
В поисках любви
– Зачем все это?
Как и шепот моих пересохших губ. Зачем?
Зачем искусству превращаться в скотобойню? Ради чего усмирять столетия? Чтобы однажды, в век технического прогресса, помериться силой с фотографиями расчлененных трупов?
Мы ошиблись в выборе. Это место давно уже умерло. И гниет, прикрывшись красочными декорациями. Теперь мне ясно, где мы находимся. Как и понятен смысл картин. Это кладбище чужих кошмаров. С фотографиями на надгробиях. Пока нас не заметили, нам лучше уйти отсюда. Но проблема в том, что я отошла слишком далеко от дома…
Оглядываюсь в ужасе на Сашку, и понимаю, что не смогу докричаться до нее. Какая-то злая, неведомая сила, раскидала нас по разным сторонам реки. А единственное спасение – каменный мост – обрушила в ее бурлящие воды.
Это ловушка, Аль! Беги! Прошу тебя!..
Но она не слышит моих криков. С улыбкой грезит о чем-то неземном.
Слишком поздно…
Оборачиваюсь на мужские голоса. Две темные фигуры отделяются от стены, будто ожившие тени. Одна – высокая и худая, сгорбленная под тяжестью лет, стоит в дверях своего логова, ловко замаскированного под кабинет, и смотрит ненасытным взглядом вслед второй, спешащей уйти. Зовет остаться. Говорит о лишнем стрессе. О чьем-то спасении. И о том, что лечение нельзя прерывать… Но… я уверена, смысл слов не в этом. А в том, чтобы у жертвы не остыла кровь. Ведь чудовища любят, когда в их глотку она льется горячей.
Угрюмая, слабая фигура с сильными плечами, не отвечает на зов. Стучит по кнопке лифта, стараясь как можно скорее покинуть обитель зла. Тиран, поработивший эти земли, оказался не человеком. Монстром, живущим ради страдания других.
Прижимаюсь в испуге к стене.
Насколько тонка грань между любовью и безумием?
Лифт раскрывает двери и перед тем, как исчезнуть, фигура оборачивается ко мне.
Могут ли так смотреть живые? Эти глаза давно мертвы! И все, что в них осталось – память о последних светлых днях, наполненная нестерпимой болью. Мне страшно заглядывать в такую бездну. И я опускаю взгляд. А когда снова поднимаю его, лифт уже закрыт. И место тьмы, неожиданно, занимает свет. Я больше не вижу чудовищ.
– Александра, вы ли это?
Свет открывает правду. Фигура, казавшаяся мне хищником и палачом, превращается в добродушного старца, спешащего с распростертыми объятиями навстречу Сашке. Она улыбается и отвечает взаимностью, принимая скупые, высохшие поцелуи.
– Здравствуйте, Волшебник…
Чуть касается губами его впалых щек, оставляя на гладкой коже еле заметные следы помады. Радость их встречи наиграна, словно сцена из дешевого сериала, съемки в котором для каждого актера – невыносимая мука. Я вижу между ними ту грань, за которую им когда-то пришлось шагнуть, и которая теперь превратилась в стену, обвитую колючим плющом. Сашке противно. И никакая улыбка не способна скрыть этого. Я всегда читала ее настроения, как раскрытую книгу. С самых первых дней нашего знакомства. И сейчас… тоже.
– Ох… волшебник все больше превращается в простого старика, – ласковый голос, как и взгляд прозрачных глаз, адресован не ей, но мне. – Как ваше здоровье? Надеюсь, вы пришли ко мне не как к специалисту, а как к старому другу?
Он смотрит на меня. Держит ее запястья своими тощими пальцами, разговаривает с ней, но все это время пожирает мое тело глазами.
Готова ли я остаться с ним наедине?
От одного вида этого старика во мне просыпается отвращение. Его жидкие, седые волосы, шевелятся от невидимого сквозняка, приоткрывая лысину, покрытую темными старческими пятнами. А желтые, нестриженые ногти на руках, больше походят на голубиные когти. И даже ночная мгла, в которой я предаюсь порокам, не сможет разжечь во мне огня, пробуждающего желание.
Но Сашка говорит, что иногда нам приходится жертвовать телом ради спасения души. Для каждого из нас подобная жертва – вечный крест, который придется нести всю оставшуюся жизнь. Дарует ли он освобождение? Или придавит к земле?
Смотрю в лживые прозрачные глаза.
Я не узнаю, пока не попробую.
