Крушение власти и армии. (Февраль-сентябрь 1917 г.)

Этот акт, санкционировавший превращение армии, во время тяжкой войны, в арену для политической борьбы, и лишавший начальника права быть хозяином своей части, явился одним из главных этапов по пути разрушения армии. Интересно сопоставить взгляд по этому вопросу в армии анархиста Махно, выраженный в приказе одного из его «командующих войсками» Володина, от 10 ноября 1919 года:

«Ввиду того, что всякая партийная агитация в данный боевой момент вносит сильную разруху в чисто боевую работу повстанческой армии, категорически объявляю всему населению, что всякая партийная агитация до окончательной победы над белыми, мною совершенно воспрещена»…

Через несколько дней, ввиду протеста Ставки, военное министерство приказало немедленно «приостановить введение в жизнь приказа в части, касающейся комитетов. Там, где таковые уже организованы, можно их оставить, чтобы не вносить путаницы и дезорганизации». Министерство признало необходимым переработать главу о комитетах, на основаниях приказа Верховного главнокомандующего, «более отвечающего нуждам войск»…

Таким образом, армия к середине апреля имела многочисленные системы войсковой организации: свои нелегальные, созданные до апреля, установленную Ставкой и вводимую министерством[[150 - Вот перечень общих армейских организаций, при штабе одной из армий Северного фронта, не считая множества местных – в каждой отдельной части, управлении и команде:1. Армейский комитет (основной).2. Отдел офицерского союза.3. Исполнительный комитет военных врачей.4. Исполнительный комитет ветеринарных врачей.5. Исполнительный комитет сестер милосердия.6. Исполнительный комитет военно-медицинских фельдшеров.7. Исполнительный комитет военно-ветеринарных фельдш.8. Исполнительный комитет солдат-литовцев.9. Исполнительный комитет солдат-поляков.10. Исполнительный комитет солдат-украинцев.11. Исполнительный комитет солдат-мусульман.12. Исполнительный комитет солдат-эстонцев.13. Исполнительный комитет солдат-грузин.14. Исполнительный комитет военных чиновников.15. Исполнительный комитет чинов интендантства.16. Исполнительный комитет чинов автотехнической службы.17. Исполнительный комитет зауряд военных чиновников.18. Исполнительный комитет чинов радиотелеграфа.19. Исполнительный комитет нестроевых чинов армии.20. Исполнительный комитет призванных 4-ой категории.21. Общество офицеров генерального штаба армии.]]. Эти противоречия, перемены, перевыборы могли бы поставить части в большое затруднение, если бы комитеты сами не упростили вопроса: они отбросили все сдерживающие и регулирующие рамки, и начали действовать по своему усмотрению.

Наконец, во всех населенных пунктах, где только квартировали войска или военные учреждения, образовались местные солдатские советы или советы солдатских и рабочих депутатов, не подчинявшиеся никаким нормам, и сделавшие своей главной специальностью укрытие дезертиров, и беззастенчивую эксплуатацию городских и земских управлений – и населения. С ними власть не боролась вовсе, их не трогали, и только в конце августа военное министерство, выведенное из терпения бесчинствами этих «тыловых учреждений», сообщило печати, что оно «предполагает заняться разработкой особого положения о них».

Кто же входил в состав комитетов? Настоящего боевого элемента, живущего интересами армии, понимающего условия ее быта, проникнутого военными традициями, в них было очень мало. Доблесть, мужество, преданность долгу – все эти нсвесомые ценности не имели спроса, на арене митингового строительства новой жизни. Солдатская масса – к великому сожалению – невежественная, неграмотная, уже развращенная, не доверявшая своим начальникам, выбирала своими представителями по преимуществу людей, импонировавших ей хорошо связанной речью, внешней политической полировкой, вынесенной из откровений партийной литературы; но больше всего – беззастенчивым угождением ее инстинктам. Как мог состязаться с ними настоящий воин, призывавший к исполнению долга, повиновению и к борьбе за Родину, не щадя жизни. Хорошие офицеры, если и выбирались в низшие комитеты, то редко проходили в высшие, растворяясь в чуждой им среде, и постепенно отсеиваясь. У них не было ни доверия среди солдат, ни желания работать в комитетах, ни, может быть, достаточного политического образования. В высших комитетах, скорее можно было найти хорошего и государственно мыслящего солдата, чем офицера, ибо человек в солдатском мундире мог говорить толпе то, что она не позволила бы сказать офицеру.

