
Секс, смерть и адский флирт. Том первый
– А вот это уже не сундук, – сказал он, и в его голосе впервые не было шутки. – Это из спальни старой. Там бабка спала. И, говорят, до сих пор не ушла.
Стук повторился – резкий, настойчивый, как будто кто-то хотел выбраться. Тоня сглотнула, но шагнула к двери, махнув подругам следовать за ней.
– Ладно, кукольник, – процедила она. – Открывай. Посмотрим, кто там стучит. Но если это твой очередной прикол, я тебе этот топор в зад засуну.
Серёга хмыкнул, но уже без прежнего веселья, и подошёл к двери, держа топор наготове. Ручка скрипнула, когда он её повернул, и дверь медленно, с жутким скрипом, начала открываться. Дверь распахнулась с таким протяжным скрипом, что у Маши зубы заныли, а Тоня невольно сжала чайник ещё крепче. Внутри было темно, как в могиле, – свет фонаря Серёги выхватывал лишь кусок пыльного пола да угол старой кровати с продавленным матрасом. Стук прекратился, будто кто-то внутри затаился, поджидая их. Воздух пах плесенью, старым деревом и чем-то сладковатым, от чего у Марты зачесался нос.
– Ну что, цыпочки, заходим? – хмыкнул Серёга, но его голос был тише обычного, а ухмылка казалась натянутой. Он шагнул первым, подняв фонарь повыше, и луч света скользнул по комнате: облупленные обои с цветочным узором, треснувшее зеркало на стене, комод с выдвинутым ящиком, из которого торчала какая-то тряпка. И кровать – огромная, с резными столбиками, покрытая ветхим одеялом, которое шевельнулось. Или показалось, что шевельнулось.
Маша взвизгнула и вцепилась в Марту так, что та чуть не уронила тарелку.
– Оно живое! – прошипела она, тыча пальцем в одеяло. – Там кто-то есть!
Тоня шагнула вперёд, обогнав Серёгу, и рявкнула:
– Если это твоя бабка, Серёга, пусть вылезает и суп готовит, а не прячется, как таракан! – Она ткнула чайником в сторону кровати, готовая швырнуть его при малейшем движении.
Серёга хмыкнул, но уже без прежней бравады, и подошёл к кровати, держа топор наготове. Он медленно протянул руку и резко дёрнул одеяло в сторону. Под ним оказалась… пустота. Только мятая простыня, пожелтевшая от времени, да пара подушек, одна из которых была порвана, и перья торчали наружу.
– Видите? – сказал он, выдохнув с облегчением. – Никого. Это, поди, ветер окно стучит. – Он кивнул на закрытое окно в углу, где ставни слегка дрожали от порывов снаружи.
Но не успели девушки расслабиться, как стук раздался снова – теперь громче, ближе, прямо из-под кровати. Тоня замерла, Марта выронила тарелку, которая разбилась о пол с жалобным звоном, а Маша заорала так, что, кажется, разбудила бы и мёртвых.
– Это не ветер! – крикнула она, пятясь к двери. – Это под кроватью!
Серёга опустился на колени, направив фонарь под кровать. Луч света выхватил пыльные доски, клубы паутины и… что-то тёмное, шевелящееся в углу. Он прищурился, а потом вдруг расхохотался – громко, с присвистом, как будто увидел лучшее шоу в своей жизни.
– Да это ж ёжик! – прогундосил он, вытирая слёзы от смеха. – Забрался сюда, шустрый гад, и лапами топает! – Он сунул руку под кровать и вытащил колючего зверька, который тут же свернулся в клубок, фыркая от возмущения.
Тоня опустила чайник, выдохнув сквозь зубы:
– Ёжик, значит? А ты, кукольник, чуть нас до инфаркта не довёл своими шуточками!
Марта, всё ещё бледная, подобрала осколки тарелки, а Маша, перестав орать, уставилась на ежа с недоверием.
– Он… милый, – пробормотала она, но тут же добавила: – Но я всё равно спать не буду! Вдруг у него друзья тут шныряют!
