Неприятности профессора Клюева

Глава IV

Местное солнце давно скрылось за коричневым лесом, сразу окрасив его в чёрный цвет, и готовящийся ко сну мир мягко окутывали густые шоколадные сумерки, постепенно становясь всё темнее и темнее.

– А здесь тепло. И воздух пахнет… Не знаю, но чем-то умиротворяющим, – Валкиндат глубоко вдохнул. – Спокойно.

Они с Клюевым сидели на центральной веранде террасы, переговариваясь и изредка прислушиваясь к голосам внутри. Там Лативумсайо выжимал последние соки из Пама и Архина Кули. Впрочем, Толго без внимания тоже не оставался.

Клюев согласно кивнул. От бокала старого французского вина (не иначе корпорация постаралась) его немного клонило в сон и пофилософствовать.

– Как у нас в Крыму, – он слегка прищурился, – только моря нет.

– Признаться, не очень силён в вашей географии, – исключительно ради приличия отозвался иглеанин. – Крым…Кррым…Крымм… Нет, вот если Ккрым, тогда немного похоже на язык рукокрылов. Кстати, это планета или остров, простите мою неосведомлённость?

– Полуостров.

– А, ну, тогда совсем другое дело, – изобразил Валкиндат полное безразличие.

Из приоткрытых дверей донёсся громкий смех янусианина. Он смеялся, как маленький ребёнок – искренне и громко, повторяя: «Пытерял! Пытерял!» Понимаете?!», и при этом, видимо, для усиления эффекта хлопал по плечу то Архина, то Пама, а то и обоих сразу. Чешуйки на голове каталийца при каждом хлопке вставали дыбом, а Пам, кажется, уже точно решил про себя, как именно он придушит янусианина и теперь, проигрывая в воображении эту картину, кровожадно улыбался. Что, кстати, Лативумсайо принял за одобрение и выпалил новой порцией анекдотов.

– Вечность Клану, он их доведёт до сумасшествия.

Клюев пожал плечами.

– Мы все здесь своего рода дипломаты поневоле. Приходится приспосабливаться. Кроме того, Толго, похоже, кампания вполне устраивает.

– Толго, говорите, – повторил Валкиндат в задумчивости. – Скажите, Клюев, а вы встречались раньше с эльбанами?

– До сего дня не приходилось. А что?

– Да так. Ничего особенного.

– В определённой степени мы все похожи.

– Да? – иглеанин ухмыльнулся. – Позволю себе напомнить вам, что когда сегодня утром я сказал примерно то же, вы чуть не заехали мне по физиономии.

Тут смутился Клюев.

– Приношу свои извинения. Я не имел права срываться. Если вы посчитаете необходимым, извинения будут принесены в официальной форме.

Иглеанин великодушно развёл руками.

– Ой, да бросьте вы! У каждого свои, так сказать, причуды. Возьмите, к примеру, Пама. Ведь по большому счёту о рукокрылах мы знаем не намного больше, чем о новоявленной цивилизации Ильбан.

– Эльбан, – поправил Клюев.

Валкиндат отмахнулся.

– Да не суть. И это притом, что мы, иглеане, сотрудничаем с ними… э, да, пожалуй, тысяч семь лет по вашему исчислению. Говорят мало, наречие – язык сломаешь, милсурианский толком так и не освоили, до остальных, как будто и дела нет. А ведь заметьте, мощнейший флот, причём не исключительно торговый и исследовательский. Десятки колонизированных планет. Как вам?

Клюев только грустно вздохнул. Надежда на серьёзное изучение языка рукокрылов таяла на глазах. Пам не желал разговаривать на эту тему. Он просто не желал разговаривать и всё.

– Или вот, каталийцы. Эти вообще призошли от земноводных. Чешуйчатые, две рудиментарных верхних конечности, черты лица, словно из дерева вырубали. Длинные, страшные, вечно упакованные в эти свои зелёные полускафандры. Милейшие существа, между прочим.

– Куда же вы, дорогой Пам? Самое увлекательное впереди!

Если бы дело происходило в старинном доме, можно было бы с полной уверенностью сказать, что дверь за Памом с грохотом захлопнулась на все замки и щеколды. А так – просто замкнулась с лёгким шипением. Архин Кули с видом обречённого тоскливо взглянул на Толго. Толго всё так же робко улыбался.

