При обыске обнаружили и окровавленный шарфик, и пиджак отца, которые были спрятаны под кроватью в родительской спальне.
Единственная мысль, которая билась в голове у Леры, была «Где же отец?».
Те, кто проводил обыск, или, может быть, другие, что пришли позднее, наперебой задавали ей этот вопрос, однако ответа на него у Леры не было.
Она не знала, куда делся отец.
Обыск уже подходил к завершению, когда на пороге квартиры, с большой сумкой в руках, вдруг возник Михаил Михайлович.
– Что тут происходит? – произнес он надменно. – И вообще, по какому такому праву…
Его вытолкнули, заломили руки, кто-то вырвал у него из рук сумку. Лера закричала, и возникшая около нее единственная женщина в форме с рыжим перманентом на голове резко осадила ее:
– Не орите. Наконец-то его взяли, мерзавца чертового! На его совести четыре убийства!
Лера потеряла сознание.
* * *
В себя она пришла на софе в зале. Большая часть чужих людей, прихватив все, что требовалось, а также уведя с собой отца, удалилась, а те, что еще копошились в ее квартире, явно завершали свои дела.
Наконец, ушли и они, оставив Лере какие-то официальные бумаги и что-то строго наказав, что она не только не запомнила, но и вообще сквозь туман, который окружал ее, толком не расслышала.
Некоторое время, не исключено даже, что целый час, она просто лежала на софе и смотрела в потолок, наблюдая за тем, как врывавшийся через раскрытое окно ветер, пузыря васильковую занавеску, подбрасывал ее к люстре.
Надо бы встать, закрыть окно, но сил не было… Но ведь надо.
Наконец, она попыталась подняться, но поняла, что не может сделать это. Лера заплакала.
Послышался шум в коридоре, Лера вдруг воспряла к жизни. Ну, конечно, Кирилл же обещал или позвонить, или заехать. Он ей обязательно поможет!
Но это был не Кирилл, а Толик. Наверное, на ее лице отразилась вся гамма чувств, в первую очередь разочарование, потому что Толик, опускаясь около софы, произнес:
– Что у вас тут творится? И почему ты так на меня смотришь, как будто привидение увидела …
Лера закрыла глаза. Кого-кого, а Толика она точно не хотела сейчас видеть. Нет, он был совсем даже не плохой, вероятно даже, очень хороший, но ей требовался Кирилл.
Толик что-то бубнил, но Лера не прислушивалась к нему, желая одного: чтобы он как можно быстрее оставил ее в покое.
– Тебе помощь нужна? – донесся до нее наконец его вопрос, и девушка выдавила из себя:
– Нет!
Потоптавшись, Толик неуклюже ткнулся ей в щеку, явно желая поцеловать, но в итоге угодил в ухо. Лера на него зашипела, а потом заплакала.
Толик попытался обнять ее, но Лера оттолкнула его от себя.
– Уходи! – прохрипела она, как будто в Толике было дело. Хотя прекрасно понимала, что отнюдь не в нем. А в ней самой. В ее отце.
И в Кирилле.
– Но Лерусик, тебе нужна помощь, я же не могу тебя в таком беспомощном положении бросить… Я как только услышал, что твоего фазера арестовали, потому что он маньяк…
Ее отец – маньяк?
Ну да, ее отец, судя по всему, маньяк. Она же собственными глазами видела окровавленную одежду и то, как папа пытался избавиться от нее.
– Мой отец никакой не маньяк! – выдала из последних сил Лера.
И внезапно поняла: ну да, так и есть, никакой он, конечно же, не маньяк. И как она могла вообще подобное подумать о своем папе! Самом лучшем папе на всем белом свете!
Для всего имелось логическое объяснение. И милиция разберется и отпустит его. А если не милиция, то прокуратура.
Отец Кирилла, который там был важной шишкой, поможет. Да и сам Кирилл тоже.
А что мог сделать этот дурачок Толик?
– Нет, Лерусик, я понимаю, это никому приятно не будет. Если бы мой предок оказался маньяком, я бы тоже был не в восторге. Но я тебя не брошу, я тебе помогу, я все время буду с тобой, я подставлю тебе свое крепкое плечо в минуту душевной невзгоды…
Лера принялась хохотать, хотя, с учетом ларингита, это больше походило на сухой собачий лай. Толик подставит ей свое крепкое плечо в минуту душевной невзгоды?
Свое костлявое плечо?
Вот кто и мог подставить свое крепкое плечо, и уже сделал это, так это его двоюродный брат Кирилл.
Только вот где же он? И почему до сих пор не объявлялся?
Ее приступ смеха, перешедший в приступ кашля, жутко обидел Толика, который, раскрасневшись, заявил:
– Ну, смотри, ты думаешь, с семьями маньяков многие хотят общаться? А я вот хочу, потому что ты мне дорога! Потому что я тебя люблю, Лерусик!
Приступ кашля Леры усилился, и она чувствовала, что задохнется. Она только замахала рукой на Толика, мол, уходи.
И тот, разозленный и явно оскорбленный, вылетел прочь.
Лера заставила себя подняться и отправилась на кухню, где жадно припала к банке с компотом. А затем выплюнула его – он, простояв в тепле все это время, прокис.
Пришлось пить из чайника, прямо из носика, чего бабушка никогда бы не одобрила.
Но бабушка была в больнице с гипертоническим кризом, а отца арестовали по подозрению к деяниям городского маньяка.
Не по подозрению, а так как считали, что он и есть этот самый городской маньяк.
И как она могла думать об отце подобное? Словно пелена спала у нее с глаз, точнее, с ее сознания. Маньяком мог быть кто угодно, только не папа.
И уж точно не папа!
Но ей требовалась поддержка, и Лера попыталась дозвониться по мобильному до Кирилла. «Абонент временно недоступен».