Генезис

Что делать? Пойду поищу что-нибудь интересное в других помещениях.

Чувство голода начинает нарастать, перехватывая спазмами живот, мешает идти. Прорезиненная ткань костюма абсолютно герметична и скоро я чувствую себя как после горячего душа, но снимать в этом жутком подземелье свою единственную одежду нет никакого желания.

Затхлый воздух коридора проникает даже через респираторный фильтр химзащиты, облачка пыли, взлетают из под толстых резиновых подошв и невесомо замирают в луче моего фонаря. А ведь когда-то здесь было весело и светло, по коридорам сновали серые комбинезоны и белые халаты, скрывавшие под собой тела техников и врачей, а у двери штаба и лифта всегда стояли, расставив ноги, строгие морские пехотинцы, из стеновых динамиков играла негромкая музыка, прерываемая объявлениями для персонала. А сейчас?.. Приглушенные звуки шагов и грохот сердца в ушах – единственная музыка, сопровождающая мои поиски. Что же здесь все-таки произошло? Холодный, замешанный на неведении страх начал вползать в мою душу.

– Черт, как есть хочется! – высказался я вслух, что бы разогнать гнетущую тишину коридора, – Думаю, в жилых помещениях должно быть что-нибудь.

ROOMS – это ближайшее от штаба помещение.

Я первый раз споткнулся не о яму в полу, что-то хрустнуло и покатилось у меня из под ног. Я посветил фонарем… О, ужас! Под резиновой тканью мое тело моментально просохло от пота и заледенело от ужаса! Передо мной валялась половинка человеческого черепа, а я стоял прямо в грудной клетке, раздавив чьи то истлевшие позвонки. Я в ужасе выдернул свою ногу из древнего скелета и, сделав неверный шаг назад, уперся спиной в выступ развороченного дверного проема. В свете фонаря мне почудились какие-то тени и я, не в силах сопротивляться нахлынувшему ужасу бросился со всех ног в коридор, ведущий к Карантину, топот моих резиновых сапог отдавался приглушенным эхом от стен, а мне казалось, что кто-то преследует меня. Я добежал до входа в Карантин, за доли секунды протиснулся в щель двери, в один прыжок оказался за дверью науки и разом, захлопнул гермодверь, нисколько не задумываясь о ее тяжести. Я оказался в кромешной темноте, фонарь, намертво зажатый в моей руке, почему-то не горел. Но пока я об этом не думал, я вообще ни о чем не мог думать. Сердце бешено колотилось, легкие, отвыкшие за столько лет от нагрузок, надсадно хрипели, пот заливал глаза, ватные ноги отказывались держать мое тело и я немедленно рухнул на пол.

Горло сжало комком и слезы покатились из моих глаз. Стянув с головы пластиковую маску шлема, я резиновым кулаком размазывал по грязному лицу так некстати подкатившее отчаяние.

– Что… Что, это… такое? Что… здесь… случилось?.. – услышал я в темноте свой собственный хриплый шепот.

Тьма! Наконец потрясенный разум получил сигнал от ослепших глаз, и я принялся щелкать выключателем на фонаре в надежде добыть свет, но судя по вмятине на его корпусе и разбитой линзе, кажется, я им слишком сильно махал на бегу, защищаясь от неведомых врагов.

