Лучшие произведения. Блок 3—4

Я провела достаточно много времени в размышлениях и поняла, что мой внутреннее «Я» может поддерживать во мне творчество. Сейчас моё творчество – это практика в парфюмерном магазинчике, работа с Розой и воплощение моего дипломного проекта в жизнь.

Я включила музыку и пританцовывая пошла в душ. С этой минуты и до конца практики мой настрой не сдавал позиций. Под руководством Розы я создала свой уникальный аромат. Он содержал экстракт жасмина, розы, ванили, сандала, а также нотки цитрусовых. Сопровождался облаком большого пушистого бурого медведя, и дарил ощущение уюта, объятий и нежности. Именно такой аромат должен был пробудить моих сверстников, чтобы их сердца раскрылись! Чтобы не меняли их на резиновые клапаны! Я могла бы выпустить целую серию таких ароматов, чтобы спасать подростков от этой операции, чтобы Старый город вновь был полон творческих и независимых личностей. А когда нас станет очень много, мы смоем объединиться и…и… Стоп, революционные мысли совсем не к чему.

Но чем ближе подходил момент защиты дипломного проекта, тем чаще я думала о том, чтобы организовать свое сообщество, которое бы путешествовало по миру и искать таких же людей, как я, как Роза. И объединив усилия мы смогли бы выступить с протестом о проведении массовых операций по замене сердец на резиновые клапаны. Эти мысли всё сильнее и сильнее стали меня поглощать. У меня было несколько заготовок и немного сырья дома, я сделала пару маленьких флакончиков духов, которые должны были пробудить сознание.

Утром я проснулась раньше родителей и подушила мамино платье и папин галстук. И затаилась в своей комнате. Они как обычно проснулись, пошли по очереди в ванную, приготовили завтрак. Потом пошли переодеваться. На миг мне показалось, что они застыли – никаких звуков не было в квартире. Мне стало даже немного страшно и очень интересно. Они застыли, потому что из сознание стало пробуждаться? Но вскоре я услышала, как заскрипели дверцы шкафов, зашуршали пакеты. Родители обулись и вышли из квартиры. Я выждала минут пять и зашла в их комнату. Ничего необычного… всё как всегда: безупречно. Ээх… похоже не сработало, слишком давно они ходят со своими клапанами.

* * *

Я собралась на защиту диплома. Я чувствовала опустошение. Но как часто со мной бывает, я стала сама себя уговаривать и на подходе к университету немного раздухарилась. Я шла двенадцатой по порядку. После удачной защиты диплома все студенты отправлялись в летний лагерь на две недели от нашего университета по правительственной программе. Эти лагери очень активно рекламировались. С одной стороны я хотела бы отдохнуть там, но у меня закралось странное ощущение, что операции большей части подростков делается именно там. Потому что таким молодым людям давали по выходу дипломы и сразу же устраивали на рабочие места. И с этого момента начиналась их серая жизнь с обыденной повседневностью. Такой лагерь и такой отдых меня совсем не устраивает.

Почему-то я очень волновалась. Я иду следующая…

– Добрый день, уважаемый председатель Государственной экзаменационной комиссии и уважаемые члены комиссии! Вашему вниманию представлена дипломная работа на тему… – и тут я погрузилась в мир парфюмерии: в её волшебные свойства сближения людей, оживления сердец; в способность запахов моментально погрузить человека в воспоминания… Я продемонстрировала аромат. И они тоже на миг застыли. Словно время остановилось. Ни одного звука и движения. В кабинет постучались. Это была наша методист, и она попросила выйти председателя комиссии. Через несколько минут председатель возвращается.

– Надя, нам необходимо посовещаться на счёт вашей работы. Прошу подождать вас за дверью.

– Да, конечно… – волнение вновь охватило меня. Обычно результаты озвучивают сразу… Я выхожу. Меня встречает методист.

– Надя, прошу пройти за мной. Комиссия озвучит результат, и вы сразу же о нём узнаете. Сейчас необходимо подписать документацию, сущая формальность.