Серёга, всё ещё посмеиваясь, поднял ежа повыше, будто показывая трофей.
– Друзья? «Да у меня тут целый зоопарк под полом», – сказал он, подмигнув. – Ёжик, мыши, пауки. Может, и бабка где-то шастает, но она тихая, пока суп не почует. – Он хрустнул чипсами, которые вытащил из кармана, и добавил: – Ладно, берите зверя, если хотите, а я пойду окно закрою. А то ещё кто-нибудь залезет.
Он сунул ежа в руки Маше, которая пискнула, но взяла, и пошёл к окну, насвистывая. Но когда он дёрнул ставни, те не поддались – снаружи что-то держало их закрытыми. Серёга нахмурился, посветил фонарём через щель и вдруг замер. Его ухмылка пропала, а голос стал неожиданно серьёзным:
– Девки… тут кто-то снаружи. И это точно не ёжик. Тоня мгновенно насторожилась, шагнув к Серёге с чайником наготове, будто собиралась выбить им окно вместе с незваным гостем. Марта сжала осколок тарелки, а Маша, всё ещё держа ежа, прижалась к стене, шепча:
– Я же говорила… это не куклы… не призраки… это хуже!
Серёга медленно отодвинулся от окна, его фонарь дрожал в руке, выхватывая из темноты лишь кусок мутного стекла. Он повернулся к девушкам, и в его глазах впервые мелькнула не шутка, а что-то похожее на тревогу.
– Там тень, – сказал он тихо, без привычного хохота. – Большая. И… шевелится. Не зверь, точно. У зверей глаза светятся, а тут… ничего.
Тоня подскочила к окну, оттолкнув Серёгу, и прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то. Ветер снаружи завывал, ставни скрипели, но за ними было пусто – только чернота леса и слабый отблеск луны. Или не пусто? Ей показалось, что в глубине, у кромки деревьев, что-то мелькнуло – длинное, угловатое, слишком высокое для человека.
– Ты нас разыгрываешь, да? – рявкнула она, обернувшись к Серёге. – Опять твои шуточки про бабку и чипсы?
Но Серёга не улыбался. Он сжал топор покрепче и покачал головой:
– Я бы пошутил, командирша, но это не я. У меня юмор тупой, но без спецэффектов. – Он кивнул на окно. – Это что-то другое. И оно близко.
Маша пискнула, чуть не уронив ежа, который фыркнул и ещё сильнее свернулся в клубок. Марта шагнула к двери, её рука с осколком дрожала.
– Надо вниз, – сказала она, голос срывался. – Закроемся в гостиной. Там камин, свет… и топор у него есть.
– А если оно уже внутри? – прошептала Маша, её глаза округлились. – Вдруг оно через подвал залезло? Или через чердак?
Тоня бросила взгляд на Серёгу, который всё ещё смотрел в окно, будто ждал, что тень вернётся.
– Ты говорил, у тебя тут тихо, – процедила она. – А теперь что? Кто это? Охотники? Маньяки? Или твои куклы ожили, кукольник?
Серёга наконец оторвался от окна и повернулся к ним, пытаясь вернуть свою ухмылку, но она вышла кривой.
– Да кто угодно, – буркнул он. – Лес большой, всякое шастает. Может, сосед мой, Гришка, нажрался и решил поздороваться. А может… – Он замялся, а потом добавил: – Ладно, идём вниз. Если что, топором махну, а вы кричите. Звук его отпугнёт. Или разозлит. Проверим.
Он двинулся к лестнице, девушки за ним. Спускались быстро, но осторожно – каждый скрип ступеней казался громче обычного, каждый шорох за стеной заставлял вздрагивать. В гостиной камин всё ещё горел, бросая тёплый свет на диван и ковёр, но уют пропал. Тоня поставила чайник на стол, но не выпустила его из рук, Марта встала у двери, а Маша с ежом забралась на диван, поджав ноги.
Серёга подошёл к входной двери и проверил засов – крепкий, железный, но его пальцы чуть дрожали, когда он дёрнул ручку.