Пробежав почти полдороги, я почуял противный мускусный запах! Я узнал эту вонь – так может пахнуть только один зверь в наших лесах – Рат! Я застыл, как вкопанный, замер на одном месте, с трудом сдерживая учащенное дыхание, медленно поворачивал голову из стороны в сторону, сильнее втягивая в себя воздух. Сомнений не было – где-то рядом прячется Рат! Этот зверь имеет тошнотворный мускусный запах и поэтому его можно заметить издалека, при этом Рат хоть и любит мясо, но первым нападает редко, он только охраняет свою территорию, где хранит запасы. Но не приведи бог, подойти к его кладовой – Рат набросится, разорвет и растопчет, а труп отволочит подальше и закопает, про запас, когда тело достаточно протухнет, станет мягким и сладким, Рат снова найдет его по запаху, разроет и съест. Но свои кладовые Рат делает не из трупов. Рат находит самые сладкие корешки, которые ценятся у нас дороже целого дома. Запасы из этих корней и создает Рат, закапывая неглубоко в землю, и помечает своими пахучими метками. У Рата есть только один враг К’шка – огромный зверь, еще больший чем Рат и при этом очень ловкий и неимоверно сильный, вооруженный острейшим когтями, скрытыми до поры, в мягких подушечках лап и длинными клыками тонкими и острыми, словно метательные дротики наших воинов. К’шка охотиться на все что меньше его по размеру, от Рата до моих соплеменников. Нашим воинам еще ни разу не удавалось убить К’шку. О кровожадности этого хищника ходили страшные легенды. Например, наметив себе добычу, К’шка запоминает ее запах и преследует до тех пор, пока не ощутит вкус ее крови. Благо таких тварей было совсем немного в нашем лесу, но встреча с ними означала только одно – смерть. Совсем другое дело Ларки – они охотятся стаями и в основном на таких, как я, один Ларк может появиться перед тобой и будет преследовать тебя или убегать, но всегда загоняет или приводит тебя в западню, устроенную всей стаей, как правило, до двадцати особей.

Не хочу вспоминать чего мне стоило разобраться в темноте с электропроводкой научного сектора, терзаемый голодом и подступающей жаждой, но, в конце концов, мне это удалось. И я вздохнул спокойно. Я снова прошелся по научному сектору, желая отыскать хоть что-то, что пролило бы свет на случившееся, но видимо этот сектор замуровали настолько давно, что все свидетельства превратились в прах. Я нашел немало компьютеров и научного оборудования, которое не работало. Голод и жажда давали знать о себе все сильнее. Похоже, мне все-таки придется выйти из своего убежища на поиски еды, а значит надо найти новый фонарь. Скоро мои старания были вознаграждены – в одном из ящиков с какими-то запчастями я обнаружил другой фонарь, меньший, чем разбитый мной и, наверное, слабее. Теперь можно выйти во тьму бункера.

Вооружившись куском арматуры, найденном в том же ящике, что и новый фонарь, я осторожно, стараясь не шуметь, протиснулся в щель карантина. Перемещаясь короткими перебежками, я оказался в том месте, откуда недавно в ужасе бежал. В свете моего слабого фонарика я смог рассмотреть окружающие предметы. Я находился в широком проходе, отделявшим научный сектор и штаб ото всех остальных помещений, передо мной лежало несколько почерневших скелетов настолько древних, что малейшее прикосновение превращало их в пыль. Среди этих древних костяков я обнаружил помятый шлем странной формы, и непонятное поломанное оружие, состоящее из расколотого пластикового приклада, широкого магазина с коротким металлическим раструбом на длинном обугленном ложе. Состояние жилых комнат пугало еще больше. Повсюду были разбросаны кости, вся мебель сломана. Стены выжжены до бетонного основания. В одной из комнат, в большой воронке на полу, я обнаружил плоскую металлическую коробочку. Я попытался ее открыть, но тщетно, возможно это не коробочка, а что-то еще, повертев ее в руках, я, за неимением карманов, сунул ее за голенище сапога. И больше ничего и никого… Никого живого, только тени от моего фонаря блуждали вокруг. Тут не было даже паутины и ее вездесущих хозяев, вообще никаких намеков на жизнь. Скоро я понял, что бояться здесь некого! Тут был только один опасный живой – Я.

WC и Exit, но продолжение коридора, ведущего к туалетным комнатам и лифту на поверхность, оказалось засыпано рухнувшими перекрытиями вперемешку с песком и щебнем, и в добавок счетчик облучения, встроенный в рукав моего костюма, ощутимо завибрировал. Я посмотрел на него и волосы на голове непроизвольно зашевелись, и я бросился вон из этого коридора. Разбросанные повсюду человеческие кости уже не удивляли, теперь меня больше беспокоила радиация, но чем дальше я отдалялся от завала, тем спокойнее становился счетчик.

