Укротительница змей

Девочка за стеной так и трясется. Лихорадку ей пока не вылечили. Ей делают уколы, но пока это не очень помогает.

Вечером за окном стал выть ветер и слышно было, что снег бьется в окно. «Буря мглою небо кроет…» Я никогда раньше не слышала, чтобы была такая настоящая буря, со свистом. Хочу в школу, в музыкалку, и к попугаю, и просто к маме, и чтоб весна была… Ну почему здесь не пускают мам и вообще все по одному в палатах?

***

Сегодня железы стали меньше. Но самое главное, Оля приходила утром и сказала:

– После обеда соседку к тебе приведем, вдвоем вам веселее будет, а то ты совсем уж закисла!

Я стала очень ждать обеда, хотя переживала, что вдруг девочка какая-нибудь плохая окажется или совсем маленькая, как моя двоюродная сестра Юля.

А потом ко мне в комнату привели девочку с подушкой и пакетом в руках: у нее была стрижка, как у мальчика, но уши проколоты и по сережкам видно, что это девочка. Оказалось, ее тоже зовут Аня, и она на год и на класс старше меня, а вот ростом, как я!

Мы стали болтать. Оказалось, она на два дня раньше моего сюда приехала. И болеет она тоже ОРВИ с подозрением на гастрит, потому нас в одну палату и положили. К ней сегодня не приедут, к ней не каждый день приезжают.

Я ей показала девочку за стеной, с лихорадкой.

– Это у нее не лихорадка, – сказала Аня. – Это такая болезнь, называется детский паралич. Поэтому ее так и трясет.

– И чего ее не лечат, если паралич?

– Вот они может и придумывают, как ее лечить. Наверное, это долго очень лечится. Они, может, анализы собирают.

Мы смотрели на Лену, но она нас словно не замечала. Ну ладно, пусть лечится скорее.

Когда ко мне мама приехала с дедушкой, мне даже говорить с ними не хотелось, времени не было – с Аней же интереснее.

Потом мы пошли играть. В школу играли – по очереди друг друга вызывали.

А еще Аня показала мне, что умеет пИсать, как мальчик. Оказывается, девочки тоже так могут, все очень просто! Их специально учат, что они ничего не могут. А вот Аня всегда так только и делает, намного удобнее, между прочим.

Вечером медсестра пришла мне сделать еще один компресс на железы. А Аня сказала, что на всякий случай пусть ей тоже сделают. За компанию. И медсестра ей тоже сделала! Так мы и лежали обе с компрессами. Вместе было намного веселее!

На следующий день тоже было весело. Играли мы в семью. У Ани был один пупс, а у меня две мои некрасивых куклы. И Аня еще сказала тогда, что у нее не мама, а мачеха, поэтому пусть у пупса тоже будет мачеха в игре. Я сразу стала ей сочувствовать, в сказках мачехи злые всегда. Наверное, вот почему у нее короткая стрижка – мачеха заставила постричься.

– Бьет она тебя?

– Вот еще! Зачем ей меня бить?

Я решила, что невежливо дальше расспрашивать, хотя мне ужасно интересно было, как она с мачехой живет.

В этот день нам после обеда сказали, что нас завтра обеих выпишут!

А вечером Аня мне показала ультрафиолетовую лампу. Она висела у нас на стене, и оказывается, можно было нажать на выключатель самим и ее зажечь! Ультрафиолетовая лампа убивает всех-всех микробов. Вот мы ее включили и стали ждать, чтобы она микробов убила. Она таким синим светом засветила, как реклама «Аэрофлот» на доме на Ленинградском шоссе, там еще ковер-самолет нарисован. Очень приятно было. И запахло озоном – это так после грозы пахнет, мне папа говорил, что это очень полезно.

И тут вдруг из коридора медсестра прибежала, она мимо проходила, увидела, скорее к нам, лампу выключила и говорит:

– Вы что делаете, а? Кто вам разрешил?

– Мы инфекцию убить хотели, – сказал ей Аня. – Мы имеем право на дезинфекцию.

– Ну и деловая ты! – ответила медсестра. – А ты не знаешь, что это опасно? Глаза можно испортить, будешь слепая ходить. Маленькая еще, дезинфекцию делать.

А на следующий день нас выписали. И я так хотела, чтобы в этот день дежурила моя любимая Оля, ну вдруг так получится, что она с кем-то поменялась и будет работать! Но была не она. Я очень хотела посмотреть на Анину мачеху, интересно же, как настоящие мачехи выглядят. Но за ней приехал папа. А за мной мама с папой. И они уехали в свой конец города, а мы в свой.

**

Дома наконец-то можно было вкусно поесть, надеть домашнюю одежду, и попугай меня ждал. Я думала, как теперь буду всем рассказывать, как я лежала в больнице, и сколько всего видела, и про железы знаю, и даже как мальчик писать могу.

Вечером я позвонила своему соседу по подъезду и приятелю Андрею Туманову, узнать домашнее задание и что у нас в школе происходит, а он мне сказал, что завтра последний день четверти и викторина! Викторины я очень люблю, они так редко проходят, вот прошлая осенью была. Мы читаем всякие книжки, готовимся, а потом делимся на команды, и к нам приходят библиотекари из местной библиотеки и задают нам всякие вопросы по книгам, и задачки на находчивость дают, и много всего еще. Прямо, как в игре «Что, где, когда». И чья команда выиграет, тому призы дают всякие. А выигрывает всегда моя, потому что я почти на все вопросы ответы знаю. И в этот раз тема была – по всем частям «Незнайки» и моему любимому «Волшебнику изумрудного города»!

