Непредсказуемый граф

Кэролайн, увы, на свадьбе не присутствовала. Между знакомством будущих супругов и свадьбой прошло меньше двух недель – за пару дней до свадьбы лорда и леди Дерби оповестили, но приехать из Италии в Лондон они бы все равно не успели. Если Кэролайн и было немного жаль, что она не попала на свадьбу, сам факт того, что за столь короткий срок Шарлотта и виконт успели друг друга полюбить, и результатом этой любви стал здоровый и жизнерадостный младенец, и сейчас они продолжают жить в любви и согласии, внушал оптимизм. Может, надежда Кэролайн на счастье не так уж эфемерна.

– Так кто из вас пойдет к алтарю следующей? – с загадочным видом спросила леди Нотли. – Признавайтесь!

Кэролайн знала, что тетя будет рада за нее так же, как и за собственную дочь.

– Моя дочь – натура чувствительная и добросердечная, и ей кажется, что в этом мире все так же хорошо относятся друг к другу, как и она к окружающим. Ей бы немного поднабраться житейской мудрости. Я стараюсь помочь ей советами, но здесь, в Лондоне, где так много готовых вступить в брак блестящих джентльменов, надо уметь хорошо разбираться в людях, чтобы сделать правильный выбор, – с материнской заботой глядя на дочь, сказала леди Дерби.

– Я знаю, что тебе со мной нелегко, мама, но если я создаю проблемы, то не из упрямства, – миролюбиво отозвалась Кэролайн. – По маминым словам получается, – шепотом добавила она, наклонившись к Беатрис, – что если у мужчины зубы на месте и глаза хоть что-то видят – то он уже завидный жених, и она с радостью отдаст меня за него.

Беатрис прикрыла рот, давясь смешком, и потянулась за маленьким пирожным.

– Она мало чем отличается от моей матери. Они обе желают нам счастья, но, кажется, вкладывают в это слово иной, чем мы, смысл.

У них с Банни тоже имелись различия во взглядах на счастье, и не только. Банни была подобна капитану судна, уверенно ведущему корабль по коварным проливам высшего света. Чтобы не сесть на мель и не напороться на риф, надо отлично знать все подводные камни и течения. И Банни умело пользовалась своим знанием – на каждого в свете у нее имелось досье со всей подноготной. Но Кэролайн все же предпочитала полагаться на собственное мнение. Может, пришла пора спросить себя о том, чего еще она ждет от брака, кроме уважения и страстной привязанности. Важна ли для нее внешность будущего супруга? Его темперамент? Хочет ли она, чтобы рядом был любитель поговорить? Желает ли она, чтобы муж был весельчаком и балагуром или, напротив, молчаливым и сдержанным? Шутником или серьезным? Ей ведь не хочется стать женой человека, который притягивает к себе внимание, словно магнит железную пыль? Не успела Кэролайн об этом подумать, как перед глазами возник образ Линдси с его темными глазами, опушенными густыми ресницами.

Нет, внешняя красота, пусть самая выдающаяся, не станет решающим аргументом при выборе мужа. Красота действительно привлекает, но что ее действительно могло бы впечатлить – это поступок. Если мужчина способен на самоотречение, способен сделать другому что-то доброе, не думая о собственной выгоде, то она могла бы простить ему и заурядную внешность, и молчаливую робость. Похоже, в обществе материальное и общественное положение человека оценивается куда выше, чем та материя, что составляет его личность, его сущность. Когда двое узнают друг друга, начинают понимать, как мыслит и чувствует другой, – только тогда между ними может родиться душевная связь, та самая, без которой брак не имеет никакой ценности.

– Я стараюсь ради тебя, Кэролайн, – обиженно наморщив лоб, сказала леди Дерби. – Временами мне кажется, что ты слишком хороша для нашего общества – слишком умна и прогрессивна. Ты должна помнить, что у нас предпочитают женщин с традиционными взглядами, и держаться соответственно, даже если тебя тянет на приключения.

Кэролайн, к своей чести, воздержалась от ответа и, чтобы ненароком не сказать лишнего, подлила себе чаю и принялась пить его мелкими глотками.

– Сегодня вечером нам представится еще одна прекрасная возможность присмотреться к интересным холостякам, – продолжила Беатрис. – У герцога Уоррена соберутся не только любители потанцевать, но и ценители прекрасного. Говорят, у него лучшее в Лондоне собрание предметов искусства, и сегодня он представит публике очередное свое приобретение.

