Если бы кто-то увидел это со стороны, то он непременно бы заметил, что перед ним два абсолютно одинаковых человека – мужчины лет сорока. Спортивное телосложение обоих выдают чёрные приталенные пальто, синие джинсы и ботинки со шнурками, шнурок правого ботинка, кстати сказать, у обоих почему-то был развязан и потому плавал, как грязный мокрый червяк, в лужице. Коротко, по-мальчишески постриженные светло-русые волосы с частыми вкраплениями седины, немного худощавые лица с грустными выцветшими глазами. На плечах у обоих висели сумки от ноутбука. Словом, два сапога пара, или яблоко от яблони, или… нет… что там ещё говорят в таких случаях? Словно в зеркальном отражении друг для друга, они просто стояли и молчали.
Надо сказать, что даже самые однояйцовые близнецы из всех однояйцовых близнецов не бывают так похожи, как эти двое. Их отличал только рисунок дождя на лицах, хотя и капли, скатываясь по ним, находили одни и те же ложбинки и трещинки. Абсолютная идентичность назло матушке природе.
Кто знает, что творилось в обоих головах и душах в тот момент, в момент, когда над ними нависло это необъяснимое, неизведанное, паранормальное наконец. Как вообще человеческое сознание может себя повести при встрече с непостижимыми вещами, такими, например, как край Вселенной, или что там после смерти?
«Сумасшествие! Дурдом! Вот тебе, пожалуйста, и дешёвые антидепрессанты», – произнёс вдруг Егор, осматриваясь блуждающим взглядом вокруг себя и не веря, что всё это происходит с ним. Происходит здесь и сейчас. Он, конечно, понимал, что, возможно, его движения со стороны выглядели очень комично, что в свою очередь заметно веселило его собеседника, остававшегося невозмутимым и непринуждённым в своих эмоциях. Но Егору-то становилось всё больше не до смеха.
– Может, пройдём в дом? – уверенно произнёс гость, показывая большим пальцем правой руки через плечо, в сторону входной двери, правой рукой поправляя воротник, как бы показывая, что на улице не май и далеко не бабье лето.
– Нет, там моя семья, – испугавшись прорвавших тишину задумчивости слов, чуть ли не закричал Егор.
– Их нет дома, – уверенно произнёс «пришелец».
– То есть как нет? – встревоженно спросил Егор, подойдя к окну, через которое был виден свет в небольшой прихожей, и заглянул в него. Сквозь слегка запотевшие стекла было видно, что в помещении никого нет, да и в остальных окнах дома не было даже намёка на присутствие жильцов. Особняк был пуст, как скорлупа только что выпитого сырого яйца…
– Я отвёз их к родителям.
– А-а-а!? – протяжно и вопросительно начал было хозяин особняка, но был перебит самим собой, стоявшим напротив.
– На машине, – предугадав вопрос, весело отвечал он, кивнув в сторону стоявшей во дворе развалюхи. Старенький Volkswagen мирно покоился возле забора, будто бы сжавшийся от холода и свернувшийся калачом старый дворовый пес.
– Так она же…
– Работает! – дружелюбно ответил близнец, вытянув вперёд ладони, как бы показывая: «вот, мол, они, золотые ручки».
– А-а-а?
– Может, уже пройдём в дом? Холодно.
– Да, да, пошли, – окончательно потеряв цепочку событий и остатки уверенности, тихо произнёс Егор ему в ответ. Чувствовал он себя, конечно, в этот момент тем ещё героем. Направляясь по ступеням к тяжёлой, ручной работы сосновой двери с причудливым резным узором по её периметру, Егор то и дело оглядывался назад, растерянным взглядом приглашая необычного гостя следовать за собой.
Миновав просторную прихожую и не сняв обуви и верхней одежды, они прошли в среднюю по размерам комнату, одновременно служившую и кухней, и гостиной. Потом, включив свет и пройдя вглубь комнаты, уселись на стулья напротив друг друга и, молча уставившись глаза в глаза, просидели так ещё около минуты. Ни один, ни другой по-прежнему не могли отвести друг от друга глаз. Смешно, но их пытливые взгляды пристально изучали лица напротив с целью найти хоть что-нибудь новое и незнакомое с детства, но всё было тщетно. Одно лицо.
– Что у тебя в сумке? – спустя некоторое время спросил «пришелец».
– Ничего, – ответил Егор, слегка смущённый и растерянный. – Ничего такого, так, всё подряд, всякий хлам. Вот ещё, я буду перед тобой выкладывать содержимое своих карманов. Это касается только меня, что у меня в сумке. Это понятно?
Не понятно, почему, но странность этого момента покинула Егора, и он, забыв о том, что ввело его пять минут назад в ступор, начал разговаривать с сидящим напротив как со своим товарищем, соседом или просто знакомым.
– А хочешь, я скажу, что у тебя в ней? – не отставал гость.
Егор посмотрел на него вопросительно и, сняв сумку с плеча, положил её на колени. Ему, честно говоря, незачем сейчас были ничьи откровения. Ведь и без того, можно сказать, крыша на «Гагаринском старте» пришвартована и ждет команды «Поехали!».
