Плоть и прах: хроники безумия. Книга 1
– Ты кто? – снова спросил Петров, но фигура не ответила. Вместо этого она начала медленно подниматься. Её движения были резкими, словно кости ломались и срастались заново. Петров отступил, но споткнулся о что-то на полу. Когда он упал, фонарь выскользнул из его рук и покатился по полу, освещая стены. Символы теперь явно двигались, извиваясь, как змеи. А фигура приближалась.
– Командир! – закричал Петров, но его голос был заглушён внезапным рёвом, который раздался снаружи. Это был нечеловеческий звук, смесь крика и рычания. Петров попытался встать, но фигура была уже рядом. Он увидел её лицо. Это было лицо человека, но глаза… глаза были пустыми, чёрными, как бездонные дыры. И из них капала чёрная жидкость.
Снаружи Григорьев услышал крик Петрова. Он бросился к бараку, но, когда он вошёл, Петрова там не было. Только фонарь, лежащий на полу, и следы чёрной жидкости, ведущие вглубь барака. Григорьев поднял фонарь и последовал за следами. Они привели его в подвал, где он нашёл Петрова. Тот стоял, прислонившись к стене, и смотрел в пустоту. Его глаза были такими же чёрными, как у той фигуры.
– Петров! – крикнул Григорьев, но тот не ответил. Вместо этого он начал смеяться. Это был нечеловеческий смех, который эхом разнёсся по подвалу. Григорьев отступил, но за спиной он услышал шаги. Он обернулся и увидел остальных своих солдат. Их глаза тоже были чёрными.
– Что с вами? – прошептал он, но ответа не последовало. Григорьев понял, что он один. Он выхватил пистолет, но не знал, куда стрелять. Это были его люди. Или то, что от них осталось.
Внезапно свет фонаря погас, и тьма поглотила всё. Григорьев почувствовал, как что-то холодное и липкое коснулось его лица. Он закричал, но его крик был заглушён тем же рёвом, который он слышал раньше. Последнее, что он увидел, были чёрные глаза, смотрящие на него из тьмы.
На следующее утро лагерь был пуст. Никаких следов разведчиков. Только ржавые ограждения, полуразрушенные бараки и тишина, которая дышала. И где-то в глубине леса, в тени деревьев, стояли пять фигур. Их глаза были чёрными, а на лицах застыли улыбки, которые не принадлежали им.
Земля, которая не прощает.
«Земля помнит каждую каплю крови, пролитую в её чреве. И её месть прорастает корнями через кости виновных. Её правосудие не знает милосердия – только прах.»
1943 год. Глухие леса Белоруссии, где война оставила свои кровавые следы. Немецкие войска отступали, оставляя за собой выжженную землю, разрушенные деревни и горы трупов. Но в одном из таких мест, где земля была пропитана кровью и страданиями, природа решила ответить. Она больше не могла терпеть.
Отряд советских партизан, измученных и голодных, двигался через лес. Они шли к месту, где, по слухам, немцы устроили секретную лабораторию. Командир отряда, Иван, знал, что это может быть ловушкой, но у них не было выбора. Война не оставляла времени на раздумья.
Лес вокруг был мёртвым. Деревья стояли чёрные, как уголь, их ветви скрючены, словно в агонии. Земля под ногами была мягкой, почти болотистой, и с каждым шагом из неё сочилась тёмная жидкость, похожая на кровь. Воздух был густым, пропитанным запахом гнили и металла.
– Что за чертовщина? – прошептал один из партизан, молодой парень по имени Алексей. – Это место… оно какое-то неправильное.
– Молчи, – резко оборвал его Иван. – Мы здесь не для того, чтобы бояться. Мы здесь, чтобы выполнить задание.
Но даже он чувствовал, что что-то не так. Лес словно следил за ними. Ветви шевелились без ветра, а вдалеке слышались странные звуки – то ли рычание, то ли стон.
Когда они добрались до места, их встретило зрелище, от которого кровь стыла в жилах. На поляне стоял полуразрушенный бункер, окружённый колючей проволокой. Но это было не самое страшное. Вокруг бункера лежали тела. Немцы, партизаны, мирные жители – все они были перемешаны в одной кровавой куче. Их лица были искажены ужасом, а тела… тела были изуродованы так, словно их разорвали изнутри.
