Закономерный финал
«Как будет здорово, если сокровищ окажется целый огромный ящик и нам с Максом хватит на всё-всё-всё задуманное! Без него я бы не достал металлоискатель, и сам наверняка бы испугался ходить по кладбищу ночью. Хоть и собирался, но сейчас думаю, что переоценил свою смелость. Он заслуживает получить половину, ведь я тоже узнал про клад случайно. А жадность большой грех. Я покажу Аллаху, что я щедр и справедлив! И пусть Он будет ко мне милосерден».
***
В половину десятого вечера, нагруженные экипировкой, друзья вышли из дома Макса и направились к Каменноостровскому проспекту, на остановку первого автобуса. Еще вечером небо затянули серые тучи, и теперь, в ночное время суток, оно казалось беспросветно черным и низким. Конечно, центр Петроградки был ярко освещен бесчисленными фонарями, рекламными щитами, витринами магазинов и светом фар бесконечной вереницы машин. Но это центр. Ребята закономерно предположили, что в дебрях старой части Смоленского кладбища их ждет чудесный густой сумрак – необходимый союзник их важной миссии. Мало кто возжелает прогуляться у могил в холодную зимнюю ночь, даже при плюсовой температуре – сыро, грязно, холодно и темно. К полуночи даже у часовни Ксении Блаженной наверняка иссякнет ручеек паломников, и можно будет аккуратно, не приближаясь к освещенным фонарями тропинкам, исследовать захоронения и около святыни.
Быстро подошел первый автобус, и менее чем через тридцать минут, ребята вышли прямо у кладбищенского забора. Калитка на Корниловскую дорожку в это время была уже заперта, центральный вход, скорей всего, тоже. Но через центральный они входить и не собирались – мало ли, камеры повесили и охрана засечёт ночных гостей. Мальчишки этого не знали и не желали искушать судьбу. На кладбище залезли через забор со стороны улицы Беринга – благо, поздним вечером движение здесь было не особо оживленным.
Пробравшись по тропинке через густую лесопосадку, они вышли к захоронениям. В этой части кладбища оказалось мало деревьев, и ребята без фонарей рассмотрели в полумраке невысокие ряды современных могил.
– Здесь новые участки. – Возбужденно прошептал Адил, вцепившись Максу в куртку и с любопытством озираясь по сторонам.
Максима накрыл инстинктивный животный ужас при виде многочисленных очертаний крестов и невнятных силуэтов памятников. Мигом вспомнились все детские страшилки про кладбищенских мертвецов, демонов и неупокоенные души. А до кучи, истории нападения бомжей и диких собак. И чего он испугался больше, сам понять не мог.
– Мааакс! – нетерпеливо потряс его руку подросток, и в темноте его широкое азиатское лицо обрело зловещие черты. – Зассал, что ли?
– А? – выдохнул парень не выходя из ступора.
– Ты чего? Штаны обмочил? – продолжал теребить его куртку Адилбек.
Обидное замечание немного привело в чувства, и Максим судорожно сбросил с себя мистическое оцепенение.
– Куда идти? – нарочито бодро буркнул он и поёжился, словно от холода, хотя был одет в очень тёплую парку.
– Не бойся, мы под покровительством Аллаха. Он дал нам знания про сокровища, он же и защитит нас от гулей и шайтана. – Уверенно прошептал Адил и достал смартфон. Максим моментально вспомнил слова незнакомца, услышанные во время триповых галлюцинаций, о том, что всех богов придумали люди. Эта мысль не придала оптимизма, и парень мысленно съехидничал:
«Ага, защитит. Учитывая, как вы воюете между собой из-за расхождений в толковании Корана, и гибните сотнями и тысячами, я бы не надеялся на защиту твоего божества».
Но мальчик, казалось, совершенно не боялся находиться на кладбище. Макс не знал, что только молитвы и присутствие старшего приятеля, придавали Адилбеку мужества. Подросток решил во что бы то ни стало перебороть все страхи, и добыть клад ради счастливого будущего.
– Идем воон по той тропинке и выходим на Московскую дорожку. – Наконец сказал он, указывая пальцем в черноту. – Потом свернем на Кадетскую и дойдем до Петроградской. По правой стороне от неё самые старые захоронения. Неизвестно когда был похоронен предок жандарма Степана, но лучше начинать с тех могил что постарей.
– На Петроградскую? – переспросил Максим, и Адил хихикнул.
– На дорожку Петроградскую.