– Закрыто, – сказал он, оборачиваясь. – Если оно снаружи, сюда не влезет. А если внутри… – Он хрустнул чипсами, вытащив их из кармана, и добавил: – Тогда повеселимся.
И тут свет в гостиной мигнул. Раз, другой, а потом погас совсем. Камин остался единственным источником света, и в его отблесках тени на стенах задвигались, словно ожили. Снаружи что-то стукнуло – не ветер, не ветка, а тяжёлый, глухой удар, будто кто-то ударил по стене дома. Маша заорала, ёж вырвался из её рук и шмыгнул под диван, а Тоня рявкнула:
– Серёга, это не Гришка! Что за хрень ты сюда притащил?!
Серёга сжал топор и шагнул к окну гостиной, шепнув:
– Я ничего не тащил. Оно само пришло. И, кажется, оно голодное. Тоня рванула к окну рядом с Серёгой, чуть не опрокинув стол с остатками супа, и прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. Каминный свет отражался в её глазах, но за окном была только чернота – густая, непроглядная, как будто лес проглотил луну и звёзды. Удар повторился, теперь ближе к двери, и дом слегка дрогнул, будто кто-то проверял его на прочность. Марта у двери вздрогнула, осколок тарелки выпал из её руки, а Маша, забившись в угол дивана, начала подвывать:
– Это конец… оно нас съест… или зарубит… или съест, а потом зарубит!
Серёга, сжимая топор, повернулся к девушкам, его лицо в полумраке выглядело жёстче, чем раньше, но он всё равно попытался выдавить ухмылку:
– Ну, цыпочки, если оно нас сожрёт, то я первый в меню – мяса побольше. А вы прячьтесь, может, на десерт не заметит. – Он хрустнул чипсами, но звук вышел каким-то нервным, и добавил: – Шучу. Наверное.
Тоня ткнула его чайником в бок, не сильно, но с намёком:
– Хватит зубы скалить, кукольник! Что это за тварь? Ты тут живёшь, должен знать!
Серёга пожал плечами, но его взгляд метнулся к окну, где стекло вдруг задрожало от нового удара – резкого, как будто кто-то ударил чем-то твёрдым.
– Лес, – буркнул он. – Тут всякое водится. Медведи, волки, иногда пьяные грибники. Но это… это не они. Слишком тихо движется. И сильно бьёт. – Он замялся, а потом добавил тише: – Бабка рассказывала про что-то такое. Говорила, не суйся в лес ночью, а то «длинный» придёт. Я думал, она просто пугала, чтоб я грибы не тырил.
– Длинный? – переспросила Марта, её голос сорвался. – Это что ещё за хрень?
Но ответить Серёга не успел. Дверь содрогнулась от мощного удара – такого, что засов загудел, а дерево треснуло у косяка. Маша заорала, свалившись с дивана, и поползла к камину, будто огонь мог её спасти. Тоня рванула к двери, встав рядом с Серёгой, который уже занёс топор, готовый рубить.
– Открывай, – процедила она. – Посмотрим, что за «длинный». Если это твой сосед, я ему чайником мозги вправлю.
– А если не сосед? – хмыкнул Серёга, но его рука уже легла на засов. – Тогда держи чайник крепче, командирша.
Он рывком отодвинул засов, и дверь распахнулась, впуская внутрь холодный ветер и запах сырого леса. Снаружи стояла тишина – ни шороха, ни шагов, только тьма, густая, как смола. Серёга высунулся наружу, подняв фонарь, и луч света скользнул по крыльцу, деревьям, кустам. Пусто. Только вмятина на косяке и свежие царапины на дереве – длинные, глубокие, будто кто-то провёл по нему когтями размером с нож.
– Ушёл? – прошептала Марта, подбираясь ближе.
– Или затаился, – буркнул Серёга, шагнув на крыльцо. Он посветил фонарём в сторону леса, и луч вдруг наткнулся на что-то – высокое, тонкое, стоящее у кромки деревьев. Оно не шевелилось, просто торчало там, как столб, но его очертания были неправильными, слишком изломанными для человека или зверя.
