Над вымыслом не плачет, а хохочет,
бесчувствен как ноябрь перед зимой.
Поближе к стойлу подтащив корыто,
жуёт своё, на рифму наступив,
от всех ветров как будто бы укрытый,
забыв, что предал всё и что
пока что жив…
«По-над курортным югом…»
По-над курортным югом
летал, моргал,
таранил, полз на брюхе.
Очнулся: спал.
«Надо ль, не надо, каждый…»
Надо ль, не надо, каждый сам упрямо стремится
к частной своей остановке.
Среднее тем хорошо, что оно подчас бывает иль толстым,
иль тонким.
Из-под иного иная, имея иные расчёты, сбегает к иному.
Не очень-то редко иной, от иной возвратясь, не находит
ни дома,
ни кроме.
Пеной нахмурилась кружка, сердясь на разлившего
цельную бочку.
Кое-что ставится там на попа,
где не ставится точка.
Радость иная обманчива, если иной на иное посмотрит иначе.
Иное, то, что прикрыто иным иль иною,
не скроешь иначе.
Ноги несут, собственно, только остатки того, что считается телом.
Разницы много всегда между
пакостным словом
и конченым делом.
Не меньше иного стул устаёт иногда под иною,
иначе сидящей.
Реже уносится пыль, если ветер, бывает,
застрянет в колодце иль в чаще.
Тесная связь у попа со случайной монашкой
успела застрять
между нами.
Съехать немедленно в сторону
вовсе не сложно,
едучи быстро
и прямо.
Боль не снимается, если пронзаешься
новою сильною болью.
То, что иное, иные часто и быстро находят
себе
не во здоровье.
Быка за рога нелегко притянуть на что-то иное,
поскольку их – двое.