Крапленая карта мира

Конец ее мучениям и нищенскому прозябанию среди разношерстной толпы турок и бывших соотечественников наступил, когда она повстречала пожилого немца.

– Он предложил мне выйти за него замуж. Раньше бы я презрительно отвергла его притязания, но сейчас выбирать не приходилось. У него было несколько мыловаренных фабрик и большой дом в Мюнхене. Так я стала фрау Элизабет Камплинг.

В этой роли она просуществовала около шести лет, пока ее почтенный супруг не скончался. Она стала состоятельной вдовой тридцати девяти лет от роду. Продала мыловарни и фермы, сдала особняк, выручила за это неплохие деньги и отправилась в Париж.

– О, это было великолепное время! Париж в середине двадцатых! Дали, Хемингуэй, Фицджеральд. А сколько знакомых по Петербургу лиц!

Она приобрела небольшое ателье по пошиву модных шляпок. В Париже нашлись ее сестры и сын. Мама умерла от тифа еще в России, где-то на полпути между Астраханью и Ростовом. Сестры работали консьержками, но для наводненного русской аристократией Парижа и это место считалось престижным.

– Моему сыну было почти пятнадцать, и он говорил по-французски лучше, чем по-русски. Я взяла сестер к себе, и за несколько лет наша шляпная мастерская превратилась в шикарный салон. Я продала и его, получив чрезвычайно приличную сумму. Наконец-то мы могли жить, как раньше. Но, конечно, все это был самообман.

Сын Елизаветы вырос, стал преуспевающим юристом. Тем временем на Европу надвигалась новая гроза – из руин восставала коричневая тень новой Римской империи, на этот раз во главе с фюрером.

– В тридцать девятом, за месяц до начала войны, я уехала по делам в Нью-Йорк. Я занималась издательским делом. Высокая литература не пользовалась большой популярностью, низкие вкусы публики требовали детективов и плаксивых сентиментальных романов. Однако именно благодаря этому в швейцарском банке у меня накопилось около трех миллионов долларов.

Первое сентября тридцать девятого пролегло водоразделом между прежней более или менее благополучной жизнью и неизвестностью. В Европе царили истерия и паника, все были загипнотизированы ошеломляюще быстрыми победами Гитлера. Елизавета и ее единственная оставшаяся в живых сестра бежали в Америку. Сын графини, считавший своей родиной Францию, остался.

– Он умер. Немцы с тевтонской педантичностью пытали его, а потом повесили. Он участвовал в Сопротивлении, но боши его поймали.

После смерти сына, а потом самоубийства сестры, узнавшей, что у нее рак, Елизавета осталась в полном одиночестве. Ей было тогда под шестьдесят и очень хотелось умереть.

– Я решила последовать примеру Анны, купила снотворное и назначила день собственной смерти. Потом, когда уже написала прощальное письмо и лежала в теплой ванне с бокалом шампанского, в котором были растворены таблетки, поняла, что умирать еще рано.

Более того, полтора года спустя Елизавета снова вышла замуж, на этот раз за конгрессмена-республиканца, которому для продолжения успешной политической карьеры была нужна деятельная и эффектная супруга.

– Джорджа я не любила, но он умел быть милым. Эйзенхауэр назначил его одним из своих советников, он бы пошел и выше, если бы не его любовь к деньгам.

Ее муж оказался коррупционером, не чуравшимся взяток за оказание протекции сомнительным компаниям и мафиозным личностям. В окружении президента, баллотировавшегося на второй срок, не хотели скандала, поэтому Джордж, отправившись поплавать на яхте, утонул. Шумиха улеглась, и Елизавета в третий раз оказалась одна.

– Теперь я была богата, думаю, гораздо богаче, чем в России, где у нас было два дома в Петербурге, один в Москве и усадьба под Орлом. Меня никто не трогал, обо мне все забыли. Я наслаждалась жизнью и была по-своему счастлива.

Судьба не дала графине возможности умереть в роскошном бостонском особняке или элитной вашингтонской клинике. Она, семидесятипятилетняя старуха, без оглядки доверяла финансовым консультантам. Однажды утром она узнала, что является банкротом, а все ее движимое и недвижимое имущество заложено или выставлено на аукцион.

– Они обокрали меня, как и сотни других клиентов. И вот в конце жизни я оказалась в трущобах.

Некоторое время Елизавета жила в домах престарелых и социальных приютах, но отовсюду ее рано или поздно вежливо выставляли.

– О чем я могла говорить с глупыми старыми курицами, которые с утра до вечера смотрели «мыльные оперы»? Они понятия не имели о Рахманинове или Шагале, а я была знакома и с тем, и с другим.

В итоге старая графиня оказалась в одном доме с Александрой, где снимала самую дешевую и маленькую квартиру.

– Мне нужно было вовремя умереть, – говорила она. – Я слишком многое пережила, и мне не хочется пережить еще что-нибудь.

Общение с графиней благотворно повлияло на Сандру. Старуха знала много и умела рассказывать. Не только Бородавочник, но и другие учителя, поставившие было крест на Александре Томински, с удивлением обнаружили, что девушка с каждым днем учится все лучше и лучше. Графиня Белосельская-Белозерская объясняла ей тысячи вещей, открывала новый мир искусства, литературы, театра и экономики. Сандре это нравилось, да и сама графиня, казалось, получала удовольствие от общения с юной ученицей.

– Никогда не доверяй финансовым экспертам, – наставляла ее Елизавета. – И как ты держишь вилку!

Сандра окончила школу в числе средних по успеваемости. Миссис Томински, которая не особо одобряла общение дочери с придурковатой собачницей, как она именовала графиню, не могла не признать, что Александра изменилась к лучшему под ее влиянием.