Русская армия стала управляться комитетами, составленными из элементов чуждых ей, большею частью случайно попавших в ее ряды, представлявших скорее межпартийные социалистические, нежели военные органы.

Казалось в высокой степени странным, и обидным для армии то обстоятельство, что во главе фронтовых съездов, представлявших несколько миллионов бойцов, множество отличных частей со старой и славной историей, имевших в рядах своих офицеров и солдат, которыми могла бы гордиться всякая армия в мире, что во главе этих съездов были поставлены такие чуждые ей люди: Западного фронта – штатский, еврей, с.-д. большевик Познер; Кавказского – штатский, с.-д. меньшевик, грузинский шовинист Гегечкори; Румынского – соц.-рев., врач, грузин Лордкипанидзе.

Весьма любопытна оценка из другого мира, данная составу тогдашних военных организаций Бронштейном (Троцким):

«Армия должна была послать своих представителей в революционные организации ранее, чем ее политическое самосознание могло подняться, хоть в слабой степени, до уровня революционных событий… Следовательно, кого же солдаты могли выбрать депутатами? Конечно, тех из своей среды, которые представляли в ней интеллигенцию и полуинтеллигенцию, т. е. тех, которые обладали хотя бы самым малым политическим образованием, и которые могли его использовать. Таким образом, внезапно интеллигенты из мелкой буржуазии достигли, – волею армии, – небывалых высот. Врачи, инженеры, адвокаты, вольноопределяющиеся, которые перед войной вели самый обыкновенный образ жизни, и никогда не претендовали ни на какую высокую роль, очутились вдруг представителями армейских корпусов, и даже целых армий. И они сразу почувствовали себя „вожаками“ революции. Их политическая идеология соответствовала как нельзя лучше колебаниям, и недостаточной сознательности в революционных массах… В то же время, эта мелкая демократическая буржуазия, в своей гордости революционных „раrvеnus“, испытывала глубочайшее недоверие и к своим собственным силам, и в отношении массы, которая все же изумительно выросла. Несмотря на то, что эти интеллигенты называли себя социалистами, и считались таковыми, они относились к политическому всемогуществу крупной буржуазии, к ее знаниям и методам с плохо скрываемым почтением»[[151 - Троцкий. L'avenement du bоlсhevismе. 1919 г.]].

* * *

Чем же занимались эти войсковые организации, которые должны были перестроить на новых началах «самую свободную армию в мире? [[152 - Определение Керенского.]]» Я приведу перечень вопросов[[153 - Кроме вопросов, подлежавших действительно их компетенции.]], подвергавшихся обсуждению, с большими или меньшими вариантами, на фронтовых съездах, давших затем соответственное направление фронтовым и низшим комитетам.

1) Об отношении к правительству, Совету рабочих и солдатских депутатов и Учредительному Собранию.

2) Об отношении к войне и миру.

3) О демократической республике, как желательной форме государственного устройства.

4) Аграрный вопрос.

5) Рабочий вопрос.

Внесение всех этих жгучих политических и социальных проблем, разрешаемых радикально, часто демагогически, возбуждавших партийную, классовую и корпоративную борьбу и вражду – в поколебленную и без того армию, стоявшую лицом к лицу с сильным и жестоким противником, не могло пройти без потрясения. Но и в вопросах военной службы и быта, на первом же съезде (Минском), пользовавшемся исключительным вниманием военной и гражданской власти, прозвучали нотки, заставившие нас сильно призадуматься: звание «офицера» упразднить, единоличную дисциплинарную власть упразднить, предоставить комитетам право устранения плохо аттестуемых ими начальников и т. д…

С первых же дней своего существования, комитеты повели борьбу за расширение своих прав, в широком диапазоне от «права участия в управлении армией» до формулы «вся власть советам» (комитеты – как полномочные органы совета).

Впрочем, первое время отношение войсковых комитетов к Временному правительству было вполне лояльным и, чем ниже комитет, тем отношение лучше. Целый ряд постановлений о беспрекословном подчинении Временному правительству, ряд приветствий, делегаций, высланных войсками, которых беспокоили слухи о двоевластии и противодействии правительству со стороны Совета рабочих и солдатских депутатов – все это заполняет весенние столбцы петроградских газет. Позднее, вследствие агитационной работы приобретавшего все большее значение Совета, это настроение переживало различные фазисы, получив наиболее яркую директиву в приведенной мною ранее, резолюции Съезда делегатов Советов рабочих и солдатских депутатов, в начале апреля: «Совещание призывает революционную демократию России, организуясь и сплачивая свои силы вокруг советов, быть готовой дать решительный отпор всякой попытке правительства уйти из-под контроля демократии, или уклониться от выполнения принятых на себя обязательств».