– Что здесь произошло? – прошептал Алексей, но ответа не последовало.
Иван приказал осмотреть бункер. Внутри они нашли ещё больше тел, а также странное оборудование – колбы с тёмной жидкостью, исписанные стены и.… яму. Она была глубокой, почти бездонной, и из неё исходил слабый свет. Но что самое странное – вокруг ямы были следы. Огромные, когтистые, словно оставленные чем-то, что вылезло из-под земли.
«– Мы должны уйти», – сказал Алексей, его голос дрожал. – Здесь что-то не так. Это место… оно проклято.
Но Иван не слушал. Он подошёл к краю ямы и заглянул вниз. В тот же момент земля под ним дрогнула. Из глубины ямы раздался низкий, рокочущий звук, и свет стал ярче. Иван отступил, но было уже поздно.
Из ямы вылезло… что-то. Оно было огромным, с телом, покрытым чешуёй, и длинными, изогнутыми когтями. Его глаза горели, как угли, а из пасти капала чёрная жидкость. Но самое страшное было в том, что оно казалось… живым. Не просто животным, а чем-то древним, разумным.
– Стреляйте! – закричал Иван, но пули, казалось, не причиняли твари вреда. Она двигалась с неестественной скоростью, её когти рассекали воздух, как ножи. Один за другим партизаны падали, их крики заглушались рёвом чудовища.
Алексей, единственный, кто остался в живых, бросился бежать. Он бежал через лес, спотыкаясь о корни и ветви, но тварь была уже рядом. Он чувствовал её дыхание на своей шее, слышал, как её когти царапают землю. В отчаянии он упал на колени и закричал:
– Почему?! Почему ты делаешь это?!
Тварь остановилась. Её глаза, горящие, как адское пламя, смотрели на него. И вдруг он услышал голос. Низкий, гулкий, как эхо из глубины земли.
– Вы пролили слишком много крови. Вы разорвали землю, и теперь она отвечает. Мы – её дети. Мы – её месть.
Алексей не успел ничего ответить. Когти вонзились в его тело, и последнее, что он увидел, было небо, затянутое чёрными тучами.
На следующий день отряд советских солдат нашёл поляну. Они увидели разрушенный бункер, горы тел и.… яму. Она была пуста, но вокруг неё были следы. Огромные, когтистые. Командир отряда, осмотрев место, приказал отступить.
«– Здесь что-то не так», – сказал он. – Это место… оно проклято.
И он был прав. Земля больше не прощала. Она пробудила своих детей, и они вышли на поверхность, чтобы отомстить. Война породила монстров, и теперь они шли за своей добычей. Леса, поля, города – нигде не было спасения. Природа больше не молчала. Она ответила.
Секс и Смерть
«Это не был секс. Это был ритуал. Каждый стон, каждый укус, каждый выверт плоти приближал их к моменту, когда занавес реальности дрогнет».
Город, носивший имя Геенна, дышал испарениями гниющей плоти. Его улицы, изъеденные язвами времени, змеились меж домов с облупленными фасадами, где тени шептались о грехах, слишком старых, чтобы их простить. Здесь, в сердце этого некрополя для живых, обитал Сайлас Лейн – художник, чьи холсты корчились от образов, вырванных из снов прокаженных. Его краски замешивались на крови и пепле, а кисти, словно щупальца, вытягивали из тьмы лики тех, кто давно перестал быть человеком.
Но в ту ночь, когда луна висела над Геенной, как вырванный глаз, в его мастерскую вошла Лена. Ее кожа отливала мертвенным перламутром, волосы – сплетение ночи и дыма – струились по плечам, будто живые. В ее зрачках танцевали отражения костров, которых не существовало, а губы, алые, как рана, шептали обещания, от которых стыла кровь. Она была воплощением Мальтаса – демона, чье имя выжигало страницы древних гримуаров. Но Сайлас не испугался. Он узнал в ней родственную душу: ту, что жаждала растерзать границу между болью и экстазом.