– Бедный юноша, – проговорил Валкиндат, разглядывая эльбана сквозь стекло бокала, – безответный какой-то… – и вдруг оживился, откинулся в кресле, налил себе ещё:

– А вы знаете, Клюев, что настоящее название родной планеты Лативумсайо – ДУРО? И что…

Ну, конечно, Клюев об этом знал. Он даже помнил, сколько разнообразных шуток ходило на Земле по этому поводу. Особенно в России. И что спустя несколько десятилетий после Приобщения, знакомство с культурой и мифологией людей привело к появлению в милсурианском языке неологизма, да ещё и заимствованного у не бог весть какой цивилизации – редчайшее явление в истории.

– …представляете? Я бы на вашем месте оч-чень гордился. А что? В нашем пантеоне тоже есть бог, сильно смахивающий на Пама, особенно, когда тот не в духе. Но рукокрылы канка́ттами именоваться, отчего-то, категорически не желают. А тут – ваш Янус, и нате вам – янусиане! А, каково?

– У нас, – задумчиво произнёс Клюев, разглядывая набалдашник трости, – тоже есть мифологический персонаж очень похожий на рукокрыла?

– Нет, правда? – искренне удивился Валкиндат. Он был уже заметно во хмелю. – И как вы его называете?

– Ангел смерти.

Предчувствие чего-то страшного, как приступ удушья, накатило волной и сдавило грудь. Не сильно, но предостерегающе.

Клюев потянул за ворот рубахи, надсадно вдохнул. Что за бред? Сейчас пройдёт. Наверное, акклиматизация запаздывает.

– Так о чём это мы с вами? – иглеанин ничего и не заметил. – Ах, да! Вот я и говорю, не надо жить в плену предрассудков. У всех свои причуды: Пам – вылитый, как вы сказали? Ангел смерти. От внешнего вида Архина оторопь берёт. Лативумсайо вон вообще, – Валкиндат пьяно хихикнул, – гермофродит или почкованием размножается, не помню. А мы…

– Вы каннибалы.

Бокал с треском разлетелся на куски. Валкиндат резко встал, почти вскочил. Хмель как рукой сняло. Высокий, мощный, надменный. Вылитый представитель расы господ, пронеслось в голове у Клюева. Генетическая память, что ли.

Тьфу, язык мой – враг мой, обругал он себя мысленно. Опять нахамил. Извиниться снова или так выкрутимся?

Засунув руки в карманы, иглеанин некоторое время мрачно разглядывал звёздное небо. Потом вдруг, играючи повернулся на каблуках и, как ни в чём не бывало, легко согласился:

– Да, да, Клюев, если вам угодно, мы едим живых существ. Это очень древний и, поверьте, очень священный обычай. И что тут особенного? Во Вселенной мало травоядных цивилизаций.

– Вы поедаете не просто живых, – не смог сдержаться Клюев, – вы поедаете разумных существ. Разумных, Валкиндат. То есть таких, как мы с вами.

– А хоть бы и так, – не стал спорить Валкиндат, снова усаживаясь в кресло, – что с того?

– Это, – Клюева передёрнуло, – омерзительно.

Взгляд, которым иглеанин ответил человеку, вмещал в себя столько чувства собственного превосходства, столько исконной уверенности в своём высшем праве, что крыть Клюеву оказалось просто нечем.

– А я, кажется, догадываюсь, что на самом деле гложет вас и таких вот, как вы, моралистов, – Валкиндат пристально рассматривал свои ногти.

– Моралистов? – переспросил Клюев с еле заметным сарказмом.

– Моралистов и чистоплюев, – повторил иглеанин, – рукокрылы, например, ваш праведный гнев совершенно не разделяют. Они – ребята толстокожие, простите за каламбур. А гложет вас то, что запретить нам это омерзительное, как вы изволили выразиться, деяние никто не в силах.

Ужасная пытка выдерживать прямой взгляд этих белых зрачков. «Иглеания не состоит ни в одном государственно-политическом образовании отчасти по причине многовековой политики самоизоляции, отчасти потому что другие расы не стремятся тесно сближаться с высокоразвитой и сильной расой убеждённых каннибалов» – пронеслась в мозгу у Клюева цитата из его же лекции. Ага, вот тут сиди и сближайся, леший бы вас побрал, едят вас мухи.

