Мёртвый узел

И так сегодня целый день душа не на месте. Будто холодно. У Кэри острые глаза, в них сухая трава, металл, стекло, наждачная бумага. На моей памяти они бывали красивыми только тогда, когда он смотрел на Элен. В них просыпалось и ширилось большое тепло, будто сама жизнь.

– М-м, Зои… раз уж мы заговорили о Ланкмиллере… В общем, он назначил мне встречу сегодня, в половине второго. Придется отойти. Не знаю, насколько.

– О, так он еще не совсем забыл о твоем существовании? – она удивленно, немного игриво приподняла бровь.

– К сожалению.

– Иди, – пожала плечами Зои, – отработаешь, когда вернешься.

Значит, по приблизительным расчетам, я вернусь домой только после полуночи. Что ж, ближе к вечеру здесь гостей будет еще больше, для управляющей это выгодная сделка. Зои своего не упустит.

Я потерянно огляделась и выскользнула из подсобки.

«Атлантик», построенный больше века назад, приковывал к себе взгляды, тут не заблудишься, свернув не туда, не пройдешь мимо, когда пункт твоего назначения видно почти из любой точки города. Знающие люди говорили о нем исключительно с придыханием. Я не успела переодеться из официантской формы и теперь жалела об этом, потому что не вписывалась в здешние интерьеры и этим привлекала к себе внимание.

Хотя стоя на четырнадцатом этаже у двери с номером 23, я беспокоилась о другом.

За то время, пока Ланкмиллер отсутствовал в моем мире, сознание развоплотило его, превратило в эфемерное гипотетическое существо, мало общего имеющее с реальностью. Он казался таким далеким, какими обычно кажутся люди, о существовании которых мы лишь слышали, но никогда с ними не встречались. Теперь же мне предстояло почувствовать его осязаемость всем живым, что еще осталось во мне. И это немного выбивало из колеи.

На выдохе я резко нажала ручку, толкнула дверь, оказалась внутри даже быстрее, чем это поняла. Кэри сидел на кровати лицом к двери, так что выскочить обратно и попробовать еще раз, более грациозно, не пробовать вообще – все это не слишком мне подходило. Пришлось остаться, хотя я напоролась на него, как на нож.

– Ты опоздала на пять минут.

– Прошу простить мне мою непунктуальность, господин Ланкмиллер, – ирония вышла уж слишком едкой, мне бы язык прикусить.

– Что с лицом?

Пришлось снова прятать усмешку, уставившись в пол. Возможно, я представляла мучителя куда более грозным, чем он являлся на самом деле. На все случаи жизни только два вопроса: «Что с голосом?» да «Что с лицом?»

– Да я тут, видите ли… страдаю от несчастной любви к одному красавчику-морячку, который сегодня намылился в дальнее плавание. Мне вроде как от этого грустно. Ноет где-то вот здесь, – я положила ладонь на сердце, от всей души наслаждаясь своей дешевой актерской игрой.

Интересно, если Ланкмиллер примет это за чистую монету, он меня прибьет? И по факту несуществующего морячка найдет и – тоже?

Но Кэри в ответ насмешливо фыркнул.

– От тебя кто угодно намылится в дальнее плавание. Я вообще сильно сомневаюсь в твоем умении любить.

– Когда-нибудь ты прекратишь говорить мне такие вещи и тебя инфаркт хватит, – огрызнулась я зло и тихо. – Если мне крышу не срывает конкретно от тебя, от всех твоих родственников, от твоих ошейников, это еще не значит, что мою способность на теплые чувства надо ставить под сомнение.

– Ты когда-нибудь любила? – он задал этот вопрос в лоб.

– Нет. Зачем ты спрашиваешь вообще?

– Подумал, может, ты хотя бы знаешь, как это.

– Любовь не делает тебя особенным, Кэри, она не делает тебя хорошим.

– Вполне может быть.