Тоня выскочила следом, держа чайник, как гранату, и крикнула:
– Эй, ты кто такой?! А ну вали отсюда, пока я тебя не заварила!
Фигура дрогнула – едва заметно, но достаточно, чтобы Серёга схватил Тоню за руку и потащил обратно в дом.
– Внутрь, быстро! – рявкнул он, захлопывая дверь и задвигая засов. – Это не Гришка. И не медведь. Это… оно.
Маша, уже у камина, начала всхлипывать, а Марта подбежала к окну, пытаясь разглядеть тень, но стекло отражало только её собственное бледное лицо. Снаружи раздался новый звук – не удар, а низкий, протяжный скрип, как будто что-то огромное двигалось между деревьями, ломая ветки. Серёга сжал топор и повернулся к девушкам:
– Ладно, цыпочки, план такой: сидим тихо, ждём утра. Если оно вломится… – Он хрустнул чипсами и добавил: – Бейте чайником, орите, а я топором махну. Весело будет. Или нет. Тоня плюхнулась на диван, не выпуская чайник из рук, и уставилась на дверь, будто взглядом могла её укрепить. Марта прислонилась к стене у окна, нервно теребя край рукава, а Маша, забравшись обратно на диван, свернулась в клубок, шепча что-то про маму и тёплые носки. Серёга остался стоять у двери, сжимая топор, его фонарь теперь лежал на полу, бросая длинные тени, которые плясали в такт треску камина.
– Весело, говоришь? – буркнула Тоня, бросив на него косой взгляд. – Если эта тварь нас сожрёт, я тебя первым скормлю, кукольник. У тебя чипсы в башке, она ими подавится.
Серёга хмыкнул, но его обычная ухмылка выглядела бледнее, чем обычно.
– Да ладно, командирша, я ж вкусный, – сказал он, похлопав себя по животу. – А если серьёзно, то… я не знаю, что это. Бабка только сказки про «длинного» травила, мол, за непослушных приходит. Думал, бред старушечий. А теперь… – Он замолчал, прислушиваясь.
Тишина снаружи стала гуще, но не спокойной, а какой-то затаённой, как перед прыжком. А потом раздался новый звук – не скрип, не удар, а тихое, ритмичное постукивание, будто кто-то медленно стучал по дереву длинными пальцами. Оно шло от окна гостиной, прямо за спиной Марты. Она резко обернулась, её лицо побелело, и она прошептала:
– Оно… там.
Тоня вскочила, подбежала к окну и прижалась к стеклу, но ничего не увидела – только темнота и слабое дрожание ставен. Постукивание стало громче, настойчивее, как будто кто-то проверял стекло на прочность. Маша зажала рот руками, чтобы не закричать, а Серёга шагнул ближе, подняв топор.
– Эй, длинный! – крикнул он, стараясь звучать бодро. – Вали лес ломать, а то я тебе руки укорочу! У меня топор острый, как бабкин язык!
Стук прекратился. На секунду показалось, что угроза сработала, но потом стекло задрожало – не от удара, а от какого-то низкого, вибрирующего звука, похожего на рычание, только глубже и медленнее. Оно проникало в кости, заставляя волосы на затылке вставать дыбом. Марта отшатнулась от окна, споткнувшись о ковёр, а Тоня рявкнула:
– Серёга, делай что-нибудь, а не стой, как чучело с чипсами!
Серёга кивнул, сунул руку в карман – видимо, за чипсами, но передумал – и рванул к камину. Он схватил кочергу, лежавшую рядом, и ткнул ею в огонь, вытаскивая пылающее полено.
– Если оно хочет поиграть, – буркнул он, – то получит горячий привет. – Он шагнул к окну, держа полено в одной руке, топор в другой, и крикнул: – Давай, вылезай, тощий! Посмотрим, кто кого зажарит!
Тоня, не теряя времени, схватила вторую кочергу и встала рядом, готовая махать чайником. Марта подползла к камину, вытащила ещё одно полено и протянула его Маше, шепнув:
– Держи, если что, кинь в него!
