Кошмарная практика для кошмарной ведьмы

Заставила себя выпрямиться. Сильный дождь затекал в глаза, и чтобы держать их открытыми приходилось склонять голову, а со склонённой головой сильнее хотелось спать и, снова задрёмывая, я вздрагивала от ужаса: только бы не уснуть!

Может, добить оборотня и ждать на обочине, пока спасут? Должен же кто-то ездить по этой проклятой дороге… Тьма окутывала сознание, боль в висках гасла, веки опускались… спать… просто подремать секунду. Голова упала на грудь, вздрогнув, я выпрямилась до боли в спине. Холодная вода струилась по лицу.

Нет, так просто не сдамся, даже усталости: зря, что ли, столько боролась?

Но правильно говорят: труднее всего бороться с собой. Усталость была моя, и с ней сражаться сейчас труднее, чем с зомби.

Дождь редел, уже не бил по плечам, придавливая к волчьей спине. Шелест воды стихал, вот я смогла рассмотреть измордованные ливнем лоскуты полей, просёлочные дороги… И тёмное пятно в конце дороги.

Пятно росло. Зерновые сменились клевером, насыпь тракта пошла под уклон. Неужели город? Я подалась вперёд, и оборотень затрусил быстрее, хребет вонзался в промежность, я чуть не взвыла, снова навернулись слёзы, волосы мокрыми плетями били по лицу, но шага я не сбавила.

Впереди действительно был город: влажно блестели красные черепичные крыши и шпили храмов, гигантская лента радуги выросла из его сердца и растворилась в свинцовых облаках. В прореху туч брызнуло золото лучей, и Холенхайм, его угловатые крыши и шпили, высокая стена, обитые медью ворота – всё засверкало, изумительно яркое и тёплое по контрасту с холодными цветами неба и теней.

В груди стало тесно, рыдания душили. Склонившись на мокрую, пахшую псиной и мертвечиной холку, я заскулила и засмеялась, и чуть не задохнулась от радости.

Я почти добралась. Ещё немного – и всё наладится.

Пахло свежестью дождя, грозой, мокрым клевером. Холенхайм казался невероятно красивым. Блеклые, уходившие в небо дымы печных труб напомнили о тепле и еде. Жгучее желание оказаться там быстрее погнало оборотня рысью, я обхватила мохнатую шею, путаясь в своих и его ощущениях. Мы закружились по дороге, взметнули брызгами лужи.

Сосредоточившись, я заставила его идти ровно. Выпрямилась и даже слегка разжала посиневшие от холода пальцы. Улыбалась так, что от напряжения ныли мышцы, но не улыбаться не могла! Выпятила солидную грудь и вскинула голову: боевая ведьма я, одержавшая победу над армией зомби, или кто?.. Без диплома, правда, «или кто», но зомби победила!

Ну и что, что выгляжу хуже некоторых бродяг: в моём положении простительно. Я попыталась привести волосы в относительный порядок, но закоченевшие пальцы плохо слушались, и, плюнув, я сложила их на холке. Насыпь кончилась, дорога стелилась на уровне клеверного ковра. Уютно пахло дымом и, если не мерещится, хлебом.

Массивные створки потемнели от времени, и новенькие полосы меди ярко выделялись, как и свежие рисунки гербов. На левой створке – на гладком зелёном поле пять чёрных дорог сходились в напоминавший ухо город. Насколько знаю, это план Холенхайма в год, когда он получил звание города и право на собственный герб. На правой створке – чёрное поле вертикально делил двуручный серебряный меч с луной вместо навершия, слева и справа на неё выли золотые волки. Герб главного местного аристократа – главы клана оборотней графа Эйлара.

И сижу я наверняка на соклановце графа. Неловко вышло – и оскорбительно для аристократа. Надо бы слезть, пока никто не увидел…

Вверху скрипнуло. Я вскинула голову: вытаращив блеклые глаза, на меня смотрел юный стражник, почти мальчишка. У него даже голос дрогнул:

– Ты кто?

– Практикантка. У вас там штатного мага убили.

Глаза стражника округлились ещё больше. Я вяло махнула себе за спину:

– Там ещё гора трупов в паре часов езды на оборотне. Тех, что на поле упокоили, я поближе к дороге оттащила, но на неё не выносила. Вы бы разъезд отправили – там, может, ещё зомби бродят.

Юнец побледнел на пару тонов, верхняя губа с редкими волосками заблестела от пота:

– Как убили? – он подтянул к макушке сползавший на лоб шлем.

– Зубами, – усталость наваливалась, смежая веки. – Загрызли его.

– Вы его упокоили?

Может, у него глаза всегда такие вытаращенные, от природы?

– Конечно. Боевая ведьма я или кто? – но, кажется, сейчас я буду упавшей с оборотня ведьмой. – Открывай скорее, я устала.

Он продолжал изумлённо меня разглядывать, и сил его поторопить не было, в горле всё пересохло.

Дверь в воротах скрипнула и отворилась, плечистый стражник в кожаном доспехе, смерив меня холодным грозным взглядом, глухо сказал:

– Документы, – с левой стороны у него висел меч, с правой – револьвер.

Оборотень поплёлся вперёд, и стражник положил ладонь на отполированную многочисленными прикосновениями рукоять меча. А я развернулась – голова оборотня тоже повернулась – и запустила плохо слушавшуюся руку в сумку штатного мага, подвязанную рядом с чемоданами.

