Координатор

Пожалуй, что так всё и есть, – думал Андрей, наблюдая, как рядом с его «Дэу» паркуются два «Уазика» – милицейский и с красным крестом. Санитары подошли к скамейке с чёрным мешком. Андрей отошёл на шаг и вот уже похоронщики потащили тело брата, как ковёр, свёрнутый в трубочку.

Милиционер дотронулся до плеча Андрея и сказал

– Мне нужно поговорить с вами…

Андрей кивнул. Подъехало такси, и вышла Елизавета Сергеевна. Соседи обступили её, выражая соболезнования. Госпожа Елизавета холодно смотрела, как грузят тело её сына в машину. Она скрестила руки на груди, какое-то время стояла так, а потом подошла к Андрею и участковому, спросила

– Кто убил моего сына?

Милиционер переглянулся с Андреем, кивнул чему-то и спросил

– Вы ничего не замечали странного в последнее время?

– Нет, – сказал Андрей, думая о словах Никитича о здоровом лысом человеке. И ещё думая о пощёчине, которую залепил брату день назад.

– Вы не ответили на мой вопрос! – голос матери стал неприятным. Андрей обнял старушку за плечи. – Я хочу знать, кто убил моего сына…

– Мама, он сам это сделал, – сказал Андрей.

Ноги Елизаветы Сергеевны согнулись в коленях, будто она хотела встать на них и помолиться Богу.

Андрей подхватил её, и участковый тоже вытянул руки. Так они замерли на долю секунды, показавшуюся вечностью, а потом зашли в подъезд и поднялись на шестой этаж в квартиру госпожи Елизаветы.

Глава 16

Рождение человека, свадьба, смерть… Если бы Андрея через два дня после самоубийства Аркаши, спросили бы, что в них общего, он не задумываясь бы ответил: желание напиться водки.

Андрей стоял в оцепенении перед окном на кухне своего дома и смотрел в огород, раскрашенный первым сильным снегопадом, будто белой акварелью.

Андрей походил взад и вперёд по кухне, потом набрал воды в кастрюлю, поставил на газ и засыпал вермишели. Когда кулеш приготовился, Андрей опомнился, и, ругаясь, стал вываливать дымящуюся паром вермишель из кастрюли в мусорное ведро.

Катя забежала на кухню, покачала головой, видя такую кулинарию

– Пап, иди. Я сама приготовлю что-нибудь.

– Неужели, ты будешь готовить? – удивился Андрей.

– Пап, я знаю, что вы думаете, будто у меня переходный возраст и всё такое, но я не полная скотина. Я думаю, что моя еда будет лучше этой вермишели.

– Ты молодец, Кать, – Андрей остановился в дверях кухни, сжимая полотенце. – Я горжусь, что ты у меня такая…

– Какая? – усмехнулась дочка, залезая в холодильник в поисках вкусностей в пределах допустимых сроков годности.

– Такая. Умная, независимая и добрая. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, пап. И пап, это, ну, извини, что я Иисуса с Гэндальфом сравнила.

– Ерунда это всё, Кать… – пробормотал Андрей и медленно поднялся по лестнице в домашний кабинет.

Андрей закурил и прошёлся по кабинету. Полки с книгами, невидимая глазам подсветка. Окна с двойными стеклопакетами, чтобы звуки улицы не отвлекали хозяина от размышлений над жизнью. Аркаша, наверное, много бы отдал за такой кабинет, – подумал Андрей, вспоминая комнату брата, похожую на шалаш бомжа.

А может быть ты и кабинет этот отгрохал, чтобы привести сюда непутёвого младшего братца. Чтобы он потом маялся от зависти? А, Андрей Иванович?

Андрей подошёл к стеклянным дверкам бара и после секундного колебания открыл пузатую бутылку и налил в фужер коньку. Коньяк по цвету напоминал мёртвую кровь…

Что ты выдумываешь? – оборвал себя Андрей. Давно ли ты свежую кровь видел, не говоря уж о мёртвой? Андрей взял дольку лимона с тарелки, которую прихватил с кухни.

Пожевал.

Великолепно. Вкус коньяка смешался со вкусом лимона, и получился вкус самой жизни – горький и пьянящий. Андрей побаюкал коньяк в фужере, разглядывая маслянистые разводы, которые тот оставлял на стекле. Глотнул, поморщился и отставил его в сторону.

Пьянству бой.

Андрей прошёл к столу и достал иконку Спасителя, поставил её на стол и долго смотрел, не мигая в глаза Иисуса. Потом он поставил рядом общую фотографию пятнадцатилетней давности с празднования общего Нового года. Достал молитвослов и прочитал молитвы Богородице и Святому духу, когда дошла очередь до канона Иисусу, Андрей отложил молитвослов в сторону и ему подумалось вдруг, что смерть любую фотографию превращает в икону.

Интересно, а жизнь может превратить икону в фотографию? – подумал Андрей и решил, что коньяк всё ж таки дошёл до клеток мозга и запутал их в мельтешении синапсов.

Зазвонил городской телефон. Андрей снял трубку.

– Это Ким Борисович Коорд… – сказал в трубке грубоватый голос. – Мне дала этот телефон ваша матушка. Она отчего-то злится на меня и не хочет говорить.

– Что вам угодно? – спросил Андрей, вспоминая слова старика Никитича: …здесь был здоровый лысый человек.

– Ох, как вы это сказали, Андрей Иванович! Что угодно? Соболезнования выразить и спросить, когда прощание с телом, когда похороны. Что ж ещё?

– Но… – Андрей облизнул губы. Его взгляд заметался с семейной фотографии на иконы и обратно. – Но вы же…

– Что? – спросил Ким. – А вы о моих методах? По – моему мы с вами всё решили тогда. Даже стали сообщниками, Андрей Иванович.

– Никакими, – Андрей прокашлялся. – Никакими сообщниками мы с вами не становились. И это некорректно по отношению к памяти Аркадия…

– К памяти Аркадия? – голос Кима взвился на октаву выше. Теперь в нём звучала обида и даже ярость. Наигранная обида и ярость. Ким переспросил, – К памяти Аркадия? Это вы мне говорите? Да, если хотите знать, Аркаша незадолго до смерти приходил ко мне…

Снова в воображении Андрея появился старик Никитич: «где этот лысый человек?..»

– И что же? – холодно поинтересовался Андрей.

– Что же? – передразнил его Ким.

Андрей немедленно отреагировал, опустив иконку Спасителя изображением вниз, и сказав грубо

– Я не позволю вам говорить с собой в таком тоне…

– Ну и хорошо. Я же понял, что вы крепкий орешек, Андрей Иванович. Надавали младшему брату пощёчин… Даже я бы до такого не дошёл… Действенный метод, Андрей Иванович. Судя по результату…

– Как вы смеете… – Андрей сжал руки. Ладони похолодели, мизинцы подрагивали. – Что вы себе позволяете…

– Ладно вам, Андрей Иванович. Я ж говорю – мы с вами, как сообщники. Аркаша не выдержал нашего воспитания…