– Как интересно! – живо откликнулась Кэролайн. – Тогда папа пойдет с нами? Слушать музыку и танцевать он не слишком любит, но ведь он не откажется посмотреть на картину, которую еще никто не видел?

А вот Линдси танцевать умеет и, как видно, любит. Интересно, дождется ли она его приглашения на танец в этот раз, если, конечно, он поедет к герцогу Уоррену.

– Да, он, кажется, собирается поехать.

Кэролайн успела забыть, что говорила об отце, и восприняла слова матери как ответ на вопрос, который задала про себя.

– Мой муж не часто может сопровождать нас во время всех этих светских приемов, – словно оправдываясь, продолжила леди Дерби, обращаясь к сестре. – Но сегодня – случай особенный. Возможность ознакомиться с собранием картин герцога Уоррена он не упустит.

– Значит, увидимся вечером у герцога. А сейчас нам с Беатрис пора вас покинуть – надо почистить перышки перед выходом в свет.

Провожая тетю и кузину, Кэролайн чувствовала приятное волнение. Сердце замирало от предвкушения встречи. Встречи с графом Линдси.

Глава 5

Линдси не находил себе места. Тихо выругавшись, он плеснул в стакан немного бренди и залпом выпил. Повинуясь внезапному порыву, он достал из потайного кармана брошенного на стул плаща «Нону» и, бережно расправив холст, пристально взглянул на картину. Он не знал, как к ней относиться, как не знал, как относиться к только что совершенной краже. Конечно, он говорил себе, что только вернул то, что законно принадлежало ему, и в то же время понимал, что лишь пытается себя обмануть. Черт бы побрал того, кто сделал из собственного сына вора и обманщика.

Линдси прошелся по кабинету, открыл потайной ящик стола и положил туда картину. Первый шаг сделан. Осталось сделать еще два – отыскать и вернуть на законное место две другие картины. И тогда родовое имение минует угроза быть проданным с аукциона, а его теперешний владелец избежит печальной участи банкротства.

Но как найти украденные картины, попавшие на черный рынок антиквариата? Нелегальная торговля предметами искусства была делом весьма прибыльным, и вовлеченные в нее люди умели хранить тайны. Судя по переданным ему документам, все попытки разыскать картины по горячим следам потерпели фиаско, но сейчас, годы спустя, задача казалась и вовсе невыполнимой. И все же каким-то чудом «Нона» обнаружила себя, и благодаря своей решительности – да чего уж там, беспринципности – Линдси удалось ее вернуть. Однако удача – дама капризная, и рассчитывать на нее он не мог. Что, если поиск других двух картин затянется на годы? Поверенный отца продолжит затягивать удавку на его шее, пока не превратит его в жалкого нищего?

Устав от бесплодных гаданий, Линдси велел Хобсу, своему дворецкому, подать карету. Он поедет в «Уайтс», в клуб. Там легче будет отвлечься от мрачных раздумий – в кругу друзей и без женщин.

Надежды его не обманули. В привычной и приятной ему атмосфере джентльменского клуба Линдси воспрял духом. У него здесь имелось любимое кожаное кресло, расположенное слева от входа, напротив камина. Сидя в нем, можно видеть всех, кто входит и выходит из помещения, но при этом оставаться не на виду. К тому же высокая удобная спинка и тепло очага дарило тому, кто его занимал, ощущение комфорта. Линдси направился к своему любимому креслу, которое оказалось занято. Одного пристального взгляда на сидевшего в нем господина было достаточно, чтобы тот молча уступил его Линдси.

Линдси снисходительно кивнул сообразительному джентльмену. Нет, он не принадлежал к тем, кто самоутверждается за счет запугивания или унижения тех, кто слабее. У разных людей было о нем разное мнение. Кто-то считал его сладкоречивым обольстителем и волокитой, кто-то – заносчивым аристократом. На самом деле в нем было понемногу от всего перечисленного. Но, что самое важное, он никогда намеренно никого не обманывал и не предавал. До сегодняшнего дня.

Отец все же превратил его в того, кем он никогда не хотел быть. Досадно и больно. Но существовало еще и второе условие, которое Линдси и не собирался выполнять. Он не желал производить на свет наследника. Как любой здоровый мужчина его возраста, он не возражал против самого процесса, однако становиться родителем, не имея к тому ни склонности, ни умения, категорически не хотел. Таким отцам, каким был для него покойный граф Линдси, не место среди людей, а иного примера для подражания у нынешнего графа Линдси не имелось.