Пальцы почти утратили чувствительность, с минуту я искала кожаный пенал, от нетерпения оборотень переминался с ноги на ногу, густые с проседью брови стражника сдвигались под кромкой шлема. Наконец я ухватила цилиндр и протянула настороженно следившему за мной мужчине.

Руки у него были крепкие, загорелые, а под ногтями – чисто. Он проворно расстегнул медную застёжку, щёлкнула ломаемая сургучная печать, и сопроводительный документ развернулся. Прочитал стражник быстро, кивнул и, сворачивая бумагу, отступил:

– Добро пожаловать в Холенхайм, госпожа Тар.

Расширенный чемоданами оборотень с трудом протиснулся в прорезь двери.

– Мы пошлём разъезд, – стражник протянул мне застёгнутый пенал. – Вам прямо по улице, третий поворот налево и до упора.

От вялого кивка – оборотень тоже кивнул – закружилась голова, я вцепилась в пенал и поплыла по булыжной мостовой. Выбеленные дома подступали к ней вплотную: красивые, аккуратные, типично провинциальные домики в два-три этажа, с мансардами и крюками с обводными блоками для поднятия запасов на верхние этажи. Здесь тоже пахло свежестью, дождь хорошо промыл улицы. Я старалась отвлечься от сна вниманием к деталям, но не могла, мысли путались. Краем глаза замечала охранные печати и обереги, сигнальные столбы. Улавливала запахи еды.

Веки стали невыносимо тяжёлыми, перед глазами плыло, невольно тело расслаблялось. Моргнула – и на улице, в окнах вдруг появились люди. Чудом не пропустила свой третий поворот.

«Эй, ты победила – прими гордый вид, пусть все видят, какая ты молодец!» – увещевала гордость, но держать голову высоко поднятой было невыносимо. Мою – точно. Зато оборотень свою задрал высоко, словно выть собирался.

Люди шушукались, я попыталась принять гордый вид, хотя стоило сказать: «Сидите по домам, идиоты, не видите – я на пределе, вдруг зомби освободится».

Только подъезжая к дому в конце улицы – двухэтажному, кумачовому, с высокой каменной стеной, яблоневым садом и бело-красной табличкой над массивными воротами «Штатный маг. Время приёма с 9-30 до 18-00, перерыв на обед с 12-00 до 13-00», я сообразила, что, наверное, никто не понял, что я использую зомби.

Ворота и дверь в них выглядели добротно, по четырём углам висели обереги, табличку явно недавно подкрасили. Сколько я тупо смотрела на красные буквы, не знаю, но глаза снова закрывались. Тряхнув мокрыми космами, я сползла с оборотня – промежность болела так, что сон отступил, а слёзы подступили – и враскорячку подошла к двери. Никаких замков, если и были охранные заклинания, я не почувствовала. Приложив ладонь к створке, из последних сил надавила, и дверь легко ушла внутрь – я едва устояла.

Схватившись за косяк, перевела дух и взглянула на двор: уютный, с каменной дорожкой к резному крыльцу и куда-то за дом, с мелким клевером в белых шариках цветов и грядкой с зеленью под окном. На яблонях слева и справа зеленели мелкие яблочки. Отличное место. Я зашла внутрь, отщёлкнула массивную задвижку и раскрыла ворота перед оборотнем.

Он вошёл. Отмытый дождём, оборотень выглядел почти красиво, шерсть была густой. Возможно, он из благородных. Едва волоча ноги, я закрыла ворота, отцепила от пояса свой многострадальный жезл.

Силы в руках не было, от напряжения последних действий я вся покрылась испариной, губы тряслись, ноги подгибались. Выронив пенал, я взяла жезл обеими руками, шумно выдохнула, напряглась и положила неподъёмный ученический жезл на вытянутый нос оборотня.

– Спасибо, приятель, – закрыв глаза, я зашептала формулу упокоения.

Ведро чужого восприятия исчезло с головы, пропало чувство четырёх лап и давления на нос. Поддержка под жезлом исчезла, и он потянул меня к земле следом за осевшим оборотнем. Взглянув на гору шерсти и чемоданы, сумку, я покрепче прижала к груди жезл и поплелась в дом.

Мир расплывался, сужался до тёмного тоннеля с пяточком выхода, и в нём дверь опасно кренилась, поплыли цветные круги. Надеюсь, это из-за усталости, а не какого-нибудь от трупов подхваченного морового поветрия.

За дверью пряталась небольшая почти пологая лестница сеней, ноги путались в ступенях, цеплялись за них, а я цеплялась за стену, за саму лестницу. Уткнувшись во внутреннюю дверь, сколько-то стояла, восстанавливая дыхание: «Пусть она будет открыта, а, не хочу спать на коврике». Рука с третьего раза нашла ручку. Ноги подгибались, я потыкалась в дверь, сообразила, что она открывается наружу и потянула.

В открывшейся светлой комнате я видела только диван: большой тёмный диван. Надо было раздеться. Выронив жезл, – звук падения донёсся откуда-то издалека, – я поволоклась к дивану, неловко дёргая подол, пытаясь дотянуться до застёжки. Диван как-то вдруг полетел на меня, оказался мягким, уютным и тёплым и…

Проснулась я на мягком и под мягким одеялом. Ночь с зомби – кошмар? Нет? Наверняка это был просто кошмарный сон. Аппетитно пахло шоколадом, и желудок сжался, заурчал. Рядом тонко звякнуло.

Я открыла глаза: объятый золотым светом, надо мной стоял белокурый ангел в голубом и ложечкой что-то размешивал в огромной белой чашке.