– Это Оксана, – Сашка подводит Волшебника ко мне. Держит его за руку. – Знакомьтесь.
– Очень приятно, Волшебник, – он улыбается желтизной зубов, и я, будто во сне, протягиваю ему руку. Он тут же вырывается из Сашкиных объятий, словно оживший огонь, увидевший сухую ветвь.
Боюсь обжечься. Но искры его губ холодные. Не чувствую их прикосновений.
– Ок…сана.
Говорят, что общаться с психологами проще простого. Вранье. Не могу сказать ему ничего, кроме имени.
– Оксане нужна ваша помощь, – Сашки исчезает. Не вижу ее. Слышу только голос, идущий откуда-то из-за стены, обвитой плющом.
– Вот как? – смотрит на меня. – Какие у вас красивые, зеленые глаза. И ведь это не линзы?
Мотаю головой. Горло забито стуком взволнованного сердца.
– Александра?
Только его голос может впустить ее обратно. И она приходит. Вижу краем глаза ее тонкий, размытый силуэт.
– Да?
– Вы ведь были у меня дома?
– Была.
– Я думаю, что с Оксаной мы будем работать именно там.
Его слова холодны, будто острый металл. Но внутри он плавится от жара. Этому человеку не терпится остаться со мной наедине. Произвести бартер.
– Вы подскажете ей адрес?
– Конечно, он у меня записан где-то…
Сашка беспрекословно соглашается с любыми просьбами. Почему? Неужели она не видит, что все волшебство этого места – в ловкости рук опытного мошенника?
– Здесь у меня приемы расписаны до следующей зимы, – вздыхает. Оголяет запястье, обвитое браслетом наручных часов. – Но пока время есть. Пройдемте в кабинет, Оксана. Мне нужно с вами поговорить.
Смотрю на Сашку. Кивает:
– Иди.
– О, – старик замечает мой испуг. – Пойдемте, меня не стоит бояться. Я не зубной врач.
Но ему и невдомек, что я бы с удовольствием променяла это место на кабинет дантиста.
Пропускает меня первой, как истинный джентльмен. Заходит следом и закрывает дверь.
Внутри спокойно и тихо. Даже метроном, словно уснувшая птица, молчит на крепком дубовом столе. Молчат на стене электронные часы, так же, как и молчит мягкая кушетка в углу. И черные кожаные кресла, расставленные по обеим сторонам стола, тоже не издают ни звука. Все здесь наполнено умиротворением. И сном, которому хочется предаться.
За пластиковым окном кружит метель. Мягкая и пушистая, будто игривый котенок.
Осторожно прохожу к столу, не зная, куда девать руки. И в итоге сцепляю их тяжелым замком.
– Можете снять куртку. Бросьте ее куда-нибудь.
Он стоит у порога, разглядывая мою неловкость. И от его взгляда мне хочется прикрыться, потому что сейчас я кажусь себе абсолютно голой.
Расстегиваю молнию и вешаю курточку на спинку кресла.
– Присаживайтесь, Оксана. Постарайтесь расслабиться, иначе у меня тут перегорят все лампы.
Оглядываюсь по сторонам. Ни одного источника света кроме окна и лампы, с красивым абажуром, на столе. Так какого черта этот ублюдок издевается надо мной?!
– Не думаю, что разговор получится…
Его странные фокусы действуют. Не успеваю взять куртку, как одной лишь фразой он усаживает меня в кресло.
– Вас мучают вопросы. И сны.
Смотрю на него в испуге. Не могу заставить себя поверить в волшебство. Ищу подвох.
Над столом висит картина. Страшная и кровавая, словно ее рисовал сам сатана. Множество крюков разрывают на части живого человека. Они глубоко входят в плоть, разбрызгивая кровь, и тело от этого, в буквальном смысле, расходится по швам. Бедняга кричит от невыносимой муки, но невидимый палач не останавливается. Тянет за крюки все сильней…
Волшебник усаживается за стол напротив меня. Видит мою заинтересованность картиной и кивает.
– С этой картины и начинаются все разговоры в моем кабинете.
Смотрю на него в недоумении.
– О, Оксана, простите. Что вы видите на этом полотне?
– Уродство, – Других слов у меня нету.
Снисходительно улыбается мне, как улыбаются умственно отсталым людям, собирающим детский паззл.
– Хорошо. А что изображено на самой картине?
– Казнь.
– А еще?
– Крюки.
– Вот, – складывает руки на столе. – Вы тоже увидели крюки, Оксана. А это значит, что вам нужна моя помощь.
– Я не понимаю.
