Универсариум

– Рестораны – это не работа, это хобби. Не столько ради денег, сколько ради понтов, ради удовольствия. А по-настоящему зарабатываю я по-другому.

Почему-то иногда мне даже хочется делиться своими секретами в подобной атмосфере доверия. А сегодня это еще и моя верная Дина. И сегодня я еще и пьян.

– Я продавец денег.

Именно так меня назвал Соловьев, зная, чем я занимаюсь на самом деле. Мне запомнилось это выражение и даже понравилось. Поэтому я его и привел.

– Я продаю людям деньги. Наличные деньги. Понимаешь?

Дина тихонько посапывала, греясь в моих теплых объятиях. Она знала, что сейчас ей не нужно ничего говорить. А просто слушать.

– Деньги, которые зарабатывают разные фирмы и которые попадают на их банковские счета, – это еще не собственность их директоров и остальных владельцев. Прежде чем они получат свою прибыль, оттуда придется вычесть налоги и другие… издержки. Они не могут просто так взять и обналичить эти деньги и уж тем более присвоить. Понимаешь?

Наверное, не понимала, а просто ждала, когда я наконец скажу, откуда я беру деньги.

– И вот тогда они обращаются ко мне. Таких толковых специалистов в этом деле, как я, немного. А спрос… огромный. Мы заключаем какую-нибудь левую сделку с одной из моих фиктивных фирм, клиенты переводят на нее деньги, потом моя фирма заключает сделку с другой моей такой же фирмой, деньги уходят дальше, а потом еще цепочка, суммы дробятся, и денежки снимаются через мелкие фирмы, торгующие за нал, или со счетов специально нанятыми для этого ребятами. Так мы получаем наличку и возвращаем ее заказчику, но не всё, а за вычетом своих комиссионных. А это… очень много, Динуль, очень много. Я продавец денег. Самого ходового товара на свете.

Ей недостаточно было просто сказать, что я обнальщик, нужно было всё разложить по ящичкам, как в офисе.

– А разве это законно? – осторожно выдавила Дина, не поворачивая ко мне головы.

Я обнимал ее, словно ребенок плюшевого медвежонка. Мне требовалось кого-то обнимать. Мне требовалось обнимать Полину, но ее у меня не было. Зато была Дина. Добрая. Милая. И послушная. Сегодня она мой заменитель сахара.

– Не совсем.

А вот этого ответа для нее достаточно, и нет необходимости цитировать выдержки из Уголовного кодекса.

– Ты ведь никому не расскажешь?

– Нет, – по-детски уверенно шепнула она.

– Тогда я могу спокойно спать… Потому что я очень устал.

Меня на секунду посетила мысль, что когда я проснусь, то увижу вокруг себя толпу полицейских и заплаканную Дину, нервно дающую против меня показания. Это было смешно. И я улыбнулся.

Вот так, с улыбкой, сегодня и усну.

25

Девчонки за глаза называли ее Государыней. Потому что «Грета Наполеоновна» – слишком сложно для междусобойчиков.

Ей было лет 50 с копейками. И вела она себя вполне соответствующе своему прозвищу. Одевалась излишне роскошно. Имела своего личного модельера и имела его как хотела, пока он не выдавал нечто уникальное и подходящее ее сражающейся со старением внешности – сухой и смуглой от бесконечных соляриев коже и серии подтяжек на лице и шее. А прическа… Своего парикмахера она, наверное, держала на цепи в подвале.

Еще говорили, что она не в меру груба в общении с людьми ниже себя по статусу. А на тех, кто был не из индустрии моды, ее глаза вообще не могли сфокусироваться.

Но меня она всегда видела так хорошо, как буквы «Ш» и «Б» на таблице у офтальмолога.

– Добрый день, Эдуард. Рада вас принимать в нашем агентстве.

Возможно, она была уверена, что ей когда-нибудь перепадет – и я ею не побрезгаю.

– Здравствуйте, Грета. – Сама в прошлый раз настояла, чтобы без отчества. – Вы, как всегда, выглядите по-королевски.

– Это моя работа, – вдохнула она мой комплимент одной ноздрей через сложенную в трубочку стодолларовую купюру, несколько раз судорожно моргнула и вытерла нос.

По щелчку пальцев молоденькая помощница вылетела за дверь, чтобы принести нам что-нибудь вкусненькое. А ведь я пришел сюда именно за вкусненьким. Но другого рода.

– Сначала я боялась даже предположить цель вашего звонка, – скованно хохотнула Грета.

Ой, не ври, всё ты хорошо знала.

– Да, ничего нового. Цели всё те же, что и в прошлый раз.

– Это-то как раз и странно. Ведь вы у меня единственный клиент с подобными запросами, но от этого еще более интересный и дорогой.

Это вы тут все дорогие. Не баснословно, конечно, но и не по ценам прошлогодней коллекции.

Нам принесли кофе в вычурном фарфоре с кучей разноцветных конфет и сахарков. И затем молоденькая эффектная помощница, шустро передвигая ножками и виляя задом, словно плывя по подиуму, удалилась из кабинета.

– Она тоже модель… человека? – поинтересовался я, махнув подбородком в сторону закрывшейся двери. – Или настоящая?

– Конечно, настоящая. Я в этом отношении придерживаюсь консервативных взглядов, – дурацкая ухмылочка. – Но она ведь смотрит вокруг, видит девушек, вот и старается соответствовать.

Я понимающе кивнул.

– Приступим? – Грета указала на свой огромный монитор.

И мы принялись листать портфолио красавиц ее модельного агентства.

Вот хорошая блондиночка. Губки – сладкий узелочек.

А эта, с ресницами, щеки с ямочками – тоже блеск.

А эта – так себе.

Продолжаем.

Хорошая… тоже хорошая… и эта тоже недурна.

А ну-ка, подожди! Отмотай назад… Ух ты, не лицо, а квадрат, ну и особь… не-не, я так – поржать, давай дальше.

Так, кто тут у нас?

Эта – кожа да кости. Эта – некрасивая. Эта… эту видел не раз в своих заведениях, значит, тусовщица профессиональная, не пойдет. А эту фотку я, кажись, уже разглядывал на другом мониторе – на мониторе «Романтиза». Ну что ж, я не осуждаю, я ведь и сам такую же употребляю – Сонечку, кстати, всё откладываю и откладываю, соскучился уже, сегодня трахну.

Стоп!

Кто это?