Он на собственном опыте убедился в том, что любовь если не обман, то уж точно чувство непостоянное. Непостоянное и опасное для того, кто по недомыслию поддался ему. Ему случалось становиться свидетелем диких, отвратительных поступков, совершаемых «во имя любви», словно любовь сама по себе дает отпущение грехов.

Ни брак, ни долговременная связь, ни тем более любовь в его ближайшие планы не входили. Женщины, с которыми Линдси проводил время, были щедры на ласки и вполне довольствовались тем, что получали взамен. А вот верили они его комплиментам или нет, его не касалось. Пожалуй, этих женщин секс тоже интересовал куда больше, чем «нежные чувства». Во время акта Линдси предпочитал помалкивать, а если и произносил слова, то это были отрывистые команды, а не признания. Его совершенно не прельщала роль терпеливого наставника, призванного лишить молоденькую дебютантку наивных иллюзий и превратить ее в послушную своим прихотям покорную жену.

Мысль о молоденьких дебютантках вызвала к жизни образ одной конкретной дебютантки этого сезона – леди Кэролайн. Она его удивила, притом что удивить его было непросто. Когда они танцевали, тела их понимали друг друга без слов. А может, и не тела, а души. Линдси был уверен в том, что и она это почувствовала. Возможно, потому она и не поднимала глаз, предпочитая рассматривать его шейный платок на протяжении почти всего танца.

Право же, ему рано впадать в детство. Или он ударился в мистику? Всегда полезно прислушаться к отрезвляющему голосу разума. И взглянуть на себя со стороны. Пресыщенный, утомленный жизнью аристократ тридцати с лишним лет очарован невинной девицей, которой едва исполнилось двадцать.

Линдси усмехнулся. Красть и обманывать по воле покойного папаши еще куда ни шло, но заводить роман с невинной девушкой без намерения жениться – это слишком даже для него.

Что он там почувствовал? Душевную связь? Что за бред. Хорошо, что для этого недуга есть верное средство – щедрая порция бренди. Сказано – сделано. Линдси подозвал лакея и велел принести ему выпить. И как раз в этот момент лорд Конрад занял освободившееся кресло справа.

– Линдси, – обратился к нему приятель, – отчего у тебя сегодня такой мрачный вид?

– У меня все прекрасно, – ответил Линдси, разглядывая принесенный бренди.

– Глупости. – Конрад дал знак лакею принести бренди и ему тоже. – Когда у людей все прекрасно, они выглядят по-другому.

– Какое это имеет значение?

Минуту-другую оба хранили молчание. В комнате стоял равномерный гул, напоминавший о том, что они вообще-то не на службе в церкви сидят, а в клубе.

– Не вижу ни одного знакомого лица, с кем бы можно было поговорить, – сказал Конрад, окинув комнату взглядом в поисках более подходящей компании. – Впрочем, неудивительно. Сегодня все отправились к Уорренам в надежде увидеть новейшее приобретение герцога.

– Нынче в свете так мало интересного, что народ валом валит посмотреть на новый ковер или вазу? – скучающим голосом спросил Линдси.

Конрад рассмеялся.

– Ты не поверишь, лишь избранным достались приглашения. – Конрад откашлялся. – И каждый из приглашенных благословил свою удачу. Кроме тебя.

– И тебя, – безучастно отозвался Линдси, только чтобы поддержать беседу.

– О нет. Я своего счастья не упущу. Через полчаса я буду на месте. К этому времени уже подадут закуски и начнется самое интересное – герцог представит публике свое новейшее приобретение, которое пополнит его собрание картин.

– Да, занятно было бы взглянуть, – безразличным тоном заметил Линдси. Ему, может, и правда захотелось бы посмотреть на картину, если бы он тайком не получил доступ к описи собрания герцога. И не одного только герцога. Он знал о местоположении каждой из интересующих его картин, которые в настоящее время находились в Лондоне, будь то Британский музей или частная картинная галерея. Ни одной из тех двух, что по-настоящему его интересовали, у Уоррена не было. Благодаря той самой описи Линдси узнал о «Ноне» и, выяснив, у кого она хранится, подключил свое обаяние и использовал леди Дженкин, чтобы добыть желаемое.

Конрада, кажется, не смущало нежелание Линдси поддерживать разговор.

– Коллекция Уоррена стоит баснословных денег, и всем хочется узнать, за что его светлость выложил круглую сумму на недавнем аукционе в Риме.

Последнее замечание виконта вывело Линдси из апатии.

– Ну, я поехал, – сказал Конрад, допив бренди.

– Погоди, так что ты там говорил о картине?