– А всё просто, Клюев, всё очень просто, – Валкиндат сделал небольшую паузу, и, словно, козырь из рукава вытащил, отчеканил, – мы законопослушны! Вот и весь секрет. Мы не воюем, не нападаем, не грабим, не мародёрствуем. Мы только иногда подбираем то, что и так погибает. На нас накладывают санкции – мы не спорим, штрафы и компенсации – мы их выплачиваем, не торгуясь. Мы законопослушны – а значит, неприкасаемы. Милсуриане приняли нас такими, какие мы есть, оставили нас такими, какие мы есть, и не вам, и никому другому решать, какими нам быть.

И он с улыбкой откинулся в кресле, и с улыбкой же, такой простой и располагающей, совсем по-приятельски подмигнул Клюеву. Милый, дружелюбный, довольно привлекательный. Интеллигент. Аристократ духа. Гурман. Ценитель прекрасного.

Каннибал.

– Скажите, Валкиндат, – очень не хотелось Клюеву заканчивать разговор вот так: то ли побеждённым, то ли бессильным, – а какими они были? Милсуриане, я имею в виду.

Валкиндат удивлённо вскинул брови.

– Да вы не хуже меня знаете. Записи, наследие и всё такое. Я не очень понимаю вопроса.

«Проповедуя мессианскую идею распространения своих знаний и культуры на другие миры Вселенной, распространили в основном мирным путём своё влияние на тысячи планет (2 577 миров). В период упадка, последовавшего за более чем тысячелетней стагнацией, были частично уничтожены в локальный войнах более молодыми агрессивными цивилизациями, частично ассимилировались с автохтонным населением разных миров в середине эпохи милсурианизма (см. Эпоха милсурианизма). Родная планета милсуриан – Милсурия – погибла во время катаклизма вместе со всей звёздной системой» – опять цитата из лекции. Клюев поморщился, отогнал стереотипы прочь, повторил сразу ставшим хриплым голосом:

– Я не то имел в виду. Не общее представление, не то, что можно прочитать в любом справочнике, – он подался немного вперёд. – В отличие от нас, вы, иглеане, видели их, разговаривали с ними, учились у них. Так какими они были?

При всём снобизме, как оказалось, иглеане умеют ценить, чтить и помнить.

– Они, – Валкиндат замялся, подыскивая слова бережно и осторожно, как делают, когда касаются чего-то интимного или сакрального, – они были пацифисты, гедонисты, древняя, мощная цивилизация. Они понимали и принимали. Они учили и ничего не просили взамен. Они прощали нам и наше невежество, и наши вольные или невольные ошибки, и, – он сбился, – колоссальный уровень научно-технического развития! А культура! Искусство! И всё это они принесли и отдали нам. Понимаете, Клюев? Просто так отдали. И научили. Очень многому научили. Мы же тогда почти первые у них были, им, наверное, самим интересно казалось, что в итоге из этого получится. Вот и нянчились с нами, как и малыми детьми. А потом первые дети выросли. Появились другие, тысячи и тысячи других.

Валкиндат опустил голову и надолго замолчал.

«ЭПОХА МИЛСУРИАНИЗМА – начало примерно 500 000 лет назад по земному летоисчислению. Э.М. называется распространение милсурианских достижений в науке и культуре на другие миры.

Кроме того, Э.М. характеризуется распространением милсурианского языка как общегалактического языка межрасового общения, резким почти одновременным взлётом научно-технического прогресса сотен цивилизаций, созданием нескольких конфедеративных и федеративных государственно-политических объединений, выработкой общегалактической законодательной базы (Межгалактический Кодекс), серьёзным и долговременным влиянием милсурианской культуры, искусства и философии на развитие многих самостоятельных миров.

Среди научно-технического наследства милсуриан особо следует отметить создание универсальной навигационной системы (преимущественно внутригалактической), развитой сети межпространственных портов (МПП), нескольких крупных космических научно-исследовательский комплексов (КНИК) и многое другое».

Господи, чуть не в голос выругался Клюев, это уже называется навязчивая идея! Может, по возвращении переписать текст лекций? Угол зрения поменять, трактовку там некоторых событий откорректировать. Или вообще – отказаться от вводного курса. Что я аспирант какой-нибудь, вводный курс первокурсникам читать! Точно, вернусь – обязательно сбагрю эту чушь.

– А ведь мы были сильно уязвлены, когда милсуриане стали учить других, – голос у Валкиндата звучал глухо, – даже обижены, наверное. Не очень приятные воспоминания, – он тряхнул головой. – А, чего уж там, что было – то было. Слушайте, а давайте выпьем!

