Я спустил для виду воду и вышел.
Все три женщины стояли и терпеливо ждали меня.
Дурдом!
Помыл руки в ванной – она, кстати, тоже несколько отличалась от привычной мне. Две каменные чаши – миниатюрная для мытья рук и маленький бассейн, в который вода текла постоянно, как будто ручей заворачивал в дом. И душ рядом – видимо его следовало принять прежде, чем лезть в бассейн. Ну или просто один душ, без ванны.
Я умылся и направился в столовую.
– А переодеться? – решилась подсказать женщина, которую звали мама Ишико.
– Зачем! – не понял я. – Мне и так норм.
– Ну уж нет! – возмутилась вторая мамочка. – Ты не можешь так себя вести! Это недостойно сына старосты! Я старалась, шила для тебя одежду, а ты даже не взглянул…
Ненадолго же их хватило. Но, если я хочу свободу, то нужно её отвоёвывать. А потому я сел на стул, откинувшись на спину, скрестил руки на груди и сказал:
– Могу! Я могу так поступить!
Я всем видом продемонстрировал, что подчиняться не буду.
Ха! Я недооценил мамочек!
– Кизаму, сынок, как ты можешь расстраивать маму Юмико? – строго спросила та женщина, которая встретила меня у калитки. – Ты же знаешь, у неё больное сердце!
Блин! Запрещённый приём!
С другой стороны, я понимал: если сейчас поддамся, то моя жизнь превратится в ад. Гиперопека – это страшная вещь.
Я встал.
– Дорогие мои мамочки! – торжественно произнёс я. – Я вас очень люблю…
Я постарался звучать убедительно и говорить вещи, которые от меня ждут. Хотя бы часть того, что от меня ждут… Потому что тройную истерику я не переживу.
Все три женщины с волнением ждали, что я скажу, видимо, происходило что-то из ряда вон выходящее. Настоящий Кизаму скорее всего был очень послушным мальчиком. Его они ломали с рождения. Только почему он такой дрищ, а не откормленный боров, непонятно? Ну да ладно, с этим тоже разберусь позже, а пока нужно было обозначить свои личные границы.
– Я вас очень люблю… – повторил я для убедительности. – Но я больше не маленький ребёнок, которого нужно опекать. Я взрослый мужчина.
И снова вздох умиления:
– Мальчик сказал, что он мужчина, как это мило!
Блин! Это было ни фига не мило! БТР проще подорвать, чем договориться с мамочками!
Я прошёл не одну горячую точку, принимал участие в сотне спецопераций… У меня не дрогнет рука, если нужно перерезать глотку врагу… Но тут!
– Вы меня не слышите, – я старался быть терпеливым. – Я вырос. Всё! Я больше не нуждаюсь…
В комнате повисла звенящая тишина. И я понял: если закончу фразу, как хотел, то это будет последнее, что я сделаю. Мамочки грохнут меня на месте.
– Я нуждаюсь в большей свободе, – нашёл я более дипломатичный ход.
– Наверное, мальчик прав, – мама Юмико повернулась к маме Ишико.
– Да, мальчик вырос, – согласилась мама Ишико.
Я вздохнул с облегчением.
Ага! Рано обрадовался!
Мама Ишико захлопала в ладоши:
– Но как же это мило.
Мама Юмико не сильно отстала от неё.
– Да-да! Как мило!
У третьей тоже глазки заблестели, вот-вот радостно прыгать начнёт. Осталось только, чтоб они взялись за руки и начали кружиться от счастья.
Понимая, что ещё чуть-чуть и я не удержу рвущиеся из души маты, я поднялся и направился на выход.
Мамочки тут же встревожились.
– Кизаму, сыночек, у тебя всё в порядке? Ты заболел? Няня Омоко, срочно позови лекаря, Кизаму заболел.
– Стоять! – заорал я кинувшейся на выход женщине. – Всем стоять! – и добавил уже тише: – Я здоров! Просто я сыт!
Хотелось кричать: «Сыт вашей гиперопекой», но я ещё надеялся решить дело миром.
– Как так сыт? – удивилась мамам Ишико.
– Ты же ничего не кушал? – мама Юмико готова была расплакаться.
– Я поел в кафе…
Что тут началось!
– В кафе? Это же ужас какой! Там же ужасно готовят! И лапша переваренная, и мясо неизвестно откуда берут… Как можно есть в кафе? Как только тебе такое в голову пришло? Мы тут стараемся, готовим, а он! В кафе!.. Поди совсем голодный остался? Чем там хоть кормили?
– Рамен…
– Рамен?! Какой ужас! Теперь понятно почему ты заболел! Няня Омоко, беги скорее за лекарем!
– Стоять! – снова заорал я. – Всем стоять!
Женщины замерли на местах, с удивлением глядя на меня.