Таящиеся в Ночи

– Нет. Я такое не желаю. Но считаю, что мы должны быть готовы к разным ситуациям. Лично я считаю, что нам пока нет нужды ссориться с компанией, занятой настолько полезной деятельностью… Я правильно говорю господин Вильф? Надеюсь что "Телеграф-стрит" тоже приложит определённые усилия, чтобы такие преступления, не повторялись?

– Господин мэр… Наши задачи – вести для вас и вашего города новейшие линии связи. Мы не подряжались выполнять работу правоохранительных органов!

Вильф даже встал и стукнул кулаком по столу, но сделал это так наигранно, что даже издали, было видно....

– Ну, ты и… – шериф скрипнул зубами.

– Уэллс… – мэр подошёл к окну и, встав у него, посмотрел вниз, на крыши домов. – Я могу попросить вас, господин Вильф, покинуть мой кабинет?

– Да никаких проблем, уважаемый. Уже вытряхиваюсь.

Вильф встал и, откланявшись, вышел прочь. Уэллс проводил его взглядом и посмотрел на мэра.

Теодор Тюдо смотрел в окно и постукивал костяшками пальцев по стеклу. Шэрон подошла к нему и выглянула в окно.

Из окна открывался не очень красивый вид – куча каркасных домов (дома оббитые досками – обычный тип частных домов в США. Примечание автора), длинная дорога, вымощенная плитами из гранита и торчащие там и сям водонапорные башни.

Так же хорошо было видно Долину Гроз – огромный лес что буквально "затопил" всю долину своими кронами. Этот лес служил пристанищем духов и привидений – как считали многие. А так же в нём жили индейцы.

А вот дальше был виден Нью-Йорк. Этот огромный город рос не по дням, а по часам. Прабабка Шэрон рассказывала, что в годы ее молодости огни Города-На-Острове были видны только в самые тёмные и безлунные ночи – и то с крыши ратуши или Форта.

А вот сейчас этот город было видно даже днём. Клубы дыма, огромные здания – это можно было увидеть, даже не напрягая зрения…

Ночью же Нью-Йорк было видно с любой крыши дома или водонапорной башни Гудевроу-сити… Озеро сияющего всеми цветами радуги света…

– В конце концов, она была всего-навсего грязной и полоумной дикаркой, – проговорил Теодор, после небольшого молчания. – Я не имею права ставить под удар благополучие всего нашего города. Прокладка линий связи даст нам огромное преимущество. И это только начало. "Телеграф-стрит" Не просто ведёт линию связи через наши леса и долины. Они готовят кое-что важное… Не могу вам сказать что. Но поверь – это будет то, что позволит нашему городу получить и использовать второй шанс.

– Какой второй шанс?

– Наш город был построен с одной целью – стать вторым Новым Амстердамом. Те, кто строил эти дома – они верили в то, что их новый город превзойдёт старый… Они ошиблись. – Теодор посмотрел Уэллсу в глаза. – Я не ошибусь, вот увидите. Нам дан шанс стать чем-то большим, чем заброшенная в глуши деревня. И я не упущу этот шанс.

– То есть ты приказываешь нам… Закрыть глаза на это… убийство? – Шериф скрипнул зубами и стиснул кулаки.

– Да. Я не могу позволить тебе наломать дров и уничтожить наш единственный шанс… Скандал с арестом одного из работников "Телеграф-стрит" может полностью отменить все наши разработки. Все наши планы… – Теодор посмотрел на Уэллса. – Я надеюсь, ты меня поймёшь. Это всё.

– А что будет со следующим трупом? – проговорила Шэрон. – Господин мэр… Вы понимаете, что этот убийца – он не остановится? Такие как он не останавливаются. Никогда. Если он убедится, что ему все сошло с рук, то он продолжит убивать. Два или три таких случая – и о нашем городе заговорит вся Америка. И тогда вам точно придётся ставить могильный крест на своих планах…

Теодор посмотрел на Шэрон и криво улыбнулся.

– Все будет в порядке. Поверьте мне…

Затем он повернулся и посмотрел на большую театральную афишу, на которой была изображена невероятно красивая и привлекательная женщина в чёрном, очень сильно декольтированном платье – весьма необычным тем, что рукава у этого платья были соединены с подолом длинными, широкими лентами. Женщина – её лицо Шэрон изучила очень давно, стояла на крыше самолёта, раскинув руки. Её огненно-рыжие волосы украшала красивая изящная корона.

Внизу, на афише, было написано – старинными, почти стёртыми от времени буквами – «Небесная Птица» – Великая певица Беатриса Де Тортилья, даёт выступление на Бродвее. Спешите увидеть первую в мире женщину, чьи песни подобны полётам! Только у нас – в Нью-Йорке…».

И стояла дата – 1901 год.

Этот плакат, как болтали кумушки Гудевроу-сити, мэр повесил сразу же, как его избрали в 1930 году. До этого этот плакат висел у него дома – ещё до мировой Войны, Сухого Закона и Великой Депрессии… Поговаривали, что в годы своей молодости Тюдор был знаком с этой певицей – Беатрисой До Тортильей, и даже имел с ней роман. Причём такой, что когда Беатриса и Тюдор расстались, то будущий мэр так и не сумел изгнать рыжеволосую красавицу из глубин своей души и сердца…

…Даже на первом этаже подвала было очень холодно – в прошлом тут хранили продукты и напитки для Ратуши – и ни разу не было случая, чтобы что то протухло или скисло даже в дикую летнюю жару.