– За что?

– Да хоть за них, за милсуриан. Мир их праху, – он огляделся, отыскивая бокал, увидел осколки на полу террасы, смутился и вдруг зычно крикнул:

– Эй, как вас там? Толго? Да-да, если вас не затруднит, принесите нам с Клюевым чего-нибудь выпить. Вы, что предпочитаете?

– Воды, пожалуйста. Она в зелёном бокале.

– А знаете, Клюев, – многозначительно подмигнул Валкиндат, к которому уже вернулась прежняя самоуверенность, – я ведь в юности всерьёз увлекался милсурианской поэзией. Да-да! Представьте себе. Даже подражать пытался. Говорят, весьма недурно выходило. Особенно завораживала меня их декадентская философская лирика периода упадка. Вы что-нибудь помните из неизвестных авторов?

– Ну, в общих чертах, – Клюев решил не вдаваться в долгие объяснения.

– А напрасно. Там встречаются потрясающие вещи. Вот, например, – иглеанин пощёлкал пальцами, выбирая, – например, вот это:

В туманных бликах слабых освещений,

На сквозняках мерцающих минут

Мы – только тени прошлых воплощений,

Былых времён совсем не страшный суд.

В пространствах бездны, разумом нежадной,

Неторопливый оставляем след.

Другие мысли насладятся жатвой

На тех полях, где нас в помине нет.

Да полно вам! А были ли мы вовсе?

Какие мы носили имена?

Иль только сны к нам приходили в гости,

Иль только в снах судьба была видна?

Не полубоги и не полубесы,

Открыты всем, готовы ко всему…

– Мда. Что тут скажешь.

Читал Валкиндат превосходно. Плавные, завораживающие созвучия милсурианского языка, обрамлённые изящной рифмой, были наполнены и светлым чувством радости, и предчувствием неминуемого и скорого конца, и верой в одному автору известную вечность.

«Один из ярчайших образцов милсурианской декадентской поэзии периода упадка. Конец эпохи милсурианизма. Автор неизвестен» – привычно отметил Клюев.

– Что же вы остановились?

Валкиндат и Клюев с одинаковым недоумением посмотрели на незаметно подошедшего Толго.

– Что, простите?

– Ну, как же! – Толго поставил бокалы на столик. Даже из-под низко надвинутого капюшона было видно, как сверкают его большие, в пол лица, миндалевидные глаза. – А дальше?

И он заговорил. Нет, он пел! Пел песню поэта, канувшего в Лету много веков назад, поэта даже имя которого не сохранилось, пел так, что у Валкиндата отвисла челюсть, а Клюев снова почувствовал нехорошую боль в груди.

Не полубоги и не полубесы,

Открыты всем, готовы ко всему

Мы были помесь мудреца с повесой,

Мы не таились сердцу и уму.

Кем были и кем стали мы поныне?

В ком наша кровь и чья блуждает в нас?

Зерно ли, вдруг проросшее в пустыне,

Или напротив, вопиющий глас?

Без провожатых и оповещений

Уходим незаметно в никуда…

Мы только тени прошлых воплощений,

А тени исчезают без следа.

Не проронив ни звука, Валкиндат залпом выпил свой бокал и вышел.

– Простите, – понуро проговорил Толго, – влез в чужой разговор. Не надо было. Я пойду. Устал.

– Едят вас мухи, – растерянно и беззлобно выругался Клюев в след уходящему Толго, – и что же это должно означать?

Резкий приступ тошноты ударил в гортань с такой силой, что Клюев еле успел выплюнуть ядовитую жидкость. Потом он долго смотрел на бокал.

Бокал был очень тонкой работы. Изящный. Приятного синего цвета.

Глава V

По местному времени было, наверное, уже далеко за полночь. Крупные чужие звёзды, разноцветными, мигающими вкраплениями дырявили чёрное небо; пока ещё чужой лес оцепенело прислушивался к ночным звукам и выжидал чего-то. Давно уже ушёл к себе комнату сникший Толго, Архин Кули, наконец, нашёл способ вежливо, но твёрдо распрощаться с янусианином, да и сам Лативумсайо, растеряв свою аудиторию и по инерции безуспешно попробовав втянуть в разговор Клюева, в конце концов, сдался и, что-то бормоча себе под нос, отправился спать.

