Отбор женихов для волчицы лунного князя

– Как можно быть такой свиньёй? У тебя жена, дети…

– Да что ты заладила? Жена-жена. Не твоё дело! – Ухватив меня за плечо, он пытается развернуть меня спиной к себе, толкает к капоту. – Давай решим всё как взрослые нормальные люди. Ты моя любовница, я твой любовник, всё. – Упираюсь, и он закатывает глаза. – Ну, давай ещё абонемент тебе в спа-салон куплю. Но ты цену-то себе слишком не набивай, а то посговорчивее найду… И что ты так на меня смотришь? Надеялась, больше предложу? Так больше ты не стоишь, ни одна соска не стоит.

Ладонь обжигает болью, и только по этой боли и красноте на его щеке понимаю, что ударила. На эмоциях. Его глаза кажутся чёрными, губы изгибаются. От удара меня швыряет в сторону, вместе с щекой обжигает макушку – Михаил тянет за волосы.

– Ты что творишь, сучка? Ты… ты…

Его перекошенное лицо оказывается перед моим. Михаил одёргивает меня от машины. Щёлкнув блокиратором, захлопывает дверцу пассажирского сидения.

– Как хочешь, – рычит Михаил. – Истеричка. Сумасшедшая!

Оттолкнув меня к кустам, он обходит машину, садится на водительское сидение. Ауди срывается с места и уносится вдаль, сияя красными огнями.

Провожаю взглядом этот яростный отблеск.

Так гадко и пусто, что не сразу понимаю: Михаил оставил меня одну без денег и документов. На лесной дороге. Ночью. Точно ледяной душ, обрушивается страх. А я прокручиваю в голове сказанное, те фотографии – фотографии счастливой семьи… Михаил ведь знал, что я хочу семью, но собирался кормить бессмысленными обещаниями.

Боже, как в душе пусто. Кажется, даже встреча с маньяком сейчас не огорчит.

В этом странном оцепенении разворачиваюсь назад, к городу. Желтоватые отблески его марева видны над острыми макушками елей. Далеко. Как хорошо, что босоножки почти без каблука.

Ветер крепчает, и завеса облаков распахивается, выпуская на землю свет луны.

В глубине застывшей души теплится надежда, что Михаил вернётся, и от этого противно. Как я отвратительна в своей слабости! Будто не в силах сама добраться до города, будто нельзя в случае опасности спрятаться в кустах. Впрочем, ни одной машины не проехало. Словно никого нет, даже птицы с насекомыми притихли. Что, вообще-то, странно, но мне всё равно.

Иду, считая шаги, чтобы не вспоминать о том, как Михаил ухаживал за мной в офисе, о наших совместных обедах, о встречах в бассейне, где я любовалась его крепким телом…

Вспышка белого света озаряет поворот. Там что-то трещит. Хрип. Вскрик.

Ныряю за куст. Из-за поворота на дорогу выскакивает белое пятно, несётся на меня. Исчезает во тьме набежавшей тени. Шелестят деревья. Лунный свет вспыхивает вновь.

На меня бежит белоснежная собака вся в крови. Следом стелятся две серые тени. Вскидываю руки, закрываясь.

«Мимо, пробеги мимо!» – молю я.

Зверь взвивается в воздух, летит на меня: огромная распахнутая пасть. В лунном свете блестят зубы. Смыкаются на запястье. От удара в грудь падая назад, успеваю подумать, что это, наверное, сон, ведь я совсем не чувствую боли. Всё застилает лунный свет. Сотрясающий тело удар по затылку – и всё пропадает во тьме.

Ноет затылок. Страшно, протяжно. И спина. Плечи. Грудь. А вокруг поют птицы.

Надо мной тёмно-фиолетовое предрассветное небо и неестественно огромная луна. Холодно, как же холодно. И руку… Осторожно поднимаю прокушенную руку: вся в запёкшейся, отшелушивающейся крови. Следы зубов покрыты корочками. Удивительно, какие они аккуратные, думала, всю раздерут… И неожиданно я жива.

Приподнимаюсь. Деревья вокруг качаются, закручиваются, но я сажусь и тут же окаменеваю: рядом лежит белокурая девушка с чёрным кругом на лбу. Первый миг кажется, она в коричневом платье, рвано прикрывающем кожу, но потом приходит осознание: это запёкшаяся кровь. Вот девушка вся исцарапана и изгрызена.