Они осторожно двинулись в путь, попеременно оглядываясь по сторонам и стараясь не шуметь. На широких, обозначенных на карте тропах, фонарик им не понадобился – дорога различалась вполне сносно. Но чем дальше вглубь они продвигались, тем выше и гуще становились деревья, чьи раскидистые ветви даже без листвы умудрялись загородись низкое черное небо, погружая путников в беспроглядную тьму.
Максим включил фонарик, и на очередном перекрестке с узкой тропинкой, Адил шепотом скомандовал остановиться. Достали металлоискатель и принялись его настраивать, благо, сенсорный дисплей имел собственную подсветку. Максим закурил. Через десять минут Адил, левой рукой придерживая огромные наушники, взял в правую инструмент за ручку, и приподнял, демонстрируя готовность:
– Годится. Я звук выставил на минимум. Глубина до двух метров, площадь предполагаемых залежей не меньше двадцати квадратных сантиметров. То есть, на кольца и зубы он реагировать не будет. Во-первых, по размеру не подойдут, во-вторых, трупы глубже закопаны. Идем?
Макс ещё в начале пути приказал себе заглушить все страхи, и теперь лишь нетерпеливо ждал скорого результата.
– Фонарик. – Напомнил он, кивая на шапку друга.
– Знаю. – Адил включил маленький фонарик, пристёгнутый на ремень поверх шапки, как у шахтёра.
Ребята свернули направо и медленно побрели по узкой тропинке вдоль старых могил. Над каждой из них мальчик проводил кругом металлоискателя, смотрел на дисплей и шёл дальше. Продвигались молча в почти абсолютной тишине, только листья шуршали под резиновыми сапогами да слабый ветер колыхал верхушки деревьев. Очень быстро Максим понял, что для обследования всего кладбища им и месяца не хватит при условии еженощных вылазок. При первой же передышке, он раздраженно спросил приятеля:
– Ты когда кладбище изучал, не мог составить список всех однофамильцев своей бабы Клавы? Мы бы сперва по этим могилам прошлись, чем выискивать непонятно где. Какая у неё фамилия была?
– По мужу Стеценко, девичья Волохонская. Только не держи меня за идиота если сам не отражаешь! Я же русским языком тебе сказал, что неизвестно в чью могилу Степан зарыл ценности. Какого-то родственника, но какого, бабушка Клава сама не знала. Если бы всё было так просто, Егор давно бы раскопал семейный клад и смылся с матерью из коммуналки. Может и в Чечне не погиб… Совсем меня за лоха держишь!
– Ну не сердись. – Максиму стало стыдно за свой наезд на подростка. Это всё страхи. Как ни старайся держать себя в руках, но кладбищенская атмосфера давит угнетающе. Она обнажает чувства до предела, придушивает разум и смеётся над логикой. Невозможность перебороть инстинктивный ужас перед смертью, трансформируется в злость на себя самого, и эта злость ищет выход. Её необходимо победить, отвлечься, закрыть доступ деструктивным мыслям и погрузиться в какое-либо занятие. – Давай теперь я поведу.
За три часа безрезультатных блужданий они оба устали так, словно проболтались здесь без отдыха трое суток. Когда чувства накручены по-максимуму, час и вправду идет за сутки. У старых могил почти не было ограждений, и металлоискатель легко проплывал над землей, но тропинка постоянно виляла, обходя плиты разрушенных могил, торчащие из-под земли обломки надгробий, кресты, штыри и полусгнившие лавочки. Фонарик не всегда успевал выхватить из темноты препятствие, и ребята несколько раз спотыкались и падали, хоть и без особых повреждений. Однажды они услышали приглушенные расстоянием голоса – мужской и женский, и через несколько метров сообразили, что выходят к часовне Ксении Блаженной. Не желая встретиться с ночными паломниками, они свернули на несколько градусов правее и продолжили путь, колдуя металлоискателем над каждой могилой.
– Хуже всего, – проворчал заметно выдохшийся Адил, – что мы не составили план и пропускаем могилы до которых трудно добраться. В следующие разы мы рискуем пересечься с этим маршрутом и это затянет поиски на неопределенный срок.
Максим хотел было ответить, что следующего раза не будет, но решил не расстраивать подростка раньше времени. Вместо этого, он извлёк из рюкзака шоколадные батончики и две банки безалкогольного энергетика.
– Ничего, побродим здесь пока совсем не надоест. Сейчас нам никто и ничто не мешает. Сильно устал?