– Я объясню. Когда ко мне обратилась Александра, на первом же сеансе, она, так же, как и вы, назвала эту картину уродством. Хотя… она выразилась немного красочнее, – смеется, – такая уж она прямолинейная девочка. Но дело не в этом – к концу наших с ней сеансов, ей стало понятно, что на картине… она сама. Такая, какой была, и какой больше никогда не станет. Она поняла, от чего бежала. Что мучило ее и не давало жить все эти годы. Увидела, наконец, свою болезнь. А когда знаешь о причинах, всегда проще излечиться и избежать повторного заражения.
Рассматриваю ужасное полотно. Но не вижу ничего, кроме жестокости и крови. Неужели Сашка прошла через это? Моя Алька, у которой все серьезные разговоры сводятся к единственному – «Пойду покурю»?..
– Простите, но я… все равно не понимаю вас. Что на этой картине?
– Сейчас на ней вы. Человек, которого мучают вопросы, – берет со стола листок бумаги и ручку. Чиркает что-то и протягивает мне. – Что вы видите?
– Вопросительный знак.
– Или крюк?
Присматриваюсь внимательней:
– Нет, нет…это знак вопроса. Будем играть в ребусы?
– Немного. Но вы видите сходство вопросительного знака с крюками на картине?
– То есть, вы хотите сказать, что… всё, я поняла, к чему вы клоните.
Довольно улыбается:
– Расскажите мне. Что вы поняли?
Вздыхаю.
– Казнь на картине всего лишь образ. На самом деле нужно смотреть глубже, – поднимаю взгляд к кровавому полотну. – Но вы уверены, что художник имел в виду именно это? Может быть, он рисовал… просто кровь?
– Уверен. Потому что автор этой картины – я.
Вздрагиваю от неожиданного признания.
– Вы?
– Именно так. Вам не нравится?
Нет! Мне не нравится! Но…
– Слишком… кроваво.
Оборачивается к картине:
– Вы так считаете? А сколько крови пролили вы, прежде чем прийти сюда?
Разговор начинает меня пугать. Но думаю, он необходим, как посвящение. А значит, я должна быть искренна.
– Достаточно много. Вы сможете мне помочь?
Задумывается. Пожимает худыми плечами.
– Трудно сказать. Мне нужно познакомиться с вашей проблемой поближе. А пока я знаю только то, что вы пришли сюда. И вижу, что вам нужна моя помощь. Вы заблудились и сейчас очень далеко от тех мест, где хотели бы быть. Я отведу вас туда, но…многое будет зависеть и от вас, Оксана.
Он прав. Во всем. Не знаю, как ему это удается, и какие еще карты он прячет в рукавах, но я готова пойти с ним. Взять его за руку. Как любовника, как отца, как…волшебника.
– Мне снятся сны. Кошмары, в которых меня истязает человек с белым лицом. Он приводит меня в странное место, но я не помню, как мы шли. Единственное, что я знаю – боль, которую он причинит мне, будет изысканной. И я желаю ее, но… каждый раз, что-то идет не так. И в человеке просыпается зверь, требующий крови, – смотрю в прозрачные глаза. – Он хочет убить меня. И тогда я просыпаюсь. Но все равно чувствую его рядом. А иногда, даже слышу, как он ходит за стеной, на кухне. Но, наверное, это просто скрипят старые половицы, – прячу дрожащие руки между колен. – А как вы узнали, что меня мучают кошмары?
– Ну, я ведь волшебник и это мое призвание. А вообще-то, все довольно просто. Когда мы спим, наш мозг продолжает работать, и все вопросы, мучающие нас в реальной жизни, перетекают в сны, обрастая яркими образами и фантастическими видениями. Поэтому издревле люди и толковали сны, исходя из проблем и радостей реальной жизни. Не исключено, что сегодня, из-за того, что вы так меня боялись, я вам и приснюсь.
– Уже не боюсь.
Мне стыдно за то, как я вела себя и за то, что сравнивала этого доброго человека со злобным тираном, поработившим город. Думаю о том, что сейчас мои щеки похожи на помидоры. Улыбаюсь.
– Улыбаетесь? – проводит глазами по моим губам. – Вот и славно. Я рад, что мы настроились на позитивную волну. Это не значит, что дальше будет проще, но… по крайней мере, вы больше не будете меня бояться.