Маша, дрожа, взяла полено, но тут же уронила его себе на ногу и пискнула от боли. В этот момент окно треснуло – не разбилось, но по стеклу поползла тонкая паутина трещин, как будто что-то снаружи нажало слишком сильно. Серёга рванул вперёд, распахнул ставни и выбросил горящее полено наружу, крикнув:
– Жри огонь, урод!
Полено упало на крыльцо, осветив его ярким всполохом. На мгновение свет выхватил фигуру – длинную, тощую, с руками, свисающими почти до земли, и головой, наклонённой под странным углом. Она стояла в двух шагах от дома, неподвижная, как статуя, но глаза – если это были глаза – не отражали свет, а поглощали его, как чёрные дыры. А потом фигура шагнула назад, в темноту, и пропала, будто растворилась в лесу.
Серёга захлопнул ставни, задвинул засов на окне и выдохнул:
– Ушло… вроде. Или решило, что мы невкусные.
Тоня опустила кочергу, но чайник не выпустила, глядя на него с подозрением:
– Это что, твой «длинный»? Ты знал, что оно тут шастает?!
Серёга покачал головой, вытирая пот со лба:
– Знал бы – давно бы свалил. Это не шутка, цыпочки. Это… – Он замолчал, а потом хрустнул чипсами, словно пытаясь вернуть себе уверенность. – Ладно, до утра сидим тут. Если вернётся, будем жечь всё, что горит. И орать. Громко.
Снаружи снова воцарилась тишина, но теперь она казалась живой, выжидающей. А трещины на стекле медленно расползались дальше. Тишина длилась недолго. Едва Серёга закончил говорить, как дом содрогнулся от нового удара – мощного, глухого, прямо в стену у камина. Пол задрожал, с потолка посыпалась пыль, а каминные поленья подпрыгнули, выбросив искры на ковёр. Маша завопила, отпрыгнув от дивана, и уронила полено, которое тут же закатилось под стол. Тоня рванула к камину, схватила кочергу и крикнула:
– Оно в атаку пошло! Серёга, топор готовь, а вы, девки, берите огонь!
Серёга кивнул, занеся топор, и бросился к окну, но не успел – стекло разлетелось вдребезги, и в гостиную ворвался холодный ветер вперемешку со звоном осколков. Сквозь дыру просунулась рука – длинная, костлявая, с пальцами, больше похожими на когти, чем на человеческие. Она вцепилась в раму, выдирая куски дерева с такой силой, что ставни затрещали и отлетели в сторону.
– А ну назад, тварь! – заорал Серёга, рубанув топором по руке. Лезвие врезалось в плоть – или что там у неё было вместо плоти – с влажным хрустом, но рука даже не дрогнула, лишь дёрнулась, как от раздражения. Из раны не потекла кровь, только высыпалась какая-то чёрная пыль, похожая на угольный порошок.
Тоня подскочила ближе, махнув кочергой, и попала прямо по суставу. Удар вышел звонким, но «длинный» только зарычал – низко, утробно, так, что у всех заложило уши. Марта, схватив горящее полено, швырнула его в окно, целясь в руку. Полено ударилось о когти, вспыхнув ярче, и на миг осветило то, что стояло снаружи: высокую, изломанную фигуру с длинными конечностями, скрюченной спиной и головой, которая болталась, как сломанная марионетка. Лица не было видно – только тёмное пятно, где должны быть глаза.
– Оно лезет! – крикнула Марта, хватая ещё одно полено. – Жги его!
Маша, наконец, очнулась от ступора, подползла к камину и начала кидать в окно всё, что попадалось под руку – угли, щепки, даже свою подушку, которая тут же загорелась в полёте. Подушка врезалась в руку «длинного», и огонь лизнул его кожу, заставив тварь отпрянуть с шипением, похожим на звук лопающегося льда.
Но это только разозлило его. Второй удар пришёлся в дверь – с такой силой, что засов вылетел из пазов, и дверь распахнулась, врезавшись в стену. «Длинный» шагнул внутрь, пригнувшись, чтобы протиснуться в проём. Его тело было тощим, но каким-то неестественно гибким, суставы трещали при каждом движении, а длинные руки волочились по полу, оставляя за собой царапины. Запах от него шёл резкий – гниль, смешанная с чем-то металлическим.