Я сказала своим, что хочу завтра в школу пойти, я же теперь здорова. Но мама сказала, что мне участковый врач сначала справку должна дать, а так просто меня никто в школу не пустит.

С утра у меня было плохое настроение. А в обед в дверь позвонили – это пришел Андрей. Он стал мне рассказывать, как «зыко» у них все прошло. Зыко – значит классно, он это слово любит. И он был капитаном в команде, и они победили, и он почти все отгадал, и ему даже отдельный приз дали – компас на руку, настоящий! От расстройства я чуть не расплакалась, но вида конечно не подала.

– Больница, это круто! А вот ты знаешь, для чего ультрафиолетовые лампы нужны? А ты бы мог один без родителей неделю прожить? А у нас у одной девочки была настоящая тропическая лихорадка! – вот что я ему говорила.

Балерина (1989-90)

***

В пустом классе стоял рояль, а остальное место было свободно – чтобы танцевать. Вдоль стен шли зеркала и деревянные поручни, рукой за них держаться. Кроме меня там ждали еще несколько девочек и один мальчик, все тоже с мамами и папами.

Вошла седая учительница в очках с прической «пучок». Она не очень-то похожа была на балерину, если бы не балетные туфли на ногах. Лицо у нее было вовсе не старое, но без улыбки и какое-то сухое. У учительниц лицо обычно или веселое, или доброе, или злое. У нее оно было ни доброе, ни злое. С ней пришла еще одна женщина с нотами в руках. Она стала играть на рояле.

Седая учительница попросила всех девочек ходить под разную музыку по залу, а потом подошла ко мне, села на корточки и стала щупать мои ноги. И сказала недовольно, что у меня ноги не очень подходят для занятий танцами и на ступнях шишки. Я никогда раньше особо не думала о своих ногах, тем более, что они для чего-то не подходят. А мама сказала седой:

– Но мы так хотим танцевать! Дайте нам шанс.

А та сказала:

– Ну, я не могу отказать Ольге Романовне. Я вас предупредила, а дальше посмотрим.

Ольга Романова – директор школы искусств. А еще наша соседка по даче и хорошая знакомая. Мы поехали домой, и мама сказала, как здорово, что я буду танцевать. Танцы – это так красиво. Я не знала, здорово или нет, и на что это вообще похоже. Мне только не очень понравилось, что танцевальная школа далеко от дома: мы на машине проехали две длинных-предлинных улицы, пять светофоров и долго петляли во дворах.

Мама сказала, что в детстве три года занималась танцами, а потом переехала в другой город, где вообще не было балетной студии, и это не страшно, что ездить далеко. Интересно: мама настолько старше меня, а я буду заниматься тем же, чем она, когда была маленькой.

***

В коридорах школы искусств пахнет холодом и какой-то сыростью. В школе по-другому: там бывает утренний запах каши или лаврового листа в обед, еще книжками и тетрадками пахнет. В моей музыкалке на лестнице – запах канифоли. А здесь не пахнет ничем приятным и знакомым.

Сначала занятия вела заведующая балетной студией Оксана Германовна, молодая и веселая, и сказала, что халтуры не допустит. Мы стояли у балетного станка (это те палки, чтоб руками за них держаться), следили за осанкой и учили балетные позиции. Третья позиция простая, надо одну ногу поставить к середине другой и чуть развернуть. А первая сложная – надо свести пятки и развести ступни в стороны в одну линию. Я, когда так делала, сразу заваливалась вперед. Но Оксана говорила мне постоянно «недурно, недурно». Было интересно.

Потом Оксана Германовна стала вести занятия только в старшей группе. А меня определили в младшую, где девочки почти все меня младше на год. Мама говорит, это потому что я совсем недавно занимаюсь, а не из-за возраста. У нас преподает та строгая седая женщина, которая принимала меня в школу и которой не нравятся мои ноги, Нелли Фаризовна. Занятия у нас три раза в неделю: два раза классический танец, по полтора часа, и один раз историко-бытовой. Есть еще раз в две недели история балета. Там учительница рассказывает, как негры пугали диких зверей и придумали танцы, и другие истории, интересные и не очень.

Папа может меня возить сюда на машине только по субботам, мама тоже работает. Поэтому мы ездим на хореографию с дедушкой на двух автобусах, а метро тут нет. Я после обычной школы иногда хожу в музыкалку, а в другие дни раньше было время посмотреть телек или по телефону поболтать с кем-нибудь из одноклассников, или погулять на школьном дворе после уроков. Но теперь у меня почти всегда хореография. Мама говорит, что родители тех детей, которые все время гуляют и играют, не заботятся об их будущем. А она заботится обо мне. Но мне гулять и играть нравится гораздо больше, чем на танцы ездить. Какое у меня при этом будущее, я не знаю.

Народные, то есть историко-бытовые, танцы мне немного нравятся, там музыка веселая и все быстро, а на уроках классического танца движения очень медленные и нудные, одно на другое похоже. Мы учим всякие батман-тендю и деми-плие, долго-долго. Сначала делаем их у станка, правой ногой, потом левой ногой. Потом лицом к станку. Иногда и не держась за станок, если успеваем.