Если высшие комитеты увлекались более политической деятельностью, и углублением в армии «революционных начал», то низшие постепенно начали овладевать вопросами службы, быта и жизни войсковых частей, устраняя, ослабляя и дискредитируя власть командного состава. Понемногу, установилось фактическое право смещения и выбора начальников, ибо положение начальника, которому «выразили недоверие», становилось нетерпимым. Таким путем, например, на Западном фронте, войсками которого я командовал, к июлю месяцу ушло до 60 старших начальников, от командира корпуса до полкового командира включительно.

Но наиболее страшным явилось стремление комитетов, по своей инициативе и под давлением войск, вторгаться и в чисто боевые тактические распоряжения начальников, затрудняя донельзя, или ставя иногда в положительную невозможность, ведение операций.

Связанный, спутанный, обезличенный, лишенный власти, и поэтому безответственный начальник, не мог уже вести с уверенностью войска на поле победы и смерти…

Но так как власти не стало, начальникам поневоле приходилось обращаться за содействием к комитетам, которые действительно иногда влияли умиротворяюще на разбушевавшихся солдат, вели борьбу с дезертирством, улаживали обостренные отношения между офицерами и солдатами, призывали к исполнению приказов и вообще поддерживали, внешние по крайней мере, подпорки здания, начинавшего давать сильные трещины.

Эта положительная сторона деятельности некоторых комитетов до сих пор еще вводит в заблуждение их апологетов, в том числе Керенского. Я не могу спорить с людьми, думающими, что можно возвести здание – один день ставя сруб, а на другой – растаскивая бревна.

Как на положительную сторону деятельности комитетов, указывают и на личное участие их членов в наступлении, ознаменованное гибелью некоторых из них… Нет ничего удивительного, что некоторые члены комитетов исполнили честно свой долг, но в результате и на Юго-западном фронте, где комитеты пользовались исключительным вниманием главного командования (Брусилов, Гутор), и у меня, на Западном фронте – все они сознались в полном своем бессилии, не только двинуть войска вперед, но и «остановить их безумное, паническое бегство». Это обстоятельство станет еще более понятным, когда мы увидим ниже, кто входил в состав комитетов.

Так шла видимая и невидимая работа войсковых организаций, чередуясь между патриотическими призывами и интернационалистическими лозунгами, между помощью командирам и их низвержением, между выражением доверия или недоверия Временному правительству, и ультимативньм требованием новых сапог, и суточных денег членам комитета… Бытописатель русской армии, изучив некогда это явление, придет в изумление от того непонимания законов существования вооруженной силы, которое обнаружено много раз комитетской деятельностью и литературой.

Особенно демагогически настроены были тыловые и флотские комитеты. Балтийский флот пребывал все время в состоянии, близком к анархии, Черноморский был значительно лучше и держался прочно до июня. Трудно даже учесть огромный вред, принесенный разбросанными по всей стране тыловыми комитетами и советами, среди которых надменность соперничала с поразительным невежеством. Я ограничусь приведением лишь нескольких примеров, характеризующих эту деятельность в разных ее проявлениях.

Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии в середине мая выпустил декларацию, в которой, не удовлетворяясь данной Финляндии Временным правительством автономией, заявляет о необходимости предоставления ей полной свободы, и о том, что «со своей стороны, будет поддерживать, всеми доступными мерами, все шаги революционных организаций, направленные к скорейшему достижению и разрешению этого вопроса».

Центральный комитет Балтийского флота, совместно с вышеназванным комитетом, в тревожные дни выступления большевиков в Петрограде (начало июля) объявил: «вся власть Всероссийскому совету р. и с. депутатов. Сплотимся вокруг революционной борьбы нашей трудовой демократии за власть», и не выпустил в Петроград кораблей, вызванных Временным правительством для подавления мятежа.

