Когда вернусь в казанские снега…

– Как что, – говорю я, – ты не забыла – у нас сегодня наброски…

– А зачем теперь?

– Как зачем? Нам деньги, что ли, не на что потратить?

– В самом деле, – Лилька задумалась. – Ты знаешь, у моего папы скоро день рождения. Хочу ему настоящий мохеровый свитер связать. Мотков двадцать, наверное, надо купить. Он такой огромный у нас.

– И я своей маме тогда что-нибудь свяжу, – сказала я. – Шапочку, например. Покажешь узоры?

Вечер поэзии Александра Блока

С Викой Лукояновой мы учимся в одном классе и живём в одном доме. Она – невредная девчонка, но ужасная зануда. Я её всегда по звонку узнаю, – никто из моих знакомых так нахально не трезвонит. Открываю дверь и сразу вижу, о чём будет беседа. Если Лукоянова стоит томная, сложив руки на груди на манер оперной певицы, и смотрит на меня как на ещё неоткрытую дверь – значит будет исповедоваться в своей безумной любви к кому-то. Если же она опирается одной рукой о дверной косяк, а другая – на бедре, улыбка надменная и блеск в глазах, – значит, кто-то безумно влюбился в неё…

У меня всегда дел полно: и в шахматы с компьютером хотел сыграть, и в столе прибраться надо, да мало ли… Но ей глубоко безразлично, есть ли у меня время или настроение выслушивать её безответственный треп. И, главное, ребята у неё все какие-то смешные. Жуткие красавцы. Одни красавцы – жгучие брюнеты, другие – голубоглазые блондины, а третьи – «Ой, Мишка, я даже описать не могу!..» Эти ей особенно дороги. Я уже зверею от всех её принцев.

И так, и эдак ей намекну, мол, занят. Не понимает.

– Вот, – говорю, – математическая олимпиада на носу, и подготовиться бы не грех – один как-никак за весь класс отдуваюсь.

– Да, – отвечает, – ты уж постарайся, я за тебя болеть буду, на чём я остановилась?..

– Вот книжку дали на полдня – дочитать бы…

– Интересная? Про любовь? Да ты слушай, что дальше-то было, – что за манера перебивать!..

Просто взять и выпроводить её тоже не могу – страшно обидчивая.

Как-то в лоб спрашиваю:

– Слушай, у тебя же есть подружки – Люська, Лариска… Почему ты именно меня выбрала своим конфидентом?

– Да ты что? – отвечает. – Они такие болтливые, им только расскажи – назавтра весь класс будет знать.

– Ну и что, – говорю, – пусть знают…

– C ума сошёл? Зачем мне врагов наживать. Думаешь, девчонки будут в восторге от того, что в меня все влюбляются? Или, может, нашим мальчишкам будет приятно знать, что я страдаю по кому-то со стороны?

Вика считает себя красавицей. Возможно, какие-то основания для этого у неё имеются… Мой приятель Борис (тоже из бывших «принцев» третьей категории) сказал про неё однажды: «Красивая девчонка, но со странностями…»

Вот только для чего она щурит свои и без того раскосые глаза и складывает губы бантиком? Она думает, что так она загадочнее, и называет это «держать лицо». Для чего нужно таким идиотским манером держать лицо, убей меня, не понимаю.

Иногда, когда у неё перерыв в сердечных делах, с ней можно вполне прилично поговорить, хотя бы о литературе. Правда, стихи её раздражают… А я, как это ни странно, люблю поэзию. Даже сам немного… но это так, для себя.

Однажды в начале учебного года мы гуляли и наткнулись на афишу: «Вечер поэзии Александра Блока». Ну, я и затащил Вику в Дом культуры. Говорю:

– Мы Блока будем проходить по литературе, так что полезно иметь представление…

Вошли мы. О, там уже целый зал десятиклассников. Тут Вика зашипела:

– Всё равно на будущий год пригонят сюда. Лучше бы в кино пошли…

Вышла артистка в чёрном, села за рояль, прекрасную мелодию играет – серенаду Шумана.

– Это ещё что за штучка? – шепчет Вика. – В ключицу можно сто рублей мелочью насыпать, а платье декольтировано чуть ли не до пояса. Да ей фасоны времён Марии Стюарт надо носить – совсем вкуса нет…

Ну что у неё за привычка – всё комментировать!

– Тише, – говорю, – музыка.

– Она, может, весь вечер собирается бренчать! Ты же сказал – Блок!

Тут выходит артист, начинает читать стихи. И неплохо, между прочим. А Вика всё не угомонится:

– Что это у него в руке? Слушай, а ведь это шпаргалки! Он в них заглядывает. Ничего себе – такая кипа!

Я даже разозлился:

– Кончай, – говорю, – не нравится, так иди домой, никто не держит.

Надулась. Минут пять молчала, потом опять:

– Хоть бы под гитару что спел, Есенина, например…

Это она уже нарочно дурачится. Скучно ей.

– Мишка, а он красивый был?

– Кто? – я делаю свирепое лицо.

– Блок.

– Для кого как, – отвечаю.

– Ну, на кого похож?

О, господи! Вынь да положи ей Блока. Огляделся по сторонам. Справа в третьем ряду сидит Эдька Крупнов. Мы с ним в одной секции плавания занимались.

– Вон, – говорю, – видишь кудри. Копия – Александр Блок. – А сам еле удерживаюсь от смеха.

Да простит меня русская литература – в Эдьке лирики не больше, чем в холодильнике… А Вика притихла совсем. Один только раз вздохнула:

– Александр Блок… – и опять молчит, вроде даже стихи начала слушать.

Странно, и по дороге домой молчала. Только в подъезде вспомнила обо мне:

– Миш, у тебя ведь есть Блок? Принеси, пожалуйста.

– Ладно, завтра возьмёшь.