Приди сюда, о Росс, свой сан и долг узнать… (сборник)

Принесу любезной
Я безделиц ворох,
Скину бархатный берет,
Только коль увижу

От порога в горы
Уходящий след,
Я ружьё украшу
Перышком кукушки

И на холм взберусь,
Милая Хольдрига,
Знаешь, как я ловок —
Я не промахнусь!

Звался певец Йохантом, и шёл он навестить свою родню – двоюродного дядьку своего Ресса. Тем же вечером, когда Ресс с дочерью остались одни, между ними произошёл разговор:

– Что же теперь отвечать Иоханту?

– Ты обещал ему дочь, но отдал люку – всякий поймет.

– Но точно ли он дюк?

– Ты видел его ожерелье. Разве может простои солдат вздеть такое? У него орлиные очи, белые руки, а лицо нежное, как у девушки. Ясно – он русский дюк.

– Сам он говорит иное.

– Верно, ты не понял его, отец – ведь он не знает по гельвецки. Он хочет воротиться в свою землю, но я привяжу его к себе.

– Ох, не знаю, дочь.

– Так я всё одно сделаюсь матерью его сына! А ежели станешь неволить меня идти за Иоханта, поднимусь на самую высокую скалу и кинусь вниз!

– Много глупого говоришь ты, Хольдрига. Мне прискучили твои речи. Назавтра объявлю я Иоханту своё решение. Ступай к коровам. Слышишь, как кричат они в хлеву?

Весело пошла доить коров Хольдрига – она видела, что уступил ей отец.

Скоро завалило долину глубоким снегом, трещали по ночам от жестокого морозу бревна домов и стволы елей. Ещё суровее глядели они кругом себя из смётанных на скорую руку белых платьев. Но к полудню яркое солнце топило снег. Становился он, словно по весне, гладким и плотным, таял, тек, точно сыр, которого много наварил Ресс. Иохант вызвался свезти продать сыр в другую деревню, лежащую ниже, в двух верстах.

– Прикажи Илье помочь мне, – попросил он Ресса.

Сели в сани Иохант с Ильей. А лошадь где же?

– Сани вниз сами побегут, а лошадь возьмем как домой соберемся.

Не знал Илья верить или нет. Путь ведь не малый, гора не такая с какой ребятишки на салазках тешатся, и лесом поросла. Но под умелой рукой Иоханта сани, точно кони, чуяли волю путника. Илья и опомниться не успел, как очутились они над самым селением. Несколько могучих стволов закрывали веселые огоньки, что загорались в оконцах его – сумерки еще не настали, но тень от горы уже окутала все предметы. Встал Иохант и скинул рукавицы.

– Знаешь, зачем мы тут?

– Да забирай свою зазнобу, сдалась она мне, – хотел отвечать Илья, но показалось ему стыдным вот так просто поддаться Иоханту. Пожалуй, ославит он тогда Илью трусом. Но и драться за Хольдригу Илье было лень. Беспечно передернул он плечом.

– Разе чтобы с тобою потешиться.

Схватил Иохант из саней крепкий посошок, с заостренным концом – род трости, бродящего по крутым склонам пастуха, и к Илье бросился. Но проворно нырнул тот под оружие поселянина и вот уже отброшено оно далеко в снег, а оба противника скатились вниз – к темным еловым стволам, под низкие мохнатые ветви. Больно ушибся Илья головою о твердые корни, потемнело у него в глазах. Шибко закачались ветви от удара, обдавая Илью морозным духом, прозвенел испугою птичий голосок:

Снова слышу под елью душистою
Тран-де-ре-ляи,
Трель певца, поползня голосистого

«Не одолею – убьёт» подумал Илья. Собрал он все силы и толкнул вниз Иоханта. С полсажени не падал Иохант, да на беду его очутился под ним валун-камень. Силится подняться он с камня и не может – повредилась кость, не ступить ему на больную ногу.

– Коня возьму и ворочусь, – сказал Илья.

Бодро зашагал он вниз. К самой ночи воротились Илья с Йохантом. Горько плакала, поджидая их Хольдрига, упрекала она отца за вероломство – не к добру Йохант взял Илью в спутники. Но увидав Илью живым и здоровым, громко вскрикнула она от радости. Не смотрит Хольдрига на несчастного Иоханта, совестится прямо глядеть и на Илью, только тихо шепчет отцу:

– Верно Фёнз покарал Иоханта за то, что поднял он руку на иноземного дюка.

Иоханта же уложили в ту самую постель, в которой больным лежал Илья. Насилу промолвил печальный Иохант:

– Сам не пойму, как оступился я на тропе, по которой бегал ребёнком.

Никогда не мог понять Илья, как сладилась его свадьба. Он не обхаживал Хольдригу, не сватался. Но назвал Ресс гостей со всей округи, наварил, нажарил всяких снедеи, отслужил поп латинскую обедню и объявил Хольдригу женою Ильи. «Стало, так быть суждено, – думал он, – зимой перевала всё одно не одолеть, да и Ресс не приголубит, коли воротит, а добром уйти и думать нечего – не пустит, уж больно приглянулся я его дочке. А девица она хоть куда, так пусть её радуется, а летом, таки уйду».

Но пришло и прошло лето, а Илья не ушёл – скоро родить Хольдриге, негоже оставить её теперь.

Какого ладного, пригожего сына принесла Хольдрига, а там и второго, и третьего! Илья разжился не хуже Ресса: дом его в два жилья строен из вековых стволов, обшит тесом, нарядно выкрашен, полон всякой всячины. Сыны его растут здоровыми и сильными, не болеют, не чахнут его коровы, только сам он заметно и скоро стал сдавать. Нелюдим стал Илья, пасмурен, только с одним Иохантом любит он беседовать, очень сошёлся с ним в последние годы. Вместе охотятся они в горах, сидят друг подле друга под елями, закусывая ржаным хлебом и сыром. Скачет над ними по смолистому стволу лесная пташка, звонко щебечет она в самые уши Илье:

Снова слышу под елью душистою
Тран-де-ре-ляй,
Трель певца, поползня голосистого,

Поползень, поползень, свет мои, сахар,
Запой
Тран-де-ре-ляи!
Громче, звонче, нежней
Свой напев повторяй!

– Старший сын твои не хочет жениться осенью? Двадцатый год пошёл, – спрашивал Иохант.

– А ты за него Хейдин прочишь? Хейдин звалась дочь Йоханта.

– Почему нет? Как жена моя померла, стала Хейдин тосковать – без матери скучно ей, одна у меня осталась в доме.

– Скучно, – согласился Илья, поглядывая за горы.

Вспорхнула с еловой ветки птичка, чиркнула рядом с самым лицом Ильи, ровно в насмешку над ним, взвилась в небо и понеслась к перевалу.

Тран-де-ре-ляй!
Громче, звонче, нежней
Свой напев повторяй!