– Нееет! – Заверил Адил, но взяв предложенный перекус, завертел головой в поисках места куда бы присесть. – Чёрт! Всё такое мокрое! У нас в кладовке рыбацкий стульчик валяется, порванный. Завтра зашью и возьмём с собой – можно будет отдыхать хотя бы по очереди.
Максим достал из кармана мобилку, и жуя батончик, произнес с набитым ртом:
– Начало второго. До скольки будем ходить?
– До рассвета. – С таким же набитым ртом ответил приятель. После перекуса он совершил свои религиозные пассы руками, воздал молитву благодарности и добавил:
– О Аллах! Будь добр к нам! Укажи нам путь к цели и приведи кратчайшей дорогой! Твоё покровительство лучший компас в мире! Иншаалла!
Макс по инерции посмотрел вверх, видимо, желая узреть божественного покровителя, но не обнаружив над головой ничего кроме ветвей деревьев, мысленно выматерился и отошёл помочиться.
Спустя ещё час поисков, Максим и сам не заметил, как завёл внутренний диалог то ли с самим собой, то ли с персонажем своих шалфейных галлюцинаций. Во всяком случае, обращался парень мысленно именно к тому собеседнику.
«Ну ладно, пускай ты меня отговаривал. Но в конце-то концов я настоял на своём. Ты пустил меня в хранилище из которого пахло богатством. Богатством! И я верю, я чувствую что клад предписан нам свыше. Или не свыше, а наоборот – от дьявольских сил материального мира. Но в любом случае, он наш!..
…Ну продал я душу! Переключил её на другую волну. И что во мне поменялось? Я стал грабить? Убивать? Жрать младенцев? Ничего подобного! Я такой же каким был до встречи с тобой, и зла во мне не прибавилось. Разве плохо хотеть денег? Разве большой проступок раскопать гнилой ящик и присвоить себе ценности у которых всё равно нет хозяина? Даже мертвец этот, в чью могилу клад зарыт, он тем более не хозяин и ему вообще плевать потревожим мы его или нет. Это Степану может быть не все равно, но он давно сгнил в какой-нибудь общей могиле с кучкой других политзаключенных. Интересно, люди, которые погибают вместе, и трупы которых сбрасывают в одну яму, их души видят друг друга сразу после смерти?…»
Мысленный монолог прервался, когда Максим едва не сбил с ног застывшего на месте Адилбека. Тот даже не пошевелился. Заглянув за плечо мальчика, Макс увидел, что на дисплее металлоискателя мигают какие-то цифры и идет вычислительный процесс. Они с приятелем переглянулись.
– Что нашёл? – выдавил Макс из вмиг пересохшего горла.
– Смотри! – Шёпотом отозвался Адил. – Ширина 63 сантиметра, высота 39, глубина залежа 97 сантиметров.
– Перезагрузи систему и проверь ещё раз. – Быстро скомандовал парень, и подошёл к кресту, торчавшему у изголовья могилы. Наклонившись, он высветил фонариком полустертую от времени надпись:
– Архіповъ Іннокентій Петровіч. 1868-1911. – С трудом разобрал парень и почесал подбородок. – Тааак… Степана расстреляли в семнадцатом или восемнадцатом, короче, в начале революции. Он зарыл награбленное в могилу родственника. Эта вполне подходит.
Адилбек подтвердил что металлоискатель по-прежнему срабатывает и выдает такой же самый результат. Шустро извлечённая из рюкзака сапёрная лопатка упала на могилу. Чехол от неё полетел в одну сторону, рюкзаки в другую.
– Я начну! – Возбуждённым шёпотом почти прокричал мальчик, дрожащими руками выключая дисплей металлоискателя и откладывая его за рюкзаки. Максим «угукнул» и закурил.
Утрамбованная временем почва поддавалась с трудом, жалобно скрипя камешками и сопротивляясь корнями соседних деревьев. Как не силился паренёк, остриё лопатки входило в землю только на треть, голые ладони вспотели и заскользили по лаковому черенку.
– Не хочет, гадина! – хрипел Адилбек, но не сдавался.
Макс неспешно докурил, надел строительные перчатки и забрал инструмент.
– Покопаешь когда я сниму верхний слой.
Под напором крепкого взрослого парня, всю жизнь проработавшего в деревне, дело заспорилось. Чтобы не напрягать спину, он встал на одно колено и задействовал в работе только силу рук. Под монотонный хруст сдающей свои позиции могильной земли, внутренний диалог возобновился.