Серёга рванул навстречу, замахнувшись топором:
– Получай, урод! – крикнул он, целясь в голову. Топор вонзился в плечо твари, застряв в чём-то твёрдом, и «длинный» издал звук, похожий на скрежет металла о камень. Он резко дёрнул рукой, и Серёгу отбросило к дивану – тот врезался в спинку и рухнул на пол, выронив чипсы, которые рассыпались, как нелепый аккорд в этой бойне.
Тоня бросилась вперёд, размахнувшись чайником, и с размаху ударила «длинного» по колену. Чайник треснул, из него брызнул остаток чая, но удар заставил тварь пошатнуться. Она повернула голову к Тоне – медленно, с жутким хрустом позвонков, – и из тёмного провала, где должно быть лицо, донёсся тот же вибрирующий рык.
– Девки, огонь! – заорала Тоня, отпрыгивая назад. Марта швырнула ещё одно полено, попав в грудь твари, и пламя вспыхнуло, охватив её тощую руку. «Длинный» зашипел, отступив на шаг, но не ушёл – он вытянул вторую руку, пытаясь схватить Марту, которая едва увернулась, упав на ковёр.
Маша, визжа, кинула в него горящую подушку – уже вторую, – и та врезалась в голову твари, осыпав её искрами. Огонь начал лизать её тело, но «длинный» лишь зарычал громче, шагнув к камину, как будто хотел затушить пламя прямо в очаге. Серёга, кряхтя, поднялся с пола, схватил топор, выдернутый тварью, и бросился на неё сзади, целясь в спину.
– Жри сталь, тощий! – рявкнул он, вгоняя лезвие между лопаток. Тварь дёрнулась, из раны снова посыпалась чёрная пыль, и она развернулась, махнув рукой с такой скоростью, что Серёгу снова отбросило – теперь прямо в стену, где он сполз, оставив на обоях длинную полосу грязи.
Тоня схватила кочергу и крикнула:
– Все вместе, бейте его! Или сгорим к чёрту! «Длинный» снова шагнул вперёд, его когтистая рука метнулась к Марте, которая пыталась отползти к камину. Она увернулась, но тварь зацепила её футболку, и ткань с треском разорвалась, обнажив её грудь. Марта вскрикнула, прикрываясь руками, но тут же вскочила, схватив горящее полено, и швырнула его в «длинного», попав прямо в грудь. Огонь вспыхнул ярче, заставив тварь отступить на шаг, шипя и размахивая руками.
Серёга, всё ещё привалившись к стене, моргнул, глядя на Марту, и вдруг выдал с хриплой ухмылкой:
– Оу, какие зачётные буфера! Это что, бонус за выживание?
Марта, несмотря на ситуацию, бросила на него быстрый взгляд, подмигнула и крикнула, размахивая кочергой, которую подобрала с пола:
– Выживешь, кукольник, дам потрогать! А теперь вставай и руби эту тварь, пока она нас не прикончила!
Тоня, не теряя времени, рванула к «длинному» с чайником, который уже был помят, но всё ещё держался, и с размаху ударила по его длинной руке. Удар вышел глухим, тварь зарычала, но не остановилась – она снова махнула когтями, задев диван, который с треском развалился на куски. Маша завизжала, бросив в «длинного» ещё одно полено, но промахнулась, и оно улетело в камин, выбросив сноп искр.
Серёга, кряхтя, поднялся, вытирая кровь с рассечённой брови, и схватил топор, валявшийся рядом.
– За буфера и за жизнь! – рявкнул он, бросаясь на тварь. Он рубанул по её колену, и лезвие вонзилось глубоко, заставив «длинного» пошатнуться. Чёрная пыль посыпалась на пол, смешиваясь с искрами, а тварь издала такой рёв, что стёкла в окнах задрожали.
Тоня подскочила, с другой стороны, ткнув кочергой в бок «длинного», и крикнула:
– Марта, жги его! Маша, не стой, кидай что-нибудь!
