Бой бабочек

Готов ли он? Что за вопрос? Ванзаров был готов.

– Позвольте вопрос?

– О да, конечно!

– Как у вас оказалось это письмо?

– Я нашла его… Подсунули под дверь…

– Когда?

В задумчивости она поиграла петлей жемчужин.

– Кажется, дня три назад… Или раньше…

– Утром или вечером?

– Не помню… Утром… нет, вечером! После концерта!

– Опишите, как это было.

На хорошеньком личике мелькнула тень недовольства.

– Вошла в гримерную… У меня были цветы, много цветов… И вдруг увидела ее. Я сразу испугалась и поняла, что это опасно.

Ванзарову не хотелось больше ничего спрашивать, но он не мог удержать себя.

– У записки был конверт?

– Да, был… Ах нет, не было… Вот так и лежала. Горничная Жанетт мне подала.

– Так ее нашла горничная?

– О, вы правы, синьор Фон-Сарофф! Это горничная… Нет, я вспомнила: Жанетт только указала на нее, а я подняла. Она решила, что я обронила письмо.

– Предполагаете, кто этот «беспощадный мститель»?

Кавальери произнесла энергичную итальянскую фразу, смысл которой и без перевода был понятен. И добавила:

– Это все они!

– Кто – они? – спросил Ванзаров, чувствуя себя последним дураком.

– Сумасшедшие поклонники этой ведьмы Отеро. Кто-то из них! Кто же еще? Она хочет меня уничтожить. Но у нее ничего не выходит. Слаба талантом. И действует таким вот коварством. Это дело рук кого-то из ее любовников. Мерзкая дрянь! – И Кавальери добавила итальянское словцо, словно дала оплеуху сопернице.

Ванзаров бережно сунул записку во внутренний карман пиджака.

– Мадемуазель Кавальери, можете ни о чем не беспокоиться, – сказал он. – Более вам ничего не угрожает. Обещаю вам. Вы под защитой сыскной полиции.

Личико нимфы осветила улыбка, иначе и не скажешь.

– Как это приятно слышать, синьор Фон-Сарофф! Опасности больше нет! Я так волновалась, что пронюхают репортеры. Слухи у вас расходятся, как пожар в лесу. Что скажет публика!

Ванзаров подумал, то публика как раз была бы рада тому, что над звездой нависла опасность. Все бы побежали смотреть.

– Синьор Фон-Сарофф, а моим драгоценностям тоже ничего не угрожает? – она сложила на бархатном декольте ручки, как невинное дитя. – Без моих драгоценностей я не могу жить! Лучше пусть у меня отнимут жизнь, чем мои брильянты!

– Им тоже ничего не угрожает, – сурово ответил Ванзаров, изо всех сил стараясь не смотреть на манящий вырез.

– Как это чудесно! Приходите сегодня вечером, у меня выступление! – и она снова протянула бархатную ручку.

Ванзаров строго поклонился. Чтобы не мучить себя снова. Поклонившись, он быстро вышел. Ну как сказать нимфе, что вечером поезд увезет его в далекую и прекрасную Грецию? Увезет от нее.

Нет, отпуск превыше всего. Тем более что поручение Шереметьевского можно считать исполненным.

8

Ванзаров вышел из парадных дверей, как раз когда к ним направлялась парочка господ в приподнятом настроении.

Поздний завтрак в ресторане «Аквариума» удался. Пристав забыл про ложный вызов и с удовольствием внимал пошловатой театральной байке, каких Александров держал наготове великое множество. Заметив чиновника сыска, который честно попытался улизнуть и даже отвел лицо, Левицкий решил подарить ему частичку радостного настроя.

– Ванзаров! О, и вы здесь! – закричал он, распахивая объятия. – Неужели эти театральные бездельники уже и сыскную вызвали?! Ну молодцы, ну красавцы!

Последнее обвинение, впрочем в шутливом тоне, было направлено Александрову. Хозяин только плечами пожимал: никто сыскную полицию не вызывал, это уж точно.

Ванзаров был знаком с приставом. Он знал, что подполковник, в общем, прямой и неплохой человек. Управляет своим участком так, как умеет, сыскную дергает редко. Что касается его способностей полицейского, то обсуждать их не имело смысла. Что армия заложила, тем честно и пользуется.

– Здравствуйте, Евгений Илларионович, рад вас видеть, – сухо сказал Ванзаров, когда Левицкий тряс его руку и похлопывал по плечу.

– А вот знаешь, Георгий Александрович, какой великий человек перед тобой? – Пристав оборотился к Александрову, не прекращая рукопожатия. – Так позволь тебе представить: Ванзаров Родион! Можно сказать, гроза душегубов, лучший сыскной чиновник, вроде как гений сыска. О нем слава по всему Департаменту полиции идет! А это, друг мой Ванзаров, великий человек театра, Георгий Александров, основатель и владелец вот этого «Аквариума»! Тоже в своем роде гений! Да ты не тушуйся, душа моя!

Левицкий был нетрезв, громогласен и развязен. Ванзаров попал в положение, которое ненавидел всей душой: из него сделали посмешище. Он сдержанно поклонился Александрову, который цветисто выражался о том, как рад приятному знакомству.

– Что означают ваши слова, подполковник? – почти резко спросил Ванзаров, вырывая помятую руку. – Что значит: «И сыскную вызвали»?

Пристав не заметил раздражения в его голосе.

– Да тут такая история, натурально театральная. Представь себе, Родион: рабочему сцены померещилось, что в углу стоит мертвая ведьма. С пьяных глаз, не иначе. Так нас по тревоге вызвали! Приезжаем, а на сцене – пусто! Никакой мертвой ведьмы!

– Зря ты, Евгений Илларионович, наговариваешь, – заступился Александров за честь театра. – Я тебе говорил, что Икоткин два года не пил. И ты сам видел, в каком он бессознательном состоянии теперь под кустом лежит…

– Значит, рабочий увидел на сцене труп женщины, а когда вы прибыли, трупа уже не было. Все правильно?

– Так точно, так точно! – смеясь, отвечал пристав, опять хлопая Ванзарова по плечу. – Учудили вот артисты!

В этот момент любой чиновник сыскной полиции посмеялся бы с Левицким, поболтал о пустяках и отправился бы по своим делам. Любой чиновник. Ванзарову тоже хотелось поступить «правильно». Он заставлял себя и пинал себя, мысленно говоря: «Иди отсюда, ничего не замечай». Но какая-то сила, сильнее его, сильнее разума и правил, заставила поступить по-другому. В силе этой не было ничего сверхъестественного. Просто она была развита у Ванзарова сверх всякой меры. Сила эта – любопытство. Или любовь к истине, как говаривали древние греки вообще, а Сократ особенно.

Вместо того чтобы попрощаться с приставом и хозяином «Аквариума», Ванзаров потребовал показать место, где видели труп. Левицкий, еще не растеряв веселого хмеля, стал уверять, что лично осмотрел сцену – и никаких следов. Чистая фантазия, да и только. Александров, учуяв опасность, тоже стал просить не беспокоиться напрасно. Ванзаров был непреклонен. Ничего не поделать, чиновник сыска имеет право на осмотр. Даже если преступления не было.