«Ну что, приятель, прими мою благодарность. Признаюсь, уж потерял всякую надежду на твою помощь. Но сделка есть сделка. Пусть теперь я не реинкарнируюсь в какого-нибудь одухотворенного мессию, зато в этой жизни поживу как белый человек. И опять-таки, возвращаясь к нашим баранам, дай мне озарение по поводу греха. Вот Адик верит, что Аллах накажет его за присвоение чужого клада. Если бы он умер сейчас с этой верой, то увидел бы в своих посмертных глюках ад? Мучился бы? Я-то теперь знаю что это просто видения и могу их прогнать… Да что там! Я их просто не увижу! Настропалю свой мозг сразу переключиться на реинкарнацию, даже жалеть не буду ни оставленное на земле богатство, ни эмоциональные привязки, ни-че-го переходящего. Просто отпущу эту жизнь и пойду в следующую. И хоть ты говорил, что память изживается с личностью, и значит я не буду помнить свои планы, могу ли я запрограммировать подсознание чтобы родиться в нормальных условиях? Нет, ну правда же! Послать на хер нищету и разжиться деньжатами без ущерба окружающим – какой это к чёрту грех? Любой здравомыслящий человек поступит так же само! Чувак, ты явно просто не хотел делиться информацией!»
– Ты знаешь сколько стоит золотой червонец того времени? – перебил его монолог Адил.
– Не приходилось интересоваться. – Кряхтя ответил Макс.
– От пятнадцати косарей за монету! Весит она восемь с половиной грамм, а золота в ней только на грамм меньше. Девятисотая проба. Даже если как лом сдавать, офигенно выгодно! На сайта пишут, что изделия такой пробы принимают по два косаря за грамм. То есть, монеты в очень плохом состоянии все равно можно сдать по пятнашку за штуку. А в хорошем за 25-30 косарей на аукционах. И это минимум! Цена на каждый конкретный червонец зависит от кучи факторов: год выпуска, количества штук и монетного двора. А ещё нам могут попасться редкости. Например, в 1906 году отчеканили всего десять червонцев и два из них до сих пор не найдены. Если такая монета попадется нам здесь, то стоимость её исчисляется сотнями тысяч баксов… Баксов, Макс!!!
– Ладно-ладно, я понял что ты хорошо подготовился. – Максим искренне рассмеялся и свалился на землю, желая дать своим затёкшим ногам немного отдыха. – То, что нас ждёт распрекрасное будущее я уже понял. Ты, главное, не начинай продавать всё сразу. По закону, любой не принадлежащий тебе клад необходимо отдать государству. И десять процентов, кстати, будут рассчитаны исходя из государственной оценки. Чиновники по-любому оформят клад чтобы поменьше заплатить, например, как лом. И вообще, чёрное копательство разве не уголовно наказуемо?
– Да там чёрт ногу сломит! Я пытался выяснить, но понял только то, что в случае проблем надо сразу давать на лапу.
– За вандализм, мародёрство и незаконное вскрытие могил по-любому есть статья.
– Само собой, это я запомнил. Первая часть это штраф, а вот за вторую можно до трёх лет схлопотать. У нас самое оно – «совершение группой лиц по предварительному сговору». Но кроме могил, есть отдельная ответственность за «черное копательство» в целом, и вот тут мазня полнейшая! Металлоискатели вроде запретили, но купить их не проблема. Точных определений что является археологической ценностью, а что нет, тоже не существует. Ясно только про оружие, это гарантированная уголовка. А про золото и монеты сплошная вода. Ничего вразумительного! Разобрал только, что любую находку надо сдать ментам, и если через пол года хозяева не найдутся, то можно себе забирать.
– Разумеется, так тебе золото и отдали! Даже без археологической ценности его заграбастают, а тебя посадят чтоб под ногами не путался и не мешал его присваивать. Короче. – Максим поднялся и возобновил копание. – Продавать начинаем наименее ценные вещи. Спросят откуда (а спросить могут только менты), отправляй всех ко мне. У меня прапрадед был красноармейцем. Ничерта про него не знаю, кроме того, что сгинул где-то под Екатеринбургом. Прабабка моя померла лет десять назад на девяносто первом году жизни и про своего батю рассказывала только то, что он был красавчиком и бабы за ним ссались. В случае расспросов, я скажу, что нашёл на горище в старом хламе письмо от прапрадеда, где он рассказывал, что спрятал клад в лесу недалеко от деревни. Похер что он писать не умел и прабабка моя до конца своих дней едва по слогам читала. Предки за сотню тысяч всё что угодно подтвердят. Письмо я сжёг, а клад выкопал. За месяц до моего отъезда у нас собака издохла от старости, и я ходил в лес яму копать. Вернулся, а пьяный батя труп уже утащил на свалку. Я на морковное поле спешил – кроме подработки у частников денег в деревне взять было не откуда, а я на Питер копил – так вот, не похоронил я тогда моего Крюгера. А потом уже не стал ходить искать… Короче, яма там очень кстати имеется, и если за меня возьмутся серьёзно и захотят проверить, пусть проверяют.
