Его светлость. Роман

Леронт медленно поднял глаза.

– А начало письма где?

Князь брезгливо порылся в запачканных письмах, пошевелил ногой листы, которые валялись под столом.

– Нету.

– Точно? – Леронт нагнулся, сгреб с пола бумаги и стал быстро перебирать одну за другой. – Найдите начало, ваша светлость!

– Да чего вы боитесь? Нам-то что за дело до этой писульки? Сказано же – «дела ваши нехороши». Вот и пусть его сам решает…

– Какое дело! – сквозь зубы ответил тот. – Пишут же – совет уведомить. И про Золотой бугор не просто так написано, мы как вас встречали, там ехать собирались, в последний момент Фаради решил стороной обойти. Не вас ли поджидали…

Расин испуганно заморгал. Слова о «народе бессовестном и способном на всякое» представились ему совершенно в другом свете. Леронт бросил стопку писем на поднос.

– Даже стащить толком не сумели! – упрекнул он. – Гадай теперь… Не из-за этого ли охрану приставили.

– Так надо у лысого спросить! Или у дядьки… Сказать им…

– Что письмо чужое украли? Идите и скажите сами! – Леронт тер лоб, раздумывая, как быть. Дело выходило щекотливое: он не был уверен, что речь шла прямо-таки о Расине, но все говорило за это. Леронт посмотрел на его светлость, который хлопал глазами, перевел взгляд на бумаги, залитые пивом, которые Любегаст, недовольно бурча, сгребал в кучу, и махнул рукой.

***

«Любезный друг, нашел время черкнуть пару строк о том, что удалось узнать. Итак, дело такое.

При нашем дворе дознались и о вашей переписке с Аларихом, и про то, в Люмийский анклав пожалует новый князь, знали даже, когда прибудет, уж понятия не имею, кто выдал. А вам не секрет, что казна в королевстве пустовата, и сильно у нас опасаются, как бы не стал новый правитель ворошить старые долги. Действовать будут решительно, попытаются подкупить его светлость – хотя пока неясно, каков он человек, и болтали даже про то, чтобы князя похитить, но это уж совсем дело конченое. Возможно, пока попытаются в друзья навязаться. Королевские посланники…»

Окончание письма Рифей искал битый час, на чем свет стоит кляня утренних посетителей: свинарник устроили, бумаги разбросали, и кое-то с собой, похоже, прихватили.

– Айдано! – верный слуга сунул нос в дверь, вопросительно глядя на хозяина.

– Везде посмотрел? – нетерпеливо спросил Рифей. – А внизу, в приемной? На улице под лестницей глянь, может, выронили! Боже ты мой, наказание…

Книжник свалился в кресло. Плеснул в рюмку из карминного графина с позолотой. Да уж, как гости с Зеленой горы явятся на беседу, выглядеть он будет бледно, что ни говори. Рифей подозревал, что за сведения могли содержаться на втором листе, но мог, разумеется, и не угадать, да и всяко доказательнее предъявить само письмо, а не выражать подозрения на словах…

А последний лист письма к тому времени уже валялся в выгребной яме на заднем дворе харчевни, куда его за ненадобностью вышвырнул сам Расин.

О том, что произошло в Злато-Вено в последний понедельник мая

I

Продолжая свой рассказ о правлении князя Расина Ланелита, не могу не коснуться одной истории, истинно скорбной, эхо которой еще долго будет звучать на страницах летописей Крутогорья, а именно – о беде, пришедшей майским утром в городок Злато-Вено.

… – До чего ж мерзкий звук, – рассуждал недовольно Расин, как-то утром слушая звон колоколов, доносившийся в открытое окно. – Каждое утро, точно по покойнику. Хоть самому в гроб полезай, – он зевнул и заложил руки за голову.

Было уже девять часов. По здешним меркам день в разгаре, а его светлость, по своему обыкновению, все нежился в постели.

– Подниматься-то думаете? – стоя в дверях, спросил Леронт. – То облачаться, то завтрак, то в дороге отдохнуть, перекусить… Затемно ведь доберемся, какой уж тут праздник.

– Да знаю я… И какому дураку пришла мысль справлять городские именины?

– А лоцману, который этот самый город основал. Я ж вам третьего дня книгу принес про Злато-Вено. Так и не осилили?

– Дорогой расскажете…

– В детстве меня туда частенько отправляли, к материнской родне. Славное место… Люмион в той стороне судоходный, но весь в мелях, так маяков на