Когда до Гудевроу-сити добрались электричество и холодильные установки, то продукты и напитки переехали в другие помещения – на улице. А подвалы отдали (по совершенно непонятной логике) на нужды шерифа. А именно – для хранения трупов и разного рода вещдоков.

Шэрон никак не могла понять логику Отцов Города, что разрешили это – администрация Гудевроу-сити располагалась над городским моргом, и никто не видел в этом ничего странного…

Тело убитой уже доставили в морг, и над ним работал сам Уилбер, который даже не переоделся.

Для старого врача, который славился своей педантичностью и скрупулёзностью, это было столь же дико, как если бы он работал голым.

Только сейчас до Шэрон дошло, насколько коронер был потрясен этим ужасным случаем.

– Так-так… Похоже, мы имеем дело с типичным чудовищем… Русские таких зовут – изуверы. Жуткие следы насилия – этот ублюдок забил жертву кулаками и даже ногами. Судя по всему, он просто не мог остановиться, изливая свою ярость. Так же интересно то, что он срезал у убитой две косички.

– Одну из них мы нашли с вами в лесу. У трупа, – вспомнила Шэрон. – А вторая?

– Я подозреваю, что он собирает их как трофеи… Жуткие и страшные трофеи для своей ужасной охоты… – Уилбер поднял лежащую на столе для вскрытия палочку-чесалку и тщательно почесал ей свой затылок. – Ты же изучала убийства совершаемые изуверами. Помнишь? Они всегда собирают трофеи – в память о своей жуткой охоте.

Шэрон поежилась, вспоминая, как она ходила на лекции для полицейских – в Нью-Йорке. Там им, помимо всего прочего, рассказывали о разных преступниках – не только мошенниках и бандитах, но и о тех странных типах которых называли "потрошителями" в честь английского Джека-Потрошителя. Сам лектор называл их людьми с маниакальными склонностями – или просто "маньяками" И как раз рассказывал о Питере Кюртене, "Дюссельдорфском вампире" и его американском тезке – Карле Панцраме, что успел оставить некрасивый кровавый след в США.

Лектор объяснял, что такие изуверы страдают от внутренних повреждений рассудка и, фактически не могут себя контролировать постоянно. На каком-то моменте своей жизни они срываются и начинают убивать. Причем в детстве проходят немалую практику на домашних животных.

Так же доктор говорил что изуверы, в общем-то, и не сильно маскируются и не очень-то скрывают следы своих преступлений – как волк или лев не пытаются спрятать останки своих трапез. Так что отличить преступление совершенное изувером не так-то сложно как кажется. (Интересный факт – 90% всех серийных убийц были пойманы в результате их личных ошибок или просчёта – обычные следственные мероприятия практически бессильны в поиске маньяка. Примечание автора). Сложнее всего найти таких преступников, поскольку их логика и действия совершенно необычны… Шэрон слушала это, не закрывая глаз, да и потом не пропустила ни одной лекции.

Однако лекция это одно. А вот знать, что ты имеешь дело с опытным и невероятно жестоким убийцей, что даже сам не осознает то, что он делает – это совсем иное.

– На лекциях говорили в основном о том, что у этих типов преступления развиваются в семье, где их часто бьют родители и все такое…

– Ну, милая моя, у нас всегда детей бьют, и будут бить – как можно воспитывать ребёнка не имея возможности дать ему затрещину или выпороть розгой, сама подумай? Ребёнка надо строго держать – тогда из него и не вырастет такое чудовище…

– Ну… У Питера Кюртена отец избивал всех – и мать и сестёр и все такое. Вроде бы сын насмотрелся на это и стал думать, что ему тоже так следует поступать… Так что тут все сложно. Главное знать, что такие типы не остановятся сами. Для них цель убийства – само убийство.

– Это да…

Скрипнула дверь, по лестнице застучали чьи-то шаги, а затем раздался испуганный вскрик и в подвал залетел Грейсон Ноел – помощник секретаря мэра, что работал с архивами. Парень был весьма колоритный – спокойный и тихий, лучше всего умеющий просиживать штаны в архиве и работать с бумагами. Причём работал он очень хорошо – на памяти Шэрон это был единственный помощник Молоха, с которым тот ухитрился сжиться. Обычно народ не выдерживал характера Молоха больше полугода, и покидал архивы, искать себе место поспокойнее.

Грейсон поразил всех – он легко нашёл общий язык с Молохом и быстро «обжил» архивы так, что в Гудевроу-сити всем уже казалось, что этот тихий и скромный юноша, жил в архивах всегда.

Несмотря на свою, в общем-то, красивую внешность – стройный пепельный блондин, с темно-синими глазами, Грейсон не был никем замечен в компании хоть одной девушки или, чего уж там – "одинокой вдовушки". Более того – его никогда не видели в местах, где с оными девушками можно было познакомиться.

Грейсон протянул Уилберу бумаги и несколько секунд смотрел на стол с трупом. Его лицо при этом сильно исказилось, словно он что-то пытался сказать, но не мог.

– Эй… Что случилось? – мягко поинтересовалась Шэрон.

– Ничего. Ничего. Все нормально.

– Ох, не умеешь ты врать… – попеняла Грейсону Шэрон.

– Извините… – парень развернулся и выскочил из подвала.