Хочу задать вопрос о цене его помощи. Но заставляю себя промолчать. И только тьма, спрятавшаяся от дневного света в глубинах моей души, шипит о том, чтобы я спросила, как ему больше по вкусу – когда девчонки глотают или размазывают по лицу? Отгоняю черные мысли прочь. Мне верится, что я единственная, с кем он этого не сделает. Поможет лишь потому, что я принцесса, а он добрый маг. Ведь так всегда бывает в сказках. А здесь и сейчас я вижу именно ее. И не хочу думать о плохом.
– К сожалению, вынужден проводить вас, – он снова оголяет запястье. – Скоро у меня прием. Давайте договоримся вот как – записывайте все, что покажется вам интересным. Сны, поступки, мечты, походы в магазин… Ведите за собой негласное наблюдение, если можно так выразиться. Эти записи очень помогут нам в дальнейшем…
Встает из-за стола.
– Вы говорите о дневнике? – Поднимаюсь из кресла, накидывая куртку. Жаль, что этот разговор закончился так быстро. Мне бы хотелось послушать еще.
– Вижу, вам это знакомо.
– Да. С самого детства. Когда подросла, конечно, забросила, но приехав в этот город, снова начала. Как только стали сниться кошмары. Потому что всего я не могу рассказать даже Альке.
– Александре?
Он останавливается у двери, поглаживая ее витую ручку.
– Да, да, я так зову ее. Вообще-то Аль, но иногда… простите, вам это неинтересно…
– О, отнюдь. Сейчас, когда мы нашли общий язык, мне интересно все о вас.
– Правда?
Улыбается. Так, как улыбался когда-то отец. Я тогда была еще совсем маленькой и не знала, что он бьет маму. Он возвращался с работы домой, ужинал, и, усаживая меня на колени, рассказывал сказки. А я постоянно перебивала его в самых интересных местах – это правда, пап? И он улыбался мне так же, как сейчас этот милый человек. И отвечал…
– Правда, принцесса…
Сердце ухает в низ живота. Этого не может быть! Чувствую, как от дрожи подгибаются колени.
– Что… как вы меня назвали?
– Мм? – приоткрывает дверь. – Я вас никак не называл, Оксана. Вам показалось.
Облизываю пересохшие губы, шершавые и горькие на вкус, словно дерево, покрытое олифой.
Помада, черт!..
– Что вам послышалось, Оксана?
Касаюсь пальцами виска. Что это было? Память?.. Или магия? А может простая ловкость рук?
– Нет, ничего. Простите. Я задумалась. Замечталась.
Не сводит с меня пристального взгляда. Знает, что я лгу.
– Надеюсь, вы понимаете, что так мы далеко не уедем? Вы должны быть честной со мной. В этом залог нашего успеха.
Господи, все это похоже на допрос в учительской, который мне довелось пережить 6 лет назад. Мне было 13 и я не понимала, чего от меня хотели взрослые. Я плакала и была готова признаться в любых грехах, лишь бы меня отпустили домой…
«Что вы вытворяете после уроков?!»
«Вы трогаете друг друга?!»
Их жадные взгляды требовали подробностей. Они не верили больше в детскую любовь. Они забыли, какими были сами…
Призраки прошлого. Что пробуждает их? Эти стены? Этот ласковый голос? Зачем они пытаются говорить со мной?
– Я обещаю.
О чем хотят предупредить?
Открывает дверь и пропускает меня в холл. Снова мило улыбается. Но сейчас это вызывает во мне только липкое отвращение.
– Оксана?
Оборачиваюсь.
– В субботу, во второй половине дня. Александра подскажет вам мой адрес, – разглядывает мои ноги. – Приходите одна. И не забудьте взять ваш дневник. Со всеми записями.
Киваю. Еле заметно, но его это вполне устраивает. Тороплюсь уйти. Вспоминаю о темной фигуре у лифта. И понимаю, что в побеге отсюда нет ничего зазорного.
– Оксана, стой!..
Сашка. Останавливаюсь у самых дверей лифта. Перед мысленным взором мелькают мертвые глаза.
Господи, что здесь творится?.. Я хочу уйти! Хочу забыть все это!
В каждом человеке живет тьма. Демон, чья память уходит корнями в глубины времен. Он помнит, как зарождались цивилизации, и как, вместе с ними, на землю приходили боги – ненасытные существа, жаждущие власти. Неистовая вера людей в богов, всегда пахла кровью. И запах этот питал демона. Делал его сильней. Убивая во имя веры, жестоко сражаясь за богов, люди позабыли о том, кто их настоящий враг. И с каждой новой смертью, с каждым черным костром, темный демон проникал в людские души все глубже. И однажды, стал их неотъемлемой частью. Врожденным уродством, на которое был обречен каждый потомок человеческого рода.