Штаб! Там должен быть эвакуационный выход! Но как туда попасть?

– Я же нашел эту странную коробочку, может быть это и есть ключ, надо попробовать! – огласил я коридоры радостным шепотом и потопал к единственной запертой гермодвери.

И вот я снова около HQ. После внимательного осмотра двери, я нашел небольшую прорезь, как раз подходящую для найденной мной коробочки, вставив и немного повернув ее против часовой стрелки, я, ценой неимоверных усилий, смог немного откатить тяжеленую дверь в центральный пост. Я прислушался – тишина, посветил в щель фонарем – ничего, только пыль, поднятая со своих мест движением воздуха из двери, неторопливым танцем заполняла луч света. Скоро я оказался в центральном посту наблюдения! Я медленно водил лучом фонаря по внутреннему пространству Штаба. Передо мной предстала довольно просторная комната, уставленная вдоль стен потухшими пультами управления, на полу, как и везде, многовековой слой пыли, и что более всего привлекло мое внимание, это порядок, здесь, в отличии от остальных помещений, ничего не было взорвано или разрушено. Посреди комнаты стояли снятые с колесиков операторские кресла, на них лежал широкий пластиковый щит, на котором угадывались остатки материи. Неужели кто-то устраивал себе здесь постель? Я сделал шаг к противоположной стене – там должна была быть дверь эвакуационного выхода, и тут луч моего фонаря скользнул по небольшому металлическому столу рядом со стеной, и я остановился как вкопанный. Из-за стола на меня уставился пустыми глазницами целый, неповрежденный скелет.

Я не знал, видит ли меня сейчас, почуянный мной Рат или нет, поэтому я медленно сделал несколько шагов в сторону, безошибочно определил направление запаха и, пригибаясь, чуть ли не ползком, держась подветренной стороны, стал обходить предполагаемое убежище опасного зверя. Подкравшись совсем близко, я был готов пуститься со всех ног на утек, но к моей великой радости, злобной твари в ожидаемом месте не оказалось, а источником его запаха был небольшой холмик свежей земли не умело забросанный вырванной с корнем травой и прошлогодними листьями.

«Ратовья кладовая!» – пришла ошеломительная мысль: «Вот так удача!»

Похоже Рат сделал ее не так давно, потому что, в прошлый раз, несколько дней назад, когда я ходил этой же дорогой, в чащу, ее еще не было! Мне тут же вспомнился рассказ отца о том, как разбогател его дядька, которому так же посчастливилось найти в лесу ценнейший клад, сделанный запасливым зверем. Благодаря такому богатству вся моя семья переселится в центр города и не будет работать несколько лет, а меня наконец-то перестанут пинать и обзывать проклятьем рода!

Стараясь не топать по пластиковому полу, чтобы этот артефакт не развалился от вибрации, я осторожно приблизился. В неярком свете фонарика я стал разглядывать бывшего человека. Он сидел в просторном операторском кресле с высокой спинкой и подлокотниками. Запрокинутый череп уставился пустотой своих глазниц в одну точку где-то над моей головой, остатки рук лежали на коленях ладонями вверх. На серых костях застряли остатки странной материи неясного цвета. Затем я перевел луч света на стол перед скелетом, мое внимание привлек странный прибор, стоявший там – светлый целлулоидный шар на короткой тонкой ножке, расширяющейся к низу, в основании видны какие-то кнопки. Рядом, на столе стоял шлем, такой же, как в жилых помещениях, только целый, рядом лежал подернутый ржавчиной, но неплохо сохранившийся боевой нож, а у ножки стола – похожее оружие, как и виденное мной в коридоре. Я осторожно прикоснулся к прибору. Ничего особенного не произошло, только облачко серой пыли взметнулось из под моих резиновых пальцев. Я осторожно взял «винтовку», прислоненную к ножке стола и осмотрел ее, но при слабом свете, в темноте понять, что это и как оно работает не представлялось возможным, и я поставил ее обратно. Единственное, что мне могло принести сейчас пользу – это нож, кстати, еще сохранивший свою заточку. Из какого же он сплава? Нож я сунул за голенище ботфорта.