Наш маленький обмен любезностями прервался, и только тогда я наконец собралась настолько, чтобы взглянуть на мучителя хотя бы искоса. Взглянуть и вдруг обнаружить себя в смятении. Было в нем что-то тревожащее, такой отпечаток усталости, которого я не видела раньше. Как будто за ним стояли бессонные ночи, бесчисленные бутылки виски, может, даже сигареты под утро и мысли, словно сухая трава, килотонны не дающих покоя смыслов и мелочей. Видимо, локальное противостояние с «Зубом» проходило не очень. Может, потому Кэри и пропадал.

Ух, господин Ланкмиллер, это мне впору спрашивать, что с лицом.

– Расскажешь, зачем я здесь? – прошла к нему и остановилась рядышком у кровати.

– Хотел поболтать насчет твоего поведения.

– Ну, полагаю, хорошей наложницы из меня не выйдет. Но все же хотелось бы знать, что не так.

– Я мог бы начать перечислять еще от самой Виктории, но уже то, что ты стоишь передо мной в этой форме, прекрасно отвечает на твой вопрос. Кстати, сними ее. Одежда тебе не понадобится для этого наказания.

– Отшлепать меня собрался? – по губам скользнула безрадостная усмешка.

– Какая проницательность.

Меня словно кипятком окатило изнутри. Внезапно с поразительной ясностью пришло осознание.

Он не шутит.

– Ну, хорошо, – расстегивая верхние пуговицы официантской формы, я все еще пыталась храбриться. – Если тебе так будет легче…

– Тебе так будет легче, – оборвал Кэри.

Тогда я не поняла, что он имел в виду, но пальцы все равно задрожали от звуков ланкмиллерского голоса, и от этого управляться с пуговицами стало сложнее.

Уйми прерывистое дыхание, отстегни передник, прекрати пялиться на его руки. Это гораздо сложнее теперь, когда он завернул рукава.

Кэри не мог знать, что я думала об этом, он ведь еще не читает мысли. Хотя иногда кажется, что читает.

Сознание начало подтаивать по краешку, потекло как расплавленный шоколад. Следом настигла слабость в коленях. Форма соскользнула к ногам, и я неуверенно переступила, ожидая приказаний, чувствуя, как сердце в груди заходится.

Он подозвал меня жестом, уложил поперек коленей. Обнаженной кожей я ощущала ткань его брюк, любое прикосновение было словно удар током, я вздрагивала от каждого.

– Расслабься, я даже еще не начал, – этот спокойный и покровительственный тон только глубже столкнул в вязкий тягучий хаос, затопивший мое сознание.

Ланкмиллер сейчас не обвинял и не издевался, он наблюдал. Ладонь огладила кожу, вслед за этим последовал короткий отрывистый шлепок.

– Ай, – я вздохнула скорее от неожиданности, больно не было, он специально так рассчитал удар.

Второй и третий тоже были разогревающими, с небольшим перерывом. Следующий шлепок опустился на кожу уже ощутимо. Я закусила указательный палец, оставляя на нем отметины – небольшая передышка – потом опять: сериями по пять-семь ударов. Постепенно мне удалось подстроить дыхание под этот ритм. Обнаженная кожа горела под ланкмиллерской ладонью, но боли не было. Ее словно уносило потоком беспамятства и тепла. Воздух, густой и сладкий, как березовый сок, наполнял легкой необъяснимой дрожью, и я поймала себя на том, что перестаю соображать.

Сознание становилось медленным, отрешенным, и я смотрела на мир глазами, подернувшимися дымкой. Так, словно все осталось настолько далеко позади, что перестало иметь значение.

«Тебе так будет легче».

Вот, значит, что ты хотел сказать.

Меня рывком переложили на кровать. Кэри дернул вверх бедра, заставляя принять коленно-локтевую. Я глухо ойкнула, уткнувшись лицом в подушку. Ох, не уверена, что смогу поддержать эту его идею в таком состоянии. Прикосновения вдруг исчезли с кожи, оставляя за собой ощущение неуютной уязвимости. Попытка позвать мучителя обернулась неразборчивым несчастным мычанием.