Комитет Минского военного округа незадолго до наступления, уволил на полевые работы всех солдат запасных батальонов в свои губернии. Я велел предать суду состав комитета, но вряд ли это распоряжение имело какие-либо последствия, так как военное министерство, невзирая на мои предложения, не установило законной ответственности членов комитета – коллегиального учреждения, выносящего свои решения по большинству голосов, иногда тайным голосованием.

Наконец, приведу один курьезный бытовой эпизод: комитет одного из конских депо на моем фронте постановил поить лошадей только один раз в сутки, благодаря чему большая часть лошадей пала.

Было бы несправедливостью отрицать существование и положительных примеров, в деятельности и постановлениях «тыловых организаций», но эти примеры тонут, бесследно и безрезультатно, в общей анархической волне, поднятой и их руками.

Несомненно, наиболее важным вопросом, с военной точки зрения, являлось отношение комитетов к войне, и в частности, к готовившемуся наступлению. В главе ХI-ой, я очертил те внутренние противоречия, которые резко проявились, как в сознании членов Совета и Съездов, так и в тех двойственных, неискренних директивах, которые были даны ими армейским организациям, и сводились к приятию войны, наступления, но без победы.

Это положение и было в общем усвоено, и проводимо в жизнь высшими комитетами, за исключением, впрочем, комитета Западного фронта, который в июне вынес резолюцию большевистского характера, сводившуюся к следующему: война порождена захватной политикой правительства; поэтому единственным средством прекращения войны является борьба объединившейся демократии всех стран против своих правительств; окончание же войны, путем решительной победы одних держав над другими, послужит лишь к укреплению военщины, во вред демократии.

Пока на фронте было затишье, войска сравнительно спокойно относились ко всем этим словопрениям и резолюциям высших организаций. Но когда настало время готовиться к переходу в наступление, во многих людях заговорили шкурные побуждения, и готовые формулы пораженческих идей пришлись как нельзя более кстати. Наряду с комитетами, продолжавшими выносить патриотические резолюции, некоторые войсковые организации, отражая мнение частей, или проводя свое собственное, резко пошли против идеи наступления. Целые полки, дивизии, даже корпуса на активных фронтах, и особенно на Северном и Западном, отказывались от производства подготовительных работ, от выдвижения в первую линию. Накануне наступления, приходилось назначать крупные военные экспедиции, для вооруженного усмирения частей, предательски забывших свой долг.

* * *

Я хочу дать совершенно объективную картину деятельности одной из крупных организаций – «Армейского комитета XI армии», основываясь исключительно на данных, извлеченных из комитетского отчета. Проследить день за днем (21–30 мая) работу комитета весьма интересно по двум причинам: во первых, в состав его входили столь прославленные впоследствии большевики: Крыленко и Дзевалтовский, во-вторых, работа эта предшествовала наступлению XI армии, имевшей важную активную задачу в июньской операции.

Председатель комитета, – сначала прапорщик Крыленко, – с.-д. большевик, – потом солдат Пипик, – с.-д. меньшевик-интернационалист.

Комитет делится на фракции: большевиков, соц.-рев., меньшевиков-оборонцев, меньшевиков-интернационалистов и беспартийных; резолюции выносятся по фракциям, причем четыре последних образуют обычно блок. Такой порядок вызывает протест одного из членов: «если армейский комитет должен представлять голос армии, выражать ее желания, то к чему партийные разделения».

Докладчиками по военно-политическим вопросам являются, обыкновенно: прапорщик Крыленко – большевик.

Поручик Дзевалтовский – большевик.

Поручик Холодный – меньшевик.

Солдат Пипик – меньшевик-интернационалист.

Прапорщик Носарь – соц.-рев.

Вольноопред. Гандлер – соц.-рев.

Вольноопред. Шадхан – внепар.

Шт. ротм. Протопопов – внепар.

23 мая постановлено послать 8 представителей на Всерос. съезд советов р. и с. депут., созываемый в Петрограде на 1-ое июня, причем для выбора, принято пропорциональное представительство обеих точек зрения (блок и большевики), и выбранным делегатам будет поручено совершить массовый объезд частей, для определения взглядов войск.

24 мая комитет принимает резолюцию, которая выражает одобрение вступлению социалистов в правительство, «на платформе активной политики, направленной к скорейшему заключению всеобщего мира на демократических началах», и обещает всемерную поддержку Врем. правительству. Резолюция большевиков, призывающая к борьбе с правительством, отвергнута. За первую подано 90 голосов, за вторую – 32.