А Клюев всё сидел на центральной террасе и вертел в руках бокал, еле заметно пахнущий терпким, далёким и неземным.

Никак не покидало неприятное и саднящее чувство чего-то упущенного, настораживающего, но неясного и оттого раздражающего сознание. То есть, что конкретно не давало покоя, было как раз предельно ясно. Мучило, как бесконечное нытьё нежелательного попутчика, долбилось в затылке и чуть давило в груди неоформившееся ощущение неправильности, нелогичности и бессмысленности, казалось бы, совершенно простых и обыденных вещей. События сегодняшнего вечера, понятные и бесхитростные в неуловимый момент, как лента Мёбиуса выворачивались наизнанку и представлялись вдруг в совершенно ином, иррациональном свете, а он, Клюев, никак не мог уловить смысл, цель и даже причину этой метаморфозы. Улыбка Джоконды в Чёрном квадрате.

Образ в образе. Иллюзия в иллюзии. Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате. Особенно, если её там нет. Или вот ещё: «Не то, что мните вы, природа…»

«Ну, всё, хватит, – он снял очки и потёр уставшие глаза, – пора спать. Завтра переговоры, формальности и что там ещё бывает при подобного рода процедурах. За день, надеюсь, управимся, а потом и домой».

Вот тут и взвыла – резко и натужно, да так, что из растущего неподалёку кустарника с шумом вскинулись местные пернатые – сирена системы безопасности дипкапсулы. Потом тишину полоснул крик, больше похожий на громкий вздох.

Из кают, словно по команде, выскочили взбудораженный Архин Кули, взъерошенный и хищный с виду Пам. Из чуть приоткрытой двери высунулось испуганное лицо янусианина. Все уставились на Клюева.

– Что? Что это было? – ошарашено спросил Архин.

– По-моему, тревога, – голос у Лативумсайо дрожал.

Клюев, наконец, очнулся от потрясения.

– Система безопасности. Внешняя угроза. Что-то случилось снаружи. – Он быстро оглядел всех и скомандовал, – Лативумсайо, запритесь и не высовывайтесь. Архин, найдите Толго и Валкиндата. Пам, нужна ваша помощь. Надо проверить периметр.

Они наткнули на него почти сразу. И остановились, обомлев.

Валкиндат сидел на корточках, прислонившись спиной к перилам террасы. Правой рукой он сжимал левое плечо, и даже в полумраке было видно, как сквозь пальцы сочится бурая кровь.

– Что это значит? – услышал за спиной Клюев взволнованный голос Толго.

Иглеанин периодически судорожно вздрагивал, удивлённо и растерянно переводя взгляд то на сгрудившихся возле него коллег, то на свои колени.

Там, всё ещё сжимая в руке простенькое короткое копьё, лицом вниз лежал абориген.

Мёртвый.

– Вот и познакомились с местным населением, – некстати сказал Архин Кули.

У Клюева похолодело внутри.

– Что же вы наделали, Валкиндат. Что же вы наделали!

– Я что, по-вашему, полный унда́к? – Валкиндат широкими шагами мерил залу из угла в угол, периодически запинаясь на слишком длинные ноги сидящего Архина Кули.

Клюев однажды имел сомнительное удовольствие наблюдать и даже в руках подержать иглеанского ундака – этакое домашнее животное, немного смахивающее на нашего чебурашку. Доброе, милое, ласковое и при этом удивительно прожорливое и тупое. Инстинкт самосохранения у ундаков отсутствует полностью. То есть вообще полностью. Брось ему лакомство в огонь, глазом не моргнув, полезет прямо в пекло. И ведь сгорит, паразит, за милую душу. Орать будет, как недорезанный, но пока есть чего жрать, ни за что не вылезет.

А что вы хотите, тысячи лет селекции и генной инженерии.

– Я не ундак! – определился, наконец, Валкиндат и для убедительности погрозил кому-то неопределённо пальцем. – Я дипломат. А это – провокация.

Все сидели полукругом: Архин, то и дело подтягивающий ноги, подобравшийся в кресле всё ещё бледный Лативумсайо, как никогда похожий на огромную хищную птицу Пам, устало облокотившийся на стол Толго. Один Клюев стоял у двери на террасу, опершись на трость.

– Однако вы не станете отрицать, что некоторые ваши, э, обычаи… – бог знает, зачем встрял янусианин и тут же сам испугался и осёкся.