– А экспертиза земли с ящика? – блеснул познаниями в криминалистике Адилбек. – Земля то въелась небось, не отмоешь даже доместосом.
– А на кой тебе ящик сдался? Если он не из чистого золота, то распихаем клад по рюкзакам, а ящик оттащим к ближайшей мусорке – вон их сколько вдоль центральных аллей.
– Тогда уж лучше кинем в Смоленку. Это река, которая течёт с северной стороны кладбища. Концы в воду и толкай свою легенду про красноармейца. Кстати, откуда бы он мог сокровища натырить?
– А я почём знаю? Не обязан же я знать всю биографию родни до седьмого колена. Всегда можно сказать что происхождение семейных ценностей неизвестно.
За разговорами Максим и не заметил, как сменил сидячее положение на лежачее. Рука с лопатой опускалась всё глубже, и доставать грунт становилось всё неудобней. Адил попробовал сменить приятеля, но от его потуг почти не было толку – на глубине ещё более массивные корни деревьев требовали грубой мужской силы.
– Каждый раз попадая по чёртовому корню, думаю, что это крышка ящика! Не могли, суки, организовать своё кладбище в поле! Хотя, откуда в Питере поля…
В очередной раз вонзая лопатку со всей дури дабы размягчить грунт, Максим услышал резкий глухой звук и почувствовал как остриё упёрлось во что-то твёрдое. Ещё удар по-соседству, ещё…
– Если это гроб, я просто офигею… – задыхаясь пробормотал он, и принялся выгребать землю ещё яростнее.
Прошло ещё двадцать минут, прежде чем удалось оголить крышку ящика по периметру. Свет фонарика выхватывал плоскую деревянную поверхность с железными кольцами по четырём краям. Вероятно, когда-то к ним была привязана верёвка, но от времени она сгнила.
Максим похвалил себя за предусмотрительность, и показав Адилу руки, по плечи испачканные землёй, попросил того достать в своём рюкзаке верёвку.
– Вот теперь, Питер, спасибо за деревья! – когда, лёжа на животе, парень затянул меж кольцами последний узел, мальчик, по его команде, закинул другой конец верёвки на толстую ветку ближайшего дерева. – Я буду тянуть, а ты смотри как выходит, и если зацепится за что – поправляй.
Шустро поднявшись, Максим подскочил к верёвке и что есть сил потянул на себя. Чем ближе придвигался момент открытия заветного сундука, тем дальше отступала усталость. С каждым последующим движением, дури становилось ещё больше.
– Идёт? – прорычал он, повиснув на руках всем телом. Ноги, медленно, но уверенно, из вертикального положения, принимали горизонтальное.
– Ему земля мешает… – Закряхтел в ответ Адил. – Еще сантиметров двадцать, и я смогу потянуть ящик на себя! Давай на раз-два!
– Давай. Готов?
– Ага!
– Раз-два, взяли! – С синхронным рыком парни потянули каждый свой конец верёвки на себя: Максим к земле, а Адил в сторону от ямы.
– Пускай! – Мальчик едва успел отскочить и не удержавшись на ногах, шлёпнулся на спину. Ящик глухо впечатался в землю, и верёвка, тонкой змейкой, стекла на его грязную крышку. Не отрывая глаз от добычи, ребята в унисон выдохнули счастливое «дааааааа».
Ящик был добротно заколочен огромными гвоздями, и чтобы снять верхнюю крышку, пришлось попотеть не меньше чем при копательно-извлекательных работах. Не считая хруста ломаемых досок, тишина на кладбище стояла поистине кладбищенская. Даже ветер стих. Поэтому у Максима чуть сердце не остановилось, когда мобилка в его куртке заверещала сигналом смс-сообщения. Заверещала в тот самый момент, когда последний гвоздь, выгинаясь, покидал своё столетнее древесное пристанище и державшаяся на нем крышка, съехала на бок, более не делая секрета из содержимого сокровищницы.