Под столом я наткнулся на пластиковую корзину с небольшими, покрытыми пылью пакетиками. Я запустил туда руку и поднес несколько пакетов к глазам. О чудо! Это оказалась еда – кубики запаянные в толстую пленку, с мелким текстом, повествующим о составе и изготовителе. Я торопливо, вскрыл один пакетик с надписью хлеб и запихнул несколько кубиков себе в рот, ничуть не задумываясь о сроке годности. Сухие кусочки черствого хлеба показались мне божественно прекрасными. Поискав в корзине еще, я нащупал пакетик с какой то жидкостью, поднеся его к свету я прочел: Coca-cola, проколов в нем дырку ножом, я торопливо выдавил содержимое себе в рот. Вкус совершенно не был похож на тот напиток, к которому я привык, но это была хоть какая то вода. Голод и жажда немного отступили.

Забыв от радости про все я бросился к вонючему бугорку и голыми руками принялся остервенело его раскапывать, и тут же влез ногами в свежую лужу – метка оставленная Ратом: «Не беда, теперь я буду Им пахнуть, а дома все обгадятся от страха… Ха-ха! А я им такое принесу вместо материалов!» – беззаботно и весело думал я.

Раскапывая припасы Рата, я настолько увлекся мыслями о своем триумфе, что совершенно не заметил кровавой дорожки, уводившей в кусты. Еще от моего восхищенного взора ускользнули следы жестокой борьбы вокруг раскапываемого бугорка и лужа в которой я стоял, пахла совсем не экскрементами Рата.

Окрыленный своей удачей, я нащупал, как мне показалось, толстый оголовок одного из ценнейших кореньев, которые находит и прячет Рат, и, обхватив его ладонями, изо всех сил потянул к себе. Корень никак не хотел поддаваться и я, упершись ногами во влажную землю, еще сильнее потащил его к себе.

«Emergency» – высветилась надпись в свете луча фонаря, и я тот час бросился к низкой двери. Колесо замка было заблокировано: «Заперто», – обреченно подумал я: «Но, стоп! У меня же есть ключ. Он может подойти. Точно!» – осенило меня.

– К черту эту чертову могилу!.. – и я стал лихорадочно искать на двери прорезь для найденной мной и уже однажды использованной коробочки-ключа.

Стянув с рук резиновые перчатки, я принялся влажными ладонями обтирать пыль со всей двери. Ладони быстро стали черными. Наконец, в самой верхней точке, почти под надписью «Emergency» я нащупал узкую щель. С тихим щелчком ключ вошел в пыльную прорезь под надписью «Аварийный выход». Утопив коробочку-ключ до конца, я с утроенной силой схватился за ручку двери. Эта гермодверь была пожалуй самой тяжелой из всех, но я не чувствовал этого, напрягая все свои силы дюйм за дюймом со страшным скрежетом я откатывал ее в стену, освобождая себе путь к свету и чистому воздуху. Я не хотел даже думать о том, что и этот выход может быть завален радиоактивными обломками! Скоро я был вознагражден за свой поистине титанический труд – высвечивая перед собой слабеющим лучом фонарика, я различил платформу подъемника и жерло эвакуационной шахты, устремлявшейся далеко ввысь.

Не помня себя от радости, я вбежал на платформу, которая казалось, ждала здесь только меня. Найдя консоль управления, и сдув с нее пыль, я торопливо надавил на кнопку со стрелкой вверх – ничего не произошло…

– Работай… Только работай… Ну же!.. – истерически шептал я, рыская руками по консоли, в надежде оживить ее.

– Черт! Проклятье! Чертово электричество!!! – заорал я на консоль, не в силах владеть своими эмоциями.