Чуть поодаль лежит голый мужчина с перегрызенным горлом. Грязная нога ещё одного торчит из куста на обочине.

Осторожно касаюсь пальцев девушки – ледяные. Мертва.

«Чья-то оргия кончилась плохо… – медленно ложусь на землю, под око фантастической луны. – Похоже, компания решила повеселиться в лесу, но на них напали дикие собаки. Или волки». Это настолько невероятно и дико, что просто не верится.

Холод земли проникает в мышцы, мешает уснуть, провалиться в небытие до появления какой-нибудь машины. Должен же кто-нибудь по дороге поехать, увидеть меня и вызвать Скорую!

Небо надо мной всё такое же сумрачное, а луна… Что за оптический эффект сделал её такой огромной?

Дышать тяжело, словно неведомая сила выгибает тело, тянет куда-то, а виски стискивает боль, расползается калёным обручем, сливается ко лбу.

Лежать невозможно, и я приподнимаюсь на локтях. Асфальт колет руки. Осмотрев свои неподвижные ноги, поднимаю взгляд, но марево города над деревьями не разливается. Медленно поворачиваюсь: и сзади марева нет. А ведь ещё рано выключать фонари.

Падала я на спину, значит, город должен быть по направлению ног. Медленно встаю. Голова кружится, боль пульсирует в затылке.

Наверное, у меня сотрясение, но если помощь не идёт ко мне, придётся самой идти к помощи.

Если бы мне когда-нибудь сказали, что я могу пройти десятки километров, я бы усомнилась, несмотря на регулярные занятия в спортзале. Но я иду километр за километром по удивительно безлюдной дороге, местами затянутой туманом, словно в каком-нибудь ужастике, и поля с массивами перелесков выглядят загадочно и страшно.

Машин нет.

«Не настал ли случаем апокалипсис», – эта мысль всё чаще меня посещает, а потом… Потом я вхожу в плотную дымку тумана. Он влажно обнимает меня. Вижу только пятачок дороги под ногами. Шаг за шагом продвигаюсь в молочной белизне, молясь, чтобы на меня не наехала машина, о скорейшем возвращении домой, о выходе из этого пугающего киселя.

Туман кончается так же резко, как начался. Я выныриваю в тёплый воздух, всё вокруг залито холодно-красными лучами рассвета, а впереди серым нагромождением в россыпи жёлтых огоньков лежит город.

Оборачиваюсь: туман уползает под деревья, точно живой.

«Это из-за солнца, он просто растворяется из-за солнца: лучи прогревают воздух, и крупицы воды оседают на траву», – уверяю себя. Капельки россы брильянтами мерцают на грязной траве обочины, на последнем поле перед пригородом.

Луна обычного размера, едва видна на светлеющем небе.

И я направляюсь в город, стараясь не думать об этом жутком тумане, о трупах на дороге, которые могли померещиться от удара по голове. В висках ритмично пульсирует боль, отзывается во лбу. А я иду, иду вперёд, и там впереди на развилках мостов носятся автомобили, убегая на трассу или с неё врываясь в город.

Туман будто остаётся в моей голове, всё воспринимается урывками: вот я иду по дороге. Вот стою на покосившейся остановке, хотя понимаю, что без денег меня не повезут. Но вот я качаюсь на продавленном сидении Пазика, а мимо бегут городские остановки, и с неба смотрит призрачная луна.

Вот выхожу на остановке, и старушка-контролёр, придерживая меня за руку, обеспокоенно спрашивает:

– Ты до дома-то дойдёшь? Может, Скорую?

– У меня больница рядом, – шепчу каким-то не своим голосом, закрываю глаза.

И вдруг иду по двору своего дома.

Лифт с процарапанной на двери знаменитой надписью из трёх букв.

Чёрное «13» на круглом белом ярлычке на двери квартиры. Осознание, что ключ от моего дома у Михаила. Но запасной есть у соседки.

Наконец я смотрю на свою заправленную покрывалом с Эйфелевой башней постель…

Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип! Би-бип!

Звук выдирает из забытья. Сквозь жалюзи лезут полосы солнечного света, падают на туалетный столик, рикошетят в кровать. Я раздета.

Сажусь, и тёмные пряди соскальзывают с плеч на колени. Во лбу ещё пульсирует боль, но затылок не болит. Больше ничего не болит.