Антон протянул деньги, и тетка схватила их пухлыми пальцами.
– То, чего у меня нет. Он искал Вавилоны. Но Вавилоны лишь выдумка, не так ли? – она докурила и бросила окурок под ноги.
– И что было дальше?
– Он ушел. Я посоветовала ему уйти. И не болтать больше про вавилоны. Он выглядел каким-то несчастным. Потерянным… Я предложила ему развеяться с нашими девочками, но он искал кое-что другое.
– Что он искал? – спросил Антон.
Женщина покачала головой.
– Слишком много вопросов. Нет. Этого мало, – она показала зажатые в руке купюры.
– Мало? Две сотни баксов?
Толстуха посмотрела на него сквозь темные линзы очков. Но промолчала.
– Так что он искал? – повторил за напарника Гай. Антон увидел в его руке помятую сотню.
– Он искал запретное. Понимаешь? То, что ищут пропащие люди. У которых злые бесы внутри, – толстуха выхватила у Гая деньги, и смяла их в кулаке. – Я посоветовала ему помолиться. Сходить в церковь. И возвращаться домой. Но, как вижу, он не ушел.
– Так что он искал? – снова повторил Гай.
– Мальчиков. Он искал маленьких мальчиков, – Женщина полезла в сумку за сигаретами. И когда прикуривала, руки ее тряслись. – У меня у самой сын. Дети тут пропадают. Я знаю, такое бывает. Их никогда не находят.
– Пойдем, – сказал Антон. Он зашагал к машине. Обернулся. Гай стоял все там же. Его сигарета истлела до фильтра, но он все ее не отпускал. – Гай!?
Он что-то сказал на прощание толстухе, и подошел к Антону.
– Что ты ей сказал?
Гай молча сел в машину. Антон сел рядом.
– Ты в порядке?
– В полном.
Гай бросил листок с фотографией в ворох бумаг. Включил зажигание и сдал назад.
– Что думаешь насчет ее рассказа? – поинтересовался Антон.
– Я подумал, – сказал Гай, – на секунду. Что этот старый хер легко отделался.
– Гай…
– На секунду, Антон! Я подумал о том, что у меня тоже есть сын! Я сказал ей это, когда уходил. У меня тоже есть сын.
– Он в Голдтауне.
– Да. Да… В Голдтауне. Так она и ответила мне. Твой сын в Голдтауне, а мой – здесь.
– Ты думаешь, она заслуживает милосердия? Когда вот так – имеет отношение ко всему этому?.. торгует людьми!
– Я не знаю…
– Я знаю!
– Ты тоже не знаешь, Антон! – крикнул Гай. – Не знаешь, кто из них меньшее зло!
Он крутанул руль и седан развернуло. Из-под колес брызнул песок.
– Она не просит твоего милосердия. Но и ты не суди ее, – сказал Гай уже тише. – Может она спасает этих девчонок… Так, как умеет…
Милосердие, подумал Антон. Она не заслуживает его. Даже ради своего сына.
Он покачал головой.
– Что? – возмутился Гай. – Хочешь сказать, я не прав?
– Ты поменял отношение к ней только потому, что у нее есть сын? Я знаю, тебя надирает эта хренова фраза – у нее не было выбора, – сказал Антон. – Но это неправда. Он у нее был.
– Она делает это ради сына!
– Ломает жизни другим?
Гай усмехнулся.
– Когда-нибудь ты поймешь ее.
– Это вряд ли…
Аллея осталась позади. Гай свернул во дворы – на узкую тропку, зажатую угрюмыми шлакоблочными трехэтажками. Седан осторожно прополз мимо них, и уткнулся в обветшалое здание в конце улицы, напоминавшее часовню. Белая штукатурка пооблезла с его стен, оголив красные кирпичи, а высокие окна кто-то заколотил досками. Куполообразная крыша и вовсе проржавела до дыр, а вместо креста стоял оцинкованный флюгер. Деревянная вывеска над раскрошившимся крыльцом кричала намалеванными на ней буквами.
«БОЖЕДОМЪ»
– Что это значит? – спросил Антон.
Гай припарковал машину и глянул в лобовик на вывеску.
– Не знаю.
– Это не по-вашему?
Гай уставился на Антона.
– Не по-нашему? – переспросил он.
– Ну…по-вашему…хинди? Нет?