кулинарное мастерство.

Молча наблюдая за Самантой Джон видел, что любимая негромкими возгласами и смехом деланно старается отвлечь мужа от мыслей, которые сумрачной тенью отражались на его лице.

Вошла Нео. Золотистые лучики из её глаз брызнули навстречу любящему взгляду Саманты. Обожающим пониманием наполнилось помещение. Девочка подошла к Саманте и нежным прикосновением провела по её шелковистым волосам.

– Нкиру, посмотри какая красавица выросла. Моя Нео, мой Подарок. Она – талант. У неё такие картины… Я уже договорилась о выставке её картин в нашем посольском представительстве.

– Отлично. Пусть видят работы одарённых детей Либерии. А талантливых ребят у нас много, – Нкиру обняла девочку.

– У этих детишек учителя гениальные, – поддержал мажорный настрой дам Джон.

– Милый, ты тоже хорошо смотришься на нашем фоне, – жена с усилием засмеялась.

– Стремлюсь соответствовать вашему интеллектуальному потенциалу, – поддержал наигранность жены Джон. А у самого тревожно заныло внутри. Малярия своими мрачными признаками неумолимо меняла облик милой.

Провожая Нкиру Джон поделился:

– Меня пугает состояние Саманты.

– Йое скоро придёт. Она поставит Саманту на ноги.

После полудня у ворот ранчо раздались выкрики:

– Саманта, мы пришли узнать, почему ты не пришла в школу…

– Саманта, мы хотим видеть тебя.

Саманта дала распоряжение впустить крикунов. Усевшись за длинным столом, они тревожными взглядами смотрели на Саманту. Разноголосицей сыпались тревожные возгласы:

– Испугались, когда тебя в школе не увидели…

– Ага.

– Думали уехала…

– Саманта, не уезжай.

– Ты наша. Нам хорошо с тобой.

От просящих глаз трущобных подростков у молодой женщины запершило в горле, и слёзная пелена застлала глаза.

Эйо, наигранной интонацией недовольства, ворчливо пробурчала:

– Целое племя набежало. Хорошо, от рабочих каша осталась. Выбрасывать не придётся.

Поставив перед ребятнёй посуду с едой, Эйо чувствительно подумала: «Сколько же умного Саманта вложила в головы этих огольцов. Может, кто-то и выберется из трущобного прозябания. И будут вспоминать Саманту».

Созвучным эхом прозвучало:

– Саманта, ты рассказываешь нам про другую жизнь. Мне там нравится. Учи нас ещё.

– А я обязательно выучусь. И своим ученикам буду рассказывать про хорошую жизнь.

Джон видел, как благотворно на жену подействовали откровения малолетних последователей её самоотверженности. Её бледное лицо озарилось улыбкой и небесные глаза наполнились радостью. Но живительное расслабление вскоре прервалось удушающим кашлем. Ослабленная Саманта виновато посмотрела на Джона.

Вечером в его объятиях жена, превозмогая телесную немощь, тихо произнесла:

– Эти африканские Гавроши возвысили меня во мне же. Я счастлива.

В ночь Джон прислушивался к порывистому дыханию жены. Но к утру тревога, усталость погрузили его в глубокий сон. В сонном мареве ему пригрезился зовущий голос Саманты: «Вставай, соня. Пора завтракать. Эйо уже посудой стучит». Джон задержал дыхание и в сомнении открыл глаза.

Перед ним стояла Саманта и ласкающе улыбалась.

– Просыпайся, просыпайся. Счастливый день наступил.

Джон в растерянности смотрел на жену. Еще сомневаясь в реальности видимого, он облегченно выдохнул.

– Милая, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – ласковый голос Саманты совсем вывел Джона из небытия. Он задохнулся в участившемся биении сердца.

– Милая… – взволнованный Джон готов это повторять ежесекундно. В его интонации было столько любви, что Саманта растроганно прошептала:

– Я же сказала, что всё будет хорошо, – и засмеялась своим влекущим смехом.

– Родная, ты так нас напугала. – Джон в томительной неге прошептал: – Милая, я так соскучился по твоему радостному смеху. Я так соскучился по тебе…

– Но как я могла покинуть любящих меня людей.

У Джона по щеке скатилась теплая слеза.

– Конечно не могла. Не могла и не должна, – в радостном возбуждении Джон припал к груди Саманты. И вдруг, как потерянный ребёнок, который вдруг нашёлся, громко зарыдал.

– Родной, мой. Как же я соскучилась по тебе, – Саманта припала к губам Джона.

Целый день Саманту повсюду сопровождали обожающие взгляды ближних. А она вела себя, будто, не её ещё вчера сжимала в своих смертельных тисках изнурительная болезнь. Её ласкающий смех, слышимый в разных местах ранчо, воспринимался особо: будто округу осветило солнце, наконец прорвавшееся сквозь тучное небо. Джон с нежным чувством наблюдал за любимой. Вот она, прежняя Саманта, с озорным смехом, дразнящим взглядом, влекущая к себе страстным желанием. Джон встряхнул головой, будто рассеивал сумрак жутких мыслей, ещё так недавно терзавших его напуганное сознание. Недалёкий страх призрачной тенью ещё стоял у него на пути.