Их страсть вспыхнула, как пожар в склепе. Лена сбросила платье, и под ним оказалась кожа, испещренная шрамами-иероглифами – историями каждого, кого она поглотила. Сайлас впился в нее губами, зубами, ногтями, а она отвечала ему смехом, звонким и ледяным. Их тела сплетались в танце, где не было места нежности – только голод, острый как клинок. Он входил в нее, а она обвивала его шею руками, чьи пальцы удлинялись в костяные шипы. Кровь Сайласа смешивалась с ее соками, капая на пол, где оживали чудовищные тени.
Но это не был секс. Это был ритуал. Каждый стон, каждый укус, каждый выверт плоти приближал их к моменту, когда занавес реальности дрогнет. Лена, задыхаясь, впилась зубами ему в горло, и Сайлас, вместо боли, ощутил восторг – будто нож, вспарывающий гнойник. Ее тело треснуло, как скорлупа, и из него выползло Нечто с крыльями из спутанных нервов и глазами, горящими ненавистью всех живых.
– Ты хотел увидеть истину, – прошипело создание голосом Лена, смешанным с хрипом мертвеца. – Посмотри же…
И Сайлас увидел. Увидел, как страх и ненависть сплетаются в единую змею, пожирающую души. Увидел, что он сам – лишь сосуд для чудовищ, которых рисовал. А потом тьма поглотила его, оставив на полу лишь холст, где их тела, слитые в агонии, навеки застыли в объятиях.
И где-то в глубине Геенны засмеялся Мальтас, ибо его пир только начинался.
Геенна захлебнулась в собственном гное. Тот холст, что остался от Сайласа, пульсировал во тьме мастерской, словно живой орган, вырванный из чрева мира. Его краски – сгустки запекшейся крови, капли ядовитого пота – медленно стекали по раме, образуя на полу лужицы, где копошились слепые твари с зубами как бритвы. Они шептали, повторяя имя Мальтаса как молитву, обращенную вспять.
А в переулках, где воздух был густ от смрада разлагающихся надежд, началась охота.
Первой жертвой стала Элианор, торговка телами и тайнами. Ее нашли на рассвете в квартале Бархатных Кошмаров – месте, где грех продавался дешевле хлеба. Но то, что от нее осталось, даже черви сочли пиршеством. Кожа, содранная аккуратно, как пергамент, висела на фонарном столбе, превращенная в свиток, исписанный стихами. Глаза, выдавленные наружу, застыли в удивлении, а между ребер, словно в алтаре, горела черная свеча из ее же жира. На стене рядом кто-то нарисовал символ – переплетение венозных узлов и клитора, подписанное кровью: «Мальтас причащает».
Но Геенна не плакала. Она возбуждалась. Следом за Элианор исчезли трое: старик-священник, читавший проповеди над трупами, девчонка-воровка с пальцами, быстрыми как язычки змей, проститутка. Их нашли в старом цирке, под куполом, расписанным фресками ада. Они были связаны – не веревками, а собственными кишками – в позе, пародирующую святую троицу. Изо ртов каждого рос грибовидный нарост, источающий споры, которые заставляли тех, кто вдыхал их, видеть кошмары. Город начал сходить с ума. Один кузнец расплавил жену в печи, крича, что ее кожа – это маска демона. Другой, юноша с глазами как мокрый уголь, вырвал себе язык и вложил в рот паука, шепча, что так «он услышит правду».
А Лена – или то, что носило ее облик – ходила среди них. Ее тело теперь было шире, выше, словно паучиха, выкормленная на стероидах боли. Кости выпирали сквозь кожу, образуя панцирь, а из спины выросли шесть рук, каждая с пальцами, заканчивающимися жалами. Ее сопровождал хор – три существа с лицами Сайласа, Элианор и священника. Они пели гимн на языке, от которого трескались камни:
«Mальтас есть плоть,
Mальтас есть голод,
Разорви небо,
Выпей время,
Мы – твои дети,
Мы – твой распад…»
В ту ночь к мастерской Сайласа пришел Лирой, брат Элианор, палач с руками, вечно пахнущими железом и страхом. Он не верил в демонов – только в нож и ярость. Но то, что он увидел внутри, заставило его упасть на колени.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