В стенах высокой башни, король и королева, прятали принцессу от тьмы, поглотившей весь мир. Но в поисках светлых сердец, темный демон пришел в королевство и поработил его. Он подчинил короля и превратил его в злобного тирана, не знающего жалости. И все же… магия башни была сильней. Она ослепила тьму. И рыская возле каменных стен, демон не мог отыскать входа. Все, что ему было дано – видеть неприступные окна, у которых закатными вечерами принцесса мечтала о любви.
Но демон не мог смириться. Свет причинял ему боль, оставляя гниющие раны по всему телу. И тьма решила прибегнуть к обману. Для этого она призвала на подмогу свою сестру. Черную паучиху по имени Смерть. Опьяненная сладким ароматом добычи, Смерть принялась плести паутину, которая должна была выманить бабочку из защитных стен.
Знал ли демон, что пауки всегда возвращаются к своей добыче?
Ловушка была расставлена. И однажды, не смотря на стражу, приставленную королевой к дверям башни, девушка сбежала. Обманутая злыми чарами, она поспешила навстречу счастью, не заметив в темноте острых жвал. А король, превратившийся в злого колдуна, узнав о побеге, проклял свою дочь, обрекая ее на вечные страдания. Позабыв о том, что сам когда-то прятал принцессу от демона, он отдал ее ему, и довольный вернулся на трон, чтобы править разрушенным королевством.
Могла ли принцесса подумать, что даже добрые волшебники борются с тьмой внутри себя? И что за каждое желание, исполненное ими, рано или поздно, приходится платить?
В мире, которым правит демон, магия давно стала продаваться, как наркотик. А принцессы превратились в шлюх, которым необходима доза, чтобы забыться.
Это и есть…
-…Бартер.
Слово, собравшее в себе весь мир. Открываю глаза, чтобы увидеть того, кто знает о моих секретах.
– Это нужно записать. И так, под бартером, или бартерным обменом, понимают такой договор мены, при котором происходит переход права собственности на объекты договора между его сторонами, без использования…
Институт. Господи, я опять уснула на парах!.. Переживу ли я эту сессию? Отгоняю руками остатки липкого сна.
В аудитории душно и шумно. Яркий дневной свет полыхает на оконных занавесях, словно огонь из самой преисподней. Порожденные им тени ползут по лицам студентов, оставляя от своих прикосновений борозды усталых морщин. Внизу, по кафедре, заложив руку за спину, расхаживает лектор. С затертой книжкой он похож на потерявшего веру священника, столкнувшегося с настоящими демонами. В глазах его дрожит страх. А в словах нет прежней твердости и желания. Все, чего он хочет – вернуться домой, к фотографиям жены, покинувшей его много лет назад.
Мне не жаль его. В том, что жизнь потеряла смысл, виноват он сам.
Глаза слезятся. Ночью я снова искала огня. Пыталась согреться. Но не помню, нашла ли его. Все, что происходит во тьме, я забываю. И только иногда, когда демон спит, мне удается стащить из его логова куски тряпья, в которые он изорвал мою память. Дрожа от холода, голая, вымазанная в грязи, я прикрываюсь ими и, начинаю вспоминать…
Там, где я была этой ночью, звенели цепи и горели огни. И раскаленный воск свечей, капал на нежную плоть, застывая на ней белой россыпью боли. Так далеко и близко…
Касаюсь пальцами внутренней стороны бедер. Это правда… Именно поэтому я опять в джинсах. Все мои ноги усеяны ожогами и ссадинами.
Те, кто сделал это, были в масках. Я не запомнила их лиц. А только раскрытые рты, похожие на глубокие ямы. И сильные руки, оставляющие на теле бордовые отпечатки пальцев. Такая память не достойна света. Ее уродства настолько омерзительны, что каждый раз, когда я вижу их, во мне поднимается кислая рвота. Вот и сейчас она разъедает кишки, и вместе с болью, приходит память о безотказной ночи. Когда меня брали одновременно несколько человек, внутренности мои истекали кровью. Но останавливаться было нельзя. И сотрясаясь от оргазмов, я чувствовала, как наполняюсь теплом, которое так искала.
Это какое-то проклятие, я не могу так больше! Сколько я была в этом аду?
Осматриваю вздувшиеся мозоли на ладонях.
Я вернулась домой лишь под утро, но не ложилась спать. А значит – это продолжалось всю ночь.