Валкиндат перестал рассекать воздух и посмотрел на Лативумсайо с брезгливой нежностью, как на умалишённого.

– Но не здесь же!

– Дипкапсула земного производства, – подал голос Архин. – Просветите нас, Клюев, насчёт её технических характеристик. Может, мы чего-то не знаем? Может, это сбой техники?

Каталийский диалект. Великолепный образец каталийского диалекта.

– А ничего особенного знать и не надо, – Клюев поморщился, припоминая, – обычный набор функций, соответствует общепринятым стандартам. Автономность, герметичность на случай… Не помню, на случай чего-то там. Три уровня защиты с возможностью отключения. В базисных настройках, в случае наличия возможной угрозы, парализующее воздействие. Постоянное наблюдение по всему внешнему периметру с синхронной записью, разумеется. Наблюдение, как и запись внутри капсулы запрещены на основании принципа экстерриториальности, зафиксированном в… Да вы и сами знаете все существующие на этот счёт нормативные акты. Я, вообще-то, не инженер. Техническая сторона – не моё поле деятельности. Но от каталийской, я так полагаю, эта дипкапсула отличается только дизайном и сборкой. Да перестаньте вы мельтешить, Валкиндат. И без вас голова болит.

– Синхкронная запись – хкорошо. Кгажется, надо смотреть запись.

О, сфинкс заговорил! Клюев даже вздрогнул от неожиданности. С момента прибытия Пам не проронил ни слова, и Клюев уже стал потихоньку смиряться с тем, что ему не то, что языка, даже голоса рукокрыла не услышать.

– Ну, наконец-то, вечность Клану, здравая мысль! – Валкиндат демонстративно воздел руки. – Давайте же, Клюев, удивите нас чудесами земных технологий, покажите запись за последний час, чтобы все перестали уже искать аборигенов у меня в желудке!

Легко сказать, покажите запись. Сверхкраткий инструктаж накануне вылета Клюев слушал вполуха, справедливо полагая, что ничем подобным ему заниматься точно не придётся.

– Источник: система безопасности. Код доступа: Клюев. Файл: визуальная запись. Период: последний час по местному времени. Открыть.

К вящей радости ксенолингвиста противоположная выходу на террасу стена матово засветилась, и после некоторого мельтешения кадров выдала двенадцать окон.

– Двенадцать камер? А говорите, соответствует стандартам, – отметил чуть уязвлённый Архин. – Так, нас на данный момент интересует, по-видимому… Где вы стояли, Валкиндат?

– Что?

– Нам нужно знать ваше местоположение.

– Местоположение? А. Ну, – игленианин прищурился, припоминая, – я вышел из комнаты… Да, в общем-то, недалеко.

– Найти изображение: Валкиндат, иглеанин, – скомандовал Клюев.

Одно из окон мгновенно расползлось во всю стену.

– Воспроизвести! – хором рявкнули все.

Терраса достаточно освещена, чтобы отчётливо разглядеть, как иглеанин, чем-то озабоченный, расшагивает взад и вперёд, затем останавливается и какое-то время вглядывается в сумрак растущего невдалеке кустарника. Оттуда, без тени испуга или страха, опираясь – и это отлично видно – на копьё, как на палку, выбирается и направляется прямо к Валкиндату абориген. Довольно большая с остатками волос голова покачивается в такт шагам. Кроме набедренной повязки из одежды на нём ничего нет. Кажется, он что-то говорит…

– Кговорит он. Что?

Валкиндат только пожал плечами.

– Понятия не имею. Щебетал чего-то. Или шептал. Я и наклонился к нему, как раз для того, чтобы попытаться разобрать хоть звуки.

Действительно, подпустив аборигена поближе, иглеанин, слегка присев, протягивает ему руку, как бы приглашая подняться на террасу.

– Оп-па! – невольно вырывается у Лативумсайо.

Безо всякой видимой причины абориген вдруг резко останавливается и очень ловко и быстро замахивается копьём. Несколько раз мелькает обращённое к камере искажённое лицо Валкиндата. Пытаясь увернуться от удара, он поскальзывается, натыкается на острие копья и…

Срабатывает система безопасности. Ярко синяя, похожая на сломанную стрелу молния и дикий вопль сирены.

Некоторое время все молчат.

– А картинка-то двусмысленная получается, – ни к кому конкретно не обращаясь, Лативумсайо вслух произнёс то, что и так вертится у всех на языке.