В бессильной ярости я орал благим матом, бил по консоли кулаком, несколько раз приложился по кнопкам лбом. Обессилев после эмоционального всплеска, я опустился на пол подъемника и, прислонившись к стене, замер в тишине черной могилы. Фонарь ослабел настолько, что я его выключил. «Все кончено!» – пульсировала единственная мысль.

И тут, подавшись назад, я увидел его… Я встретился взглядом с зелеными буркалами, в которых застыла моя смерть, в обрамлении длинных белых вибрисов. Она сидела на огромной, покрытой густой шерстью тупорылой морде и плотоядно буравила меня узкими треугольными зрачками. Огромный хищник сделал, как мне показалось, неуверенный шаг из кустов и немного припал к земле. От страха я даже забыл дышать, и пораженный его величием, продолжал пребывать в той же не удобной позе, глядя на свою смерть. К’шка был великолепен! Огромное, покрытое плотной шерстью, длинное тело перемещалось очень легко и совершенно бесшумно, острые уши плотно прижались к большой голове, длинные клыки обнажились. Это было не забываемое зрелище! Все произошло в течении нескольких ударов сердца. Не успел я набрать воздух, что бы закричать, как огромный зверь, сорвавшись с места прыгнул!

О смерти как-то не думалось! Радостные мысли, до этого момента роившиеся у меня в голове, словно испуганные лесные мухи, куда-то разлетелись, а я не был мыслью, и не был лесной мухой, поэтому улететь или отпрыгнуть в сторону я никак не успевал! Какие-то доли секунды отделяли меня от страшного конца. Я все еще тянул на себя неподдающийся корень, как вдруг земля разошлась у меня под ногами и огромные черные когти, готовые разделить меня на части, обдав тяжелым зловонием из распахнутой пасти, бессильно рассекли воздух над моим правым ухом! Опомнившись, и наконец, заорав от страха, я полетел в темную бездну!

Вдруг мне показалось, что вокруг посветлело, я встал и, откинув с головы прорезиненный капюшон шлема, взглянул вверх, и тут что-то пронзительно пища, шлепнулось мне в только что снятый с головы капюшон химзащиты. Я в ужасе вскочил на ноги, и, выворачивая назад голову, лихорадочно начал стягивать с себя скафандр. Стянув его до половины, увидел в капюшоне какого-то мелкого зверька, похожего на грызуна, в данный момент не подающего признаков жизни… Я осторожно потыкал его пальцем – никакой реакции, но тельце еще теплое. Наверное разбился о резину капюшона или сдох от страха пока летел! Я потрясенно поднял голову и далеко наверху увидел небольшое светлое пятно! Не может быть! Быстро вытряхиваю бездыханную тушку на пол и снова застегиваю скафандр, одеваю резиновые перчатки и лихорадочно вожу ожившим фонарем вокруг в надежде увидеть что-нибудь напоминающее техническую лестницу. Вот оно! Из стены напротив меня, торчат ржавые скобы, ведущие наверх. Я бросаюсь к ним. Стоп! Прихвачу ка я с собой тушку этого грызуна, он вроде крупный, может быть еще пригодится, неизвестно где я окажусь, выбравшись на поверхность, есть то все равно хочется.

IXIIV

И привели звери лесные его к бездне, и канул Кузурлинг в бездну, и почил он в бездне, но возродился он из неи, и был ввергнут в юдоль мира скорбного снова по воле всевысокого. И испытал он робость и отчаяние, но обрел он с Ним святость!

И возопил тогда Святой Кузурлинг: «Прииди о величайший, Прииди о всеобъемлющий, Прииди и избави народ мой от страшных страданий, сохрани Его от невзгод смертоносных, И прийми его в длани свои, Объемли и исцели все недуги! Дай познание Мира! И да станет народ мой Твоим! И да сбудется все предначертанное Тобой, о Высочайший!»

Так Святой Кузурлинг призывал Бога нашего, дабы стать проком Его и вещать волю Его, и исполнять предначертанное Им!