– У тебя там: ежедневник, в котором ты рисуешь всякую ерунду, вместо того чтобы записывать действительно важные вещи; пачка неоплаченных счетов; две авторучки, одна из которых давно не пишет, но её жалко выкинуть, потому что это подарок дочери, – начал его двойник, откинувшись на спинку стула.
– Но как!? – выдавил из себя Егор. – Что вообще происходит? Когда ты успел залезть в мою сумку?
– Подожди, подожди, – отрезал незнакомец. – Я ещё не закончил. Кроме того, в твоей сумке, в её маленьком отделении с молнией, лежат таблетки от повышенного давления и антибиотики, а также договор займа на крупную сумму, которую ты никак не можешь вернуть. И самое главное…
– Не надо, – остановил его Егор, схватив за руку.
– Надо! – утвердительно произнёс двойник. – Надо! Так вот, самое главное из того, что ты носишь в своей сумке, – это твой неоконченный роман, который ты пишешь тайком от всех, и то, что ты приобрёл сегодня в аптеке. Приобрёл без рецепта врача.
Они снова уставились друг на друга. Гость при этом откинулся на спинку стула. Тишина опустилась на их плечи. Только стучащийся в окна ветер нарушал повисшую паузу.
– Кто ты такой? – обречённо произнёс Егор, вставая со стула и направляясь к газовой плите.
– Я – это ты, – улыбаясь ответил гость, тоже поднявшийся со своего места, наливая себе стакан воды из графина, стоявшего на камине.
– Ты – это я!?
– Да. Я – это ты, но только не из этого мира, и мы с тобой не дети одних родителей, разлучённые в раннем младенчестве, – с сарказмом отметил гость, делая глоток и вытирая уголки губ большим и указательным пальцами.
– Ты ангел? – уставился на собеседника Егор.
– Нет, я – это ты! Я живу параллельно тебе, на этой же улице, в этом же доме, но как бы в другой временной плоскости. Не могу объяснить тебе этого, сам мало что понимаю о том, как вообще это может быть.
– У тебя есть дети? – перебил Егор, зажигая газовую плиту и ставя на неё чайник, посекундно оборачиваясь на своего оппонента, по-прежнему не доверяя незваному гостю. Руки его не слушались.
– Конечно, у тебя же есть дети, – с ухмылкой ответил собеседник.
– А как их зовут? – вытирая испарину со лба и стараясь выглядеть уверенным, продолжал заинтригованный Егор свой допрос.
– Перестань!
– А сколько им лет? – не успокаивался он.
– Остановись…
– А где ты работаешь?
– Стоп! – оборвал череду вопросов гость. – Я не работаю, я занимаюсь моим любимым делом, которое, кстати, и твоё любимое дело, а кроме того, я много путешествую, и, в общем, я счастлив. Каждый человек сам отвечает за то, что с ним происходит. Как бы ни было велико желание найти виновного, но только сам. Конечно, легче всего найти оправдание своим неудачам во влиянии внешних сил, но правда остается правдой – мы сами создаём свою жизнь, свою судьбу, своё окружение и, как следствие, свою кончину. Беда большинства людей в том, что мы не можем приучить себя жить одним днём, одним, не забывая про завтра и не тревожа себя мыслями о прошлом.
Я живу здесь и сейчас. Как говорится, делай то, что должен, и будь, что будет. Я очень долго шёл к этому. Долгих тридцать девять лет. И до сих пор, если я не напоминаю себе об этом ежеминутно, если я не окунаю сам себя в холодную прорубь головой, во мне снова начинает жить тот самый человек, который когда-то довёл меня до состояния, когда не хочется жить, когда не существует цели, когда всё, что держит в этом мире, – это мои дети.
Я полюбил жизнь. Чего нельзя сказать о тебе. Ты. Ты погряз в своих собственных делах. Хватаешься за всё подряд и ничего не успеваешь, бежишь от себя, и у тебя совсем не осталось друзей. Жалея себя, ты убиваешь последнее, что осталось в тебе, – свободу и способность всё изменить. Самоуничтожение – не самый лёгкий способ жить. Но ты в этом преуспел, дружище. Преуспел настолько, что зашёл сегодня в аптеку и наплёл знакомому фармацевту, что у тебя бессонница и ты последнее время вовсе не спишь, что смертельно устал и всё такое… Разжалобил её. Это ты умеешь. И что теперь? Молчишь!? – выдержав театральную паузу, он повторил, – Молчишь!? Пойми наконец: всегда есть выбор и всегда есть выход, даже если кажется, что мир рухнул, а впереди тебя ждёт не голубое небо в алмазах, а такого же размера волосатая задница. Всегда можно начать с нуля. Достань свой телефон.
– Что? – растерянно спросил Егор, не понимая, причём тут вообще мобильник.
– Покажи мне твой телефон, он у тебя в левом кармане брюк…
Егор привстал со стула и уставился на собеседника.
– Твоих брюк, дружище, твоих. Давай его сюда, – продолжал гость.
Достав телефон, Егор покорно протянул его своему двойнику.
– Нет, – остановив его жестом, произнёс «незнакомец». – Нажми на любую кнопку.