– На колледж денег у нас нет, – сразу сказал отец.

Он не знал о пятидесяти пяти тысячах и процентах по ним, которые все еще лежали в банке. Миссис Томински дипломатично заметила:

– Эрни, наша Мэгги сказала, что позаботится о сестре. Ее муж готов оплатить обучение Сандры.

– С чего этот стоматолог так расщедрился? – удивился мистер Томински. – Он ведь даже запрещает Мэгги лишний раз приезжать к нам, чтобы не тратить деньги.

В последнее время Сандра увлеклась живописью, к которой у нее обнаружилась склонность. Отец скептически относился к этому. Но когда миссис Томински убедила его в том, что дизайнеры зарабатывают больше, чем стоматологи, он не стал препятствовать занятиям дочери.

Александра поступила в колледж изучать дизайн. На учебу пошли деньги, выплаченные отцом Криса. Узнав о ее решении, старая графиня довольно покачала головой:

– Ты напоминаешь мне саму себя. Но я не хотела бы, чтобы ты повторила мою судьбу. Смотри!

Графиня отодвинула одну из икон с аскетичным ликом святого и достала из небольшой ниши деревянную шкатулку. Сандра раскрыла ее и едва сдержала возглас восхищения. Внутри были драгоценности – нити жемчуга, браслеты с рубинами, кольца с бриллиантами и изумрудами.

– Когда я умру, а ждать осталось не так долго, это станет твоим. Ты меня поняла?

– Но почему ты не продала их? Ты могла бы жить в нормальном доме, вести прежний образ жизни…

– Это память. Единственное, что у меня осталось. И мне девяносто два года. Зачем мне роскошь, хватит того, что есть. Я и так скоро встречусь с сыном, тремя своими мужьями и сестрами.

Учеба отнимала у Сандры много времени. Теперь она жила в общежитии, ходила на лекции и практические занятия. Ей это нравилось, и она считала, что ее жизнь налаживается. Какой идиоткой она была, связавшись с Крисом и ожидая от него благородного поступка. Хорошо, что все закончилось так удачно. С сокровищами, которые завещала ей Елизавета, она станет богатой. И это будет только началом ее восхождения на самый верх.

После очередных экзаменов Сандра приехала в Омаху. Дома все было по-старому. Александра с удивлением заметила, что начинает отвыкать от прежней жизни. Елизавета заметно сдала, теперь она гораздо реже выходила на улицу. Примерно через неделю после своего приезда Сандра, как обычно, постучала в обшарпанную дверь квартиры графини. Ей никто не ответил. Скорее всего, Елизавета уснула и не слышит. Сандра толкнула дверь. Та поддалась.

В прихожей царил полумрак, все заволокло едким сизым дымом. На плите дымился кофейник. Вода давно выкипела. Сандра в беспокойстве позвала Елизавету. На ее голос откликнулись только собаки. Она вошла в комнату, служившую старой графине гостиной, спальней и кабинетом.

Левретки, скуля и повизгивая, жались к телу Белосельской-Белозерской, распластавшемуся под иконами. Сандра метнулась к старухе. Собаки угрожающе заворчали, но, узнав девушку, стали радостно подвывать.

Тело Елизаветы успело остыть. Она умерла, скорее всего, когда очередной раз опускалась на колени перед иконами. Сандре стало грустно. Старая русская аристократка, появившаяся на свет в далеком заснеженном Петербурге, пережившая две революции, две мировых войны, трех мужей, единственного горячо любимого сына, богатство и бедность, умерла в возрасте девяноста двух лет в дешевой квартирке на окраине провинциальной Омахи, штат Небраска. Вряд ли красавица, изображенная на фотографии начала века, могла представить, что ее судьба сложится столь причудливым образом.

Сандра поцеловала старуху в холодную морщинистую щеку. Затем отодвинула икону и достала шкатулку с драгоценностями. Она не воровка, Елизавета сама завещала ей это. Иначе жемчуга и бриллианты достанутся государству, так как у древней графини нет ни единого родственника.

Накормив левреток, Александра вернулась домой. Миссис Томински, узнав, что дочь нашла Елизавету мертвой, поспешила вызвать полицию. Вся процедура длилась недолго. Даже без вскрытия было ясно, что старуха умерла от инсульта или инфаркта, что неудивительно в ее библейском возрасте. Подвергнув Сандру краткому допросу, полицейские отпустили единственную свидетельницу. Тело увезли в морг, квартиру опечатали, собак забрали представители приюта для животных.

Ночью Сандра никак не могла заснуть. Ее расстроила внезапная, хотя и давно ожидаемая смерть Елизаветы. Но еще больше ее страшили и радовали драгоценности, лежавшие в надежном месте. Всего было восемнадцать предметов, причем, судя по крупным камням и их весу, она стала обладательницей огромного состояния.

Утром следующего дня Сандра решила узнать примерную стоимость драгоценностей старой графини.

Сандра отыскала ювелирный магазин и вошла внутрь. С собой она захватила небольшую рубиновую брошь и жемчужное ожерелье.

– Чем могу быть полезен, мисс? – устремил на нее взгляд пожилой владелец магазина.

Сандра протянула ему брошь и ожерелье:

– Я хочу знать, за сколько вы согласитесь приобрести это у меня.

Не говоря ни слова, ювелир взял сначала ожерелье, взвесил его в руке, затем вставил в глаз особую лупу и стал изучать жемчужины. Через несколько секунд он отбросил ожерелье на стеклянную поверхность витрины и проделал ту же процедуру с темно-кровавой рубиновой брошью.