Закрываю глаза. Тошнота поднимается к горлу…
Спасайся!
Хватаю сумку и с зажатым ртом выбегаю из аудитории. Хлопаю дверьми, оставляя позади удивленные взгляды повзрослевших детей. Бегу по шумным коридорам ГАХИ, в которых когда-то боялась заблудиться и не успеть на вступительные экзамены. Как давно это было? И значит ли эта память хоть что-то в мире без света?
Этим вечером я буду сильной. Отработаю свою дозу волшебства.
Сашкины руки указали мне путь. Отметили место на карте. Где-то в заснеженных лабиринтах города, стоит дом, в котором торгуют мечтами. И там, я отдам волшебнику все, что он попросит, за одну-единственную ночь спокойного сна.
Я не буду бояться.
Забегаю в высокую дверь женского туалета. И у раковин, пахнущих хлоркой, меня выворачивает наизнанку так сильно, что желчь течет даже из ноздрей.
– Господи…
И снова. Дымящийся желудочный сок брызгает на кафель.
Включаю краны и пью холодную воду. Пытаюсь усмирить бунтующий желудок, в котором, вот уже два дня не было ничего, кроме дешевого кофе.
Тщетно.
– Блииин…
Стараюсь отдышаться. Чувствую, что в туалете есть кто-то еще. Стоит у стены. Знакомый, приторный аромат тонких «Vogue» касается моих губ. Подставляю ладони под ледяную струю. Умываюсь. Но настойчивый сигаретный дым, словно опытный любовник, снова пытается меня поцеловать.
– Вообще-то, здесь не курят!.. – Улавливаю краем глаза, в зеркале над умывальником, стройный силуэт с сигаретой. – Места мало?
Сплевываю злые слова в бурлящий сток. Сашка научила меня, как разговаривать с подобными дамами. Если они что-то от тебя хотят, ударь первой. Бить я, конечно, не собираюсь, но…
Поднимаю глаза и вздрагиваю от неожиданности. Девушка стоит рядом и рассматривает мое отражение.
Как ей удалось подойти так неслышно?
Не показываю страха. Смотрю в ответ. Ее лицо кажется мне знакомым.
– Что-то хотела? – Говорю не ей, зеркалу.
Затягивается, выпуская изо рта сиреневый дым:
– Ты знаешь, что охота уже началась?
И голос… Боже мой, так ведь это… я?!
– Что?..
Пытаюсь развернуться, но она хватает меня за волосы и бьет лицом о зеркало. Звенящие окровавленные осколки засыпают раковину…
Отшатываюсь, вскрикивая.
Ничего этого нет!
Оглядываюсь по сторонам. В туалете никого. Над умывальником дрожит отражение моего испуганного лица.
Надо убираться отсюда! Но какой бы спокойной я ни пыталась казаться, страх не проходит. И пока у замерзшего дорожного знака я ловлю такси, он превращается внутри меня в огромного зверя с острыми когтями. Скребет сердце в поисках любви.
Боюсь потерять сознание.
Все, что я видела сейчас, не было сном. Кошмары выбрались наружу.
Под ногами, в грязном снегу, умирает свет. Раненый в сердце, он больше не сможет защитить меня. Теперь надежда только на Волшебника.
Сажусь в такси. Желтая волга, похожая на тяжелую пулю, скользит по оледеневшей дороге, не замечая расстояний. Она разбивает километры, будто стекла, подминая острые осколки под шипы зимней резины. В тепле меня снова клонит в сон. И те несколько километров, пока мы едем, я сплю, понимая, как сильно устала.
Не вижу снов.
И когда таксист будит меня, я довольно улыбаюсь и говорю о принцах. Он смеется и что-то отвечает мне – молодой парень с красивым лицом. Не разбираю слов. Слышу только мелодию голоса, такую сладкую, что мне хочется вдруг его поцеловать. И спросить – не он ли тот принц, которого я так ищу?
Но в мире не осталось слов. А только мысли и желания, которые я запомню на всю оставшуюся жизнь.
– Если вдруг понадобится такси…
Протягивает мне визитку. Смотрю в его прозрачные, голубые глаза.
– Я позвоню.
Касаюсь его пальцев. Чувствую разряды тока, щекочущие кожу.
– Мне пора.
Выскальзываю из салона, думая о том, что мы еще встретимся. Не важно, когда и где. Судьба сведет нас вместе. И мы поймем, что всю жизнь стремились стать чем-то единым. Как когда-то давно. Много столетий назад.