Посмотрев на Саманту, которая с воодушевлением рассматривала с Нео её рисунки, Джон глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Его любимая опять вернула его к радостному восприятию жизни, снова дарит ему счастье. Сколько же он передумал в те мучительные минуты, часы… Он жил молитвами. И вот… Он услышан.

На одном из рисунков Саманта задержала свой взгляд.

– Кто это…

– Ты, – Нео прильнула к Саманте.

– Но здесь я совсем не похожа… – удивлённо произнесла Саманта.

– Разве, эти глаза не твои…

Саманта вгляделась в рисунок.

– Мои… – Саманта вопрошающе посмотрела на юную художницу.

– Ты – моя Луна. В этих глазах отражается Лунный свет, – в сказанном слышалась трогательная любовь.

Комок перехватил горло Саманты.

– Саманта я так молилась за тебя. – Нео чуть запнулась и тихо произнесла: – Ты самая лучшая моя мама.

Саманта в волнении обняла свой Подарок и тихо прошептала:

– Ты моя светлая девочка. Моя доченька.

Саманта наполнилась радостным чувством. Ей казалось, счастливее её нет.

Вдруг раздались крики вперемежку с гортанными возгласами Эйо. Подошедшая негритянка напущено сердито выговорила:

– Разогнала. Целыми днями под воротами галдят. Нет покоя…

– Эйо, ну что же ты их не впустила… Я так соскучилась.

– Позже, позже. Ты ещё толком не оправилась. Хоть дай нам насладиться радостью видеть тебя здоровой, – Эйо любящим взглядом окинула молодую женщину. – Сейчас принесу твой любимый ройбуш.

Следом за уходящим солнцем Джон направился под финиковую пальму, где в гамаке, слегка раскачиваясь, сидела Саманта. Утомлённый вид показывал, что день дался ей нелегко. Сев рядом, Джон обнял любимую. Молча, они смотрели в ночное небо, по которому величаво шествовала Луна. Чуть заметная улыбка и янтарный блеск глаз в лунном освещении делали Саманту таинственной, подобно ночному светилу. Прислонившись к его плечу, она прикрыла глаза.

– Нео сказала, что я её Луна, – с душевной теплотой произнесла Саманта.

– Ты – моя Луна. На которую можно смотреть без конца, – голос Джона был наполнен нотками безмерной любви.

Проведя тёплой рукой нежно по лицу Джона, Саманта чуть слышно произнесла:

– Луна – верный спутник Земли. Как мы с тобой.

Взяв ослабленную руку любимой женщины, Джон припал к её ладони долгим поцелуем.

– Спасибо… – прошептала Саманта.

– За что…-

– За любовь.

Все чувства: боль, жалость, досада, вина, испуг – враз охватили Джона. Наслаиваясь друг на друга это всё слилось в одно огромное чувство – всеобъемлющую любовь. Джону захотелось прокричать об этой неистовой любви. О любви, которую он так долго искал. О любви, которую боится потерять. В смятении заползающего страха Джон прижал Саманту к своей груди. И молчал. Говорило его гулко стучавшее сердце.

– Как громко… – услышал Джон едва уловимый голос жены.

– Что… – в самое ухо прошептал он.

– Бьётся твоё сердце. Я знаю о чём оно говорит.

– О чём…

– О любви.

А утром Саманта не встала. В жару и лихорадочном метании она тихо постанывала. Джон в смятении смотрел на любимую женщину. И страх, отступивший, казалось, навсегда, опять сковал его.

– Что…Что… – Джон чуть приподнял жену. Почувствовав отяжелевший торс жены, он почти прокричал: – Милая, не уходи. – Я не смогу без тебя.

День Саманта находилась в лихорадочном бреду. Йое никого не впускала в её покои. Из комнаты доносились заунывные причитания знахарки. Выйдя, старая шаманка, чуть шевеля губами, прошла мимо.

В полном опустошении Джон встал на колени у постели жены. Мысли, одна страшнее другой, распаляли мозг. «Ну, как… Ведь любимая сказала, что будет всё хорошо» И вот. Любимая снова в тисках пугающей болезни. Тень тревоги накрыла возвратившееся счастье.

В страхе перед угрожающей неизбежностью Джон прошептал:

– Я увезу тебя. Мы поплывём в Америку.

Саманта вымученно улыбнулась, будто извинялась за свою немощь.

– Я останусь здесь, – чуть шевеля сухими губами произнесла Саманта.

Джон мученически наблюдал за страданиями жены. Сидя рядом с любимой он поправлял её влажные от испарины волосы. Не открывая глаз, Саманта тихо проговорила:

– Я тебя люблю.

Это признание любимой стало последним.

Каждый вечер Джон садился напротив фотографии, по которой влюбился в Саманту. Светящийся взгляд любимой, пронизывая всю его сущность, призывал к жизни. «Любимая, мы всегда будем вместе. Ты поплывёшь по океанским просторам, величаво неся нашу любовь».

На торжественном спуске своей мечты Джон увлажненными глазами смотрел на надпись, светящуюся крупными буквами на корпусе корабля: «SAMANTHA».

Послесловие: Написать эту книгу меня побудил внук. Хочу, чтобы его интерес к Великому не угасал.