Марта, всё ещё прикрывая грудь одной рукой, другой схватила горящую щепку и метнула её в голову твари. Щепка попала в плечо, и огонь начал лизать её тощую плоть, распространяясь быстрее, чем раньше. «Длинный» замахал руками, пытаясь сбить пламя, но это только разозлило огонь – он вспыхнул ярче, охватив одну из его длинных конечностей.
Маша, наконец, решилась: схватила с пола разбитую тарелку и швырнула её в тварь. Осколок врезался в её голову, отскочив с сухим звуком, и «длинный» повернулся к ней, издав низкий рык. Но Серёга не дал ему шанса – он рубанул топором ещё раз, целясь в шею. Лезвие застряло, тварь дёрнулась, и из раны хлынула не кровь, а густая чёрная пыль, заполняя воздух удушливым облаком.
– Все назад! – крикнула Тоня, отпрыгивая к камину. – Оно горит, но ещё дерётся!
«Длинный» пошатнулся, его горящая рука бессильно хлопала по полу, оставляя чёрные следы. Он сделал шаг к девушкам, но колено, подрубленное Серёгой, подломилось, и тварь рухнула, врезавшись в остатки дивана. Огонь охватил её полностью, и комната наполнилась треском горящей плоти и едким дымом. Тоня закашлялась, махнув кочергой, чтобы отогнать пыль, а Марта крикнула:
– Добей его, Серёга!
Серёга, тяжело дыша, шагнул к твари и с размаху вонзил топор в её голову – или то, что от неё осталось. «Длинный» дёрнулся в последний раз, издав слабый скрежет, и затих, превращаясь в кучу дымящегося пепла и обугленных костей. Серёга выдернул топор, вытер пот со лба и повернулся к Марте с кривой ухмылкой:
– Ну что, принцесса, я выжил. Где мой приз?
Марта, всё ещё кашляя от дыма, бросила на него насмешливый взгляд и хмыкнула:
– Сначала душ прими, герой. От тебя пеплом несёт похлеще, чем от этой твари. Утро пришло серое и холодное, с низкими облаками, которые висели над лесом, будто пытаясь скрыть следы ночного кошмара. В гостиной ещё витал запах горелой плоти и чёрной пыли, а куча пепла от «длинного» лежала у разбитого окна, слегка шевелясь от сквозняка. Девушки, потрёпанные, но живые, сидели на остатках мебели, пока Серёга ушел копаться в «Жигулях». Он провозился пару часов, чертыхаясь и измазавшись в масле, но к полудню двигатель заурчал, как довольный кот.
– Готово, цыпочки! – крикнул он, вытирая руки о штаны и гордо похлопав по капоту. – Ваш тарантас снова на ходу. Можете катить за своими миллионерами и шубами.
Тоня, потягивая остатки чая из треснувшей кружки, хмыкнула:
– Ну хоть на что-то ты годишься, кукольник. А то только чипсы жрать да топором махать умеешь.
Марта, уже натянувшая куртку поверх порванной футболки, подошла к машине, задумчиво глядя на Серёгу. Она скрестила руки и, как бы невзначай, бросила:
– Слушай, Серёга, а поехали с нами. Чего тебе тут одному куковать?
Маша, сидевшая на крыльце с подобранным ежом в руках, удивлённо моргнула, но тут же кивнула:
– Да, давай! Ты прикольный, хоть и псих немного. И топор у тебя есть, пригодится.
Тоня пожала плечами, не возражая:
– Если он чипсы свои возьмёт, я не против. Только за руль не пущу, а то разобьёмся на первом повороте.
Серёга замер, глядя на них с лёгким удивлением, а потом ухмыльнулся улыбкой:
– В принципе, я не против. Дом всё равно не мой. – Он сделал паузу, глядя, как девушки уставились на него с округлившимися глазами, и расхохотался: – Шучу! Шучу! Мой он, конечно, от бабки достался. Но знаете, после этой ночи мне тут как-то стрёмно оставаться. «Длинный» этот… вдруг у него родственники есть? Или бабка с того света явится, спросит, где её челюсть.