– Ну и что вы планируете делать?
– Ну… Может, походим по ломбардам, поищем… Найдём – выкупим.
– Попыток наказать вора не будет?
– Вы идиот?!
– Допустим. Кстати, перед девочкой извиниться не хотите?
– Не хочу. Трудно ей было, что ли?!
– А к вам вчера какой-то хулиган в окно заглядывал, – сказала я. Евдокия Максимовна обмерла.
– Как заглядывал?!
– С дерева.
– И ты ничего не сказала?!
– Его без меня прогнали. Люда наша прогнала. Павел Николаевич подтвердит.
– Подтверждаю, – кивнул Павел Николаевич.
– Кстати, Люда сразу предположила, что это вор. Или наводчик. А вы сказали, простите, какие-то благоглупости – любовь, любовь, времена не царские… Вот отвели бы его за ухо в милицию, может, и кражи бы не было никакой!
– Заметь, Марта, вчера ты поддержала меня, а не Люду.
Я потупилась и ощутила, что моё лицо заливает краской.
– Марта, а ты узнаешь этого хулигана? Вот так, в лицо? – Спросила Евдокия Максимовна с надеждой.
– А волшебное слово?
– Ну извини, извини, погорячилась!
– Думаю, что узнаю. Вот только что вы будете с этим делать, если идти в милицию не ваш вариант?
Евдокия Максимовна нахохлилась, словно индюшка:
– Придумаем.
Перед Настей лежал журнал «Модели с чертежами кроя». Настя кроила тёте Тамаре коричневый костюм с парчовым воротником и манжетами.
– А может быть и так, что хулигана подставили, – сказала она.
– Подставили?
– Ну да. Приходил незнакомый парень во двор? Приходил. Заглядывал в окно к Иванцовым? Заглядывал. Люда кричала, что он наводчик? Кричала. Теперь если что-то произойдёт, на него и подумают. А кто-нибудь мог в это время тихо сидеть дома. Или проходить мимо. И услышать. И сразу придумать, как можно крестик украсть.
– Но человек должен был знать, что Гена носит крестик, да ещё золотой!
– Да… Я и не знала, что люди такие дураки бывают – на трёхлетнего золото надевать.
– Евдокия Максимовна сказала, что ей спокойней, когда он в крестике…
– Да уж, ничего спокойней сегодняшней истории просто придумать нельзя, – Настя даже фыркнула. – Думаешь, хулиган заглянул в окно и увидел на Гене крестик?
– Ну Гена же дома в такую теплынь не носит кофту. Майка на нём, наверное.
– В общем, это может быть кто-то из соседей. Кстати, что это за Лазута такой?
– Лазарь Давыдович Ривин. Дедушка его знает. Он давно дружит с Тишковыми, они одно музучилище закончили. Дедушка сказал, что Лазарь Давыдович в Мирру Михайловну с детства влюблён и всю жизнь страдает, что она за Павла Николаевича вышла.
– Он не мог это всё организовать?
– Ты что! Он же всё время рядом был!
– А вдруг у него подельник есть?
– Нет, – я покачала головой. – Крестик не очень дорогая штука. Ну сколько в нём того золота? Взрослый человек за ним охотиться не станет. Это какой-нибудь наш ровесник, которому не на что девочку в кино сводить. Скорее всего, тот самый. Или какой-нибудь его дружок. Может, они поделили деньги. На кино и тому, и другому за глаза хватит.
Я поднимаюсь по ступенькам, открываю дверь в класс. С порога меня встречает гогот.
– О! Чужеродный элемент пришёл!
Я с недоумением оглядываюсь и вижу свежую стенгазету. Прямо по центру газеты – карикатура: две старинные фарфоровые куклы с надутыми лицами, в которых, однако, очень легко узнать меня и Настю. Куклы привязаны друг к другу тремя рядами кружевной тесьмы. Подпись большими витиеватыми буквами: «Шерочка с машерочкой». Немного ниже – целая заметка:
«В наш век кибернетики и покорения космоса в отдельных классах ещё встречаются чужеродные элементы. В нашем классе ещё недавно чужеродным элементом была только Анастасия Листовская. Но всего за два месяца она сбила с пути истинного новенькую Марту Минакову. Листовская и Минакова оторвались от коллектива, сидят вместе на задней парте, на уроках рисуют монарших особ в церемониальных костюмах и читают под партой морально устаревшую литературу. По нашим данным, Листовская мечтает стать модельером, а Минакова под её влиянием захотела стать искусствоведом. Заставим шерочку с машерочкой забросить замшелые интересы и присоединиться к делам класса!»
Пока я пробегаю глазами последние строчки, хлопает дверь. Это пришла Настя.
И тут же поднимается настоящий гам.
– Институтки!
– Шпингалетки!
– Кисейные барышни!
– Протащили вас наконец!
Настя сдвигает брови и решительно идёт к стенгазете. Вглядывается в карикатуру и берёт меня за руку.
– Идём за парту.
Мы с достоинством усаживаемся на свои места – точнее, Настя с достоинством, а мне всё-таки неуютно.
– Слышь, гимназистки! – К нам оборачивается Лёнька. – А вы помните, что вам завтра дежурить?