«Я же убрал звук!» – панически озираясь, захлопал по карманам парень. Адил инстинктивно пригнулся к земле и замер.
Свет от маленького дисплея старой чёрно-белой «Нокии» показался неестественно ярким, слепящим. И не столько из-за окружающей темени, сколько из-за взвинченных нервов и боязни быть застуканными за незаконным занятием.
Максим даже предположить не мог, кому он мог понадобиться глубокой ночью. Разве только оператор сотовой связи прислал уведомление о недостатке денег на счёте. Чисто механически он зашел в сообщения, и первое что увидел – «номер неопределен». Открыл. Прочитал, ничего не понял и перечитал ещё раз:
«Остановись. Прочитай. Задумайся. Бог любит тебя и даёт последний шанс! Найди спасение в Его любви и разорви дьявольские путы. Не поддавайся искушению гордыни, прими свой крест со смирением, и будет тебе Царствие Небесное».
– А не пошел бы ты на хер… – раздосадованно пробормотал парень и сунул мобилку в карман.
– Кто это? – шепотом спросил Адил, не переставая всматриваться в темноту.
– Шутник какой-то. Нечего людям делать по ночам. Не спят, не трахаются, – он кивнул в сторону добычи, – деньги не зарабатывают. Короче, ни себе ни людям. Давай клад смотреть.
Оба присели на корточки возле ящика. Адил наклонил наголовный фонарик так, чтобы его свет струился вниз. Максим взял свой фонарик в левую руку, а правой осторожно приподнял плотную ткань, которой было накрыто содержимое ящика. Внутри оказалось много разнообразных коробочек – маленьких, больших, прямоугольных, круглых, плоских, деревянных и железных. Еще мешочки и свёртки. Адилбек нетерпеливо извлёк большую плоскую металлическую коробочку, и со словами «тяжёлая какая», открыл крышку. Коробочка доверху оказалась набита серебряными рублями с профилем Николая II.
– 1899 год. От одной до пяти тысяч каждая. – Восхищенно присвистнул мальчик. – Металлоискатель мы уже окупили.
В Максиме проснулся исследователь, поэтому процесс открывания-разворачивания представился даже более увлекательным, чем сами сокровища. Вот ещё одна коробочка, на сей раз завернутая в кожаный лоскут, наверное чтобы уберечь от влаги. Внутри лежала толстая пачка царских десятирублевых купюр. В круглой деревянной шкатулке оказалось семь вертикально сложенных и обёрнутых бумагой «сосисок», по десять золотых червонцев в каждой. Адил внимательно изучил одну монету и весело сообщил:
– Не империалы, конечно, но золотые.
– А что такое империалы?
– Тоже золотые николаевские червонцы, только тяжелее, эксклюзивней и намного дороже. Их намнооооого меньше выпускалось.
В большом тряпичном свёртке мальчиков ждали ювелирные изделия. Максим никогда не видел бриллиантов вживую, но благодаря книгам и телевизору знал как те выглядят и что стоят поболее золота. Мальчик тоже не пас задних.
– Ого!!! Вот это темный камень точно рубин, а это янтарь. А вот кольцо с брюликом! И серёжка, где-то вторая должна быть…
– Ты что, по камням тоже готовился? – с нарастающим раздражением спросил Макс.
– Не-а. У нас, мусульман, принято дарить своим женщинам драгоценности. Это показатель не только успешности мужа, но и его любви. Поэтому женщины одевают всё, что есть, когда выходят в люди. Золото в Узбекистане дешёвое, а вот бриллианты везде роскошь. Все бабы мечтают о бриллиантах! Теперь я смогу подарить маме такие украшения, каких нет ни у одной её подружки!
Вот теперь Максим взбесился не на шутку! Когда он увидел изделия с бриллиантами, в голове промелькнула мысль – забрать их себе. Под любым предлогом. Оставить пацану монеты, банкноты, при делёжке подсунуть менее ценные украшения. Но оказалось, что паренька не проведешь. Это было просто невыносимо!
«Зачем сопляку бриллианты? Увешать свою старую узкоглазую мамашу как новогоднюю ёлку? Чтобы та просто выпендривалась перед подружками? Как обезьяна? О госсссссподииии! Тупорылая сморщенная узбечка-повариха будет носить на себе миллионы, а он, Макс, толкать монетки по ломбардам боясь засветиться в одном месте дважды?! А не офигел ли пацан? Распоряжается кладом словно он его собственный, хотя мы имеем равные права!»