***

Обессиленный я растянулся на краю шахты, подъем наверх в резиновом костюме химзащиты, и тяжелых ботфортах отнял все мои силы, но неяркий свет заходящего солнца, с лихвой компенсировал все тяготы пути наверх. Я лежал на настоящей, живой траве, перевернувшись на спину, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Я был на краю дыры в преисподнюю и был невероятно счастлив. Я выбрался из черного бункера – могилы, встретившей меня внизу. Я жив! Надо постараться расстегнуться и освободиться от каляной резиновой брони. Плевать если здесь кто-то увидит меня голышом, сейчас мне было все равно, главное найти воду. Тут в моем капюшоне кто-то пискнул и завозился!

– Черт! – от испуга я молниеносно сел и принялся деревянными от усталости пальцами расстегивать костюм химзащиты, стянув его с себя до половины, я вытряхнул из капюшона давешнего грызуна, которого подобрал и собирался вскоре съесть.

Грызун оказалась живым и довольно милым зверьком, виденным мной в далеком прошлом у кого-то из детей, но намного крупнее, вот только название этого зверька я вспомнить не смог.

Грызун, жалобно вякнув, поднялся на все четыре лапы и, приволакивая задние, пополз в кусты. Я хотел было его поймать, но сделав неловкое движение в его сторону, запутался в снятом до половины дубовом комбинезоне и рухнул, чуть не придавив бедного зверька. Тот, испугано пискнув, сиганул в кусты, как будто был совершенно здоров.

– Ну и черт с тобой! – выругался я, – Потом найду и съем!

Я снял сапоги, поднялся на ноги, стянул до конца скафандр, бросив его рядом с люком шахты, и наконец, выпрямившись во весь рост, огляделся по сторонам. Вечерний ветерок приятно холодил мокрое от пота тело, под ногами была приятная мягкая травка. Как я и боялся, никакого жилья видно не было, место вокруг меня, насколько хватало взгляда, заполнял только низкий кустарник, над которым носились то ли мелкие птички, то ли большие стрекозы. Футах в двухстах справа я заметил небольшую полянку усеянную бугорками нор – хорошо, потом будет где поохотиться… Недалеко слева, я заметил разрыв в зарослях, как будто там был овраг или… Быстро натянув сапоги, я пошагал в том направлении. Кусты были довольно густые и крепкие, несколько раз я получал ощутимые шлепки по животу и бедрам. Стайки мелких летунов вспархивали, потревоженные моим грубым продвижением. На большинстве ветвей я заметил маленькие зеленые плоды, возможно орехи, надо будет их попробовать. Темнело быстро, я прибавил шагу, боясь, что до темноты не успею найти воду.

Но мои страхи, оказались напрасными. Именно в том месте, где я и ожидал, журчал широкий ручей чистейшей родниковой воды. В слабых лучах заходящего солнца, я разглядел в нем каких-то головастиков или маленьких рыбок, ничуть не испугавшихся моего приближения. Упав на колени, я принялся жадно втягивать в себя ледяную воду. Кажется вместе с водой я проглотил и кого-то из мелких обитателей ручья, но я прибывал в такой эйфории от свободы и чистого воздуха, что совершенно забыл о всякой осторожности. Вода была ледяной и невероятно вкусной, я пил, блаженно жмурясь от наслаждения, словно это было коллекционное вино, а не простая вода. Как долго я пил не помню, только скоро я стал как пьяный, и спать я похоже упал там же, на берегу этого благословенного ручья.

***

– Нет! Нет! Этого не может быть! Мама! Папа!!! Ребята! Неееет!!! – я бежал домой быстро, как только мог, а тут…

В свете уходящего солнца я как во сне двигался по мокрой от крови траве, между изуродованных, таких родных тел, еще сегодня утром дышавших и говоривших со мной, теми, кто любил и кормил меня, переживал за меня, защищал, наказывал и ругал – моей семьей.

– Эй пацан, это твои тут? – мне на плечо легла чья-то широкая ладонь.