Я чувствовала, как моё сердце тяжелеет, руки и ноги словно покалывают тысячи иголочек. Внутри я слышала голос, надрывно повторяющий: беги! Но я молча повинуюсь и иду следом за методисткой. Я даже не сразу заметила, что мы шли не в деканат, а на первый этаж к запасному выходу, ведущий на закрытый двор с одной-единственной аркой. К жизни меня возвращают голоса… я слышу обрывки фраз: «её революционный настой», «родители сами сообщили о ней», «ответственность и безопасность прежде всего», «сейчас также поступили сигналы от профессоров», «она сотворила наркотик, уничтожающий нас, как национальное единство!». Я начала терять сознание. Проснулась, пристегнутой ремнями к металлическому стулу.

– Не волнуйся, крошка. Всё будет хорошо. Мы скоро тебя вылечим. А сейчас нам нужно, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Меня зовут Ивана. Начнём с самого начала. Университет назначил тебя на практику на завод парфюмерного производства. Но никто тебя там ни разу не видел. Тем не менее ты предоставила все необходимые документы по успешному прохождению практики. Ты подделала документы?

– Что? Нет! Меня не назначали за завод! Меня распределили в парфюмерный магазинчик в Старом городе!

– Что за чушь? Ты же уже взрослая девушка и должна знать, что там ничего нет. Там сгоревшие старые постройки.

– Нет! Там есть дома, которые не сгорели и один из них – это магазин парфюмерии! Мой руководитель Роза!

– В твоих личных вещах нашли вот это – Ивана достала фотографию, которую мне вручили в университете, чтобы я смогла найти этот магазин. – Что ты можешь сказать про это?

– Мне дали её в университете! Когда распределяли на практику!

– Нет, Надя. Такого не было. Ты всё это сама себе придумала! Роза, женщина, про которую ты говоришь, она родилась 173 года назад и была последним человеком, которому не стали делать операцию ввиду возраста. На момент принятия правительственного решения о резиновом клапане, ей было уже 85 лет. Она прожила до 115 лет. И действительно жила в Старом городе, но она уже мертва более 50 лет. Ты не могла проходить у неё практику.

– Нет! Нет! Я научилась у неё делать по-настоящему важные вещи!

– Ты не могла ничему у неё научиться. Ты всё сама это придумала. Понимаешь, что ты сотворила?

– Роза помогла создать мне уникальную парфюмерную композицию. Я поняла в чём ключ. Я смогу всех спасти. Дайте мне возможность заявить о себе миру.

– Значит, ты понимаешь, что создала сильнейший наркотик?

– Нет, это не наркотик! Он возвращает людей к жизни! – мой голос стал надрывным, из глаз лились слезы. Так не может быть, они хотят сломить меня, объявить сумасшедшей, террористкой, революционером!

– Это наркотик замедленного действия. Он проникает в организм, как вирус, нарушая цепи в сознании. У одурманенного человека есть 2 часа, чтобы предпринять какие-либо действия. Твои родители сразу же доложили в СБ о произошедшем, и наши высококвалифицированные специалисты моментально начали разрабатывать антидот. Потому что химический анализ твоего наркотика показал, что он вызывает моментальное привыкание, пока окончательно не разрушит все связи в сознании человека. Твои профессора также сейчас находятся на медицинском восстановлении.

– Нет! Нет! Это всё неправда! Я никогда не хотела никому навредить! Я всего лишь научилась делать духи!

– Если ты признаешься в своих революционных намерениях, найти таких же сумасбродных как и ты… Если признаешься, что хотела создать объединённую террористическую группировку с целью свержения существующего мироустройства… то тебе облегчат наказание.

Во мне снова стали бороться две мои сущности. Всё моё нутро затопила грусть и пустота. Я не знала, чему верить и кто был прав. Может я и правда обыкновенная сумасшедшая, которая придумала страшное зелье? Или это всё заговор?

– Что меня ждет?

– Если ты признаешься, то мы сделаем тебе операцию по замене сердца, обезопасим тебя и общество от тебя. Пол года в колонии и далее, ты устраиваешься на производство по профилю без права создании семьи. Если ты не признаешься, тебя ждёт смертный приговор.

Смерть не изменит ничего. А если я буду жить, то всегда будет шанс всё изменить. Я верю, что смогу сохранить своё внутренний огонь, что даже резиновый клапан не сможет заглушить мои чувства несправедливости…

– Да, я сознаюсь. Сознаюсь в своих революционных намерениях. В желании создать террористическую группировку, с целью свержения существующего мироустройства. – я говорила всё это и не верила, что эти слова слетают с моих уст. Я плакала солью, моё сердце было пусто, но я хотела жить дальше, чтобы иметь шанс, хоть один единственный шанс всё изменить. Не может быть всё так плохо. Не может разом всё так измениться. – Я сознаюсь, что подделала документы по практике, что пропадала в Старом городе и сама изобрела рецепт наркотика. – Всё слезы разом высохли. Я вспомнила, как читала статью про Розу Деспурсию – единственного человека, которого за последние 80 лет не прооперировали. Статья была в университетском архиве, там же была и фотография. Передо мной словно опустился занавес.

Я всё слышала… Как мне воткнули анестезию, увезли меня в операционную. Хирург и помощница разрезали моё тело. А перед моими глазами плыли картины, как это было всё… Как я одна ходила в опустевшую часть города и часами напролет работала в покосившимся пыльном старом парфюмерном магазине. Как изучала старые письмена Розы и лишь кошки иногда заходили ко мне.

– Три. Два. Один. Запускай!

– Готово.

Я открываю глаза и шумно дышу. С каждым новым вдохом я слышу, как что-то свистит у меня в груди.

– О, ты скоро привыкнешь. С каждым входом становиться проще, дыши глубже и чаще.

Моя голова словно стала пустеть, волнение стало уходить… Кажется, я что-то сделала не так… Поэтому я нахожусь в тюремном госпитале. Что я натворила?.. Всё стало каким-то серым и безразличным. Не имеет значение, что я сделала. Теперь я постараюсь сделать всё, чтобы принести максимальную пользу обществу и нашему государству!

Резиновый клапан. Тук-тук. Тук-тук. Тук…

Ольга Кот «ТАТУИРОВКИ»

Я лежу на полу комнаты. Я ничего не помню. Не помню, почему лежу на полу, что это за комната. Не помню, как меня зовут и как давно я лежу. Нет сил вставать. Очень холодно. С потолка идёт снег. Кровать припорошена, полы и подоконник тоже. Окно разбито. В него видно пустое белое небо. Снежинки кружат надо мной… В голове навязчиво крутиться лишь древняя легенда моего народа, которая давно стало неопровержимым правилом всей жизни. Легенда гласит, что людям, родившимся в воскресенье запрещено смотреть в зеркало. Посмотрев в глаза в своем отражении, такой человек сразу умирает. Но это еще не всё. Когда человек рождается в воскресный день он помнит всё: все свои жизни, все приключения своей души, и весь свой опыт он приносит в эту жизнь. Но рождается немощным, как и любой человек. Он не способен пользоваться теми знаниями и тем опытом, с которым пришёл в этот мир. Но даже будучи младенцем он может поделиться этим опытом. Тело младенца на седьмой день покрывается письменами, повествующими о его прошлом опыте и тех знаниях, которые он может передать. Но с каждым прожитым новым опытом – будь то первое познания мира: первые шаги, первая увиденная бабочка; или первое чувственное потрясение: влюблённость или боль потери… с каждым новым опытом стирается память прошлого и письмена с тела.

Очень немногие воскресные дети к двадцати годам сохраняли и половины памяти. Как бы не старались их оберегать от всех потрясений – это всё равно невозможно. Особо чувственным и непоседливым в этом смысле везло меньше, потому что лет в двадцать пять они утрачивали все письмена и вообще любую память. Они становились беспамятны. И, как следствие, бесполезны для общества. Не все дети могли передать опыт прошлых жизней. Чаще всего это происходило потому, что они рождались в неблагополучных или недалёких семьях.

Знания воскресных людей очень важны для нашего народа и поэтому их появление становиться народным достоянием. Ни одна снятая фотография, видеозапись, перерисовка или перепись татуировок не сохраняется. Любые копии пропадают таинственным образом, поэтому передаются все учения из уст в уста. Воскресных надо беречь от зеркал и любых других отражающих поверхностей, потому что если они посмотрят в свои глаза, то тут же превратятся в пепел. Как правило, за этим следят, когда они совсем еще дети… и перестают следить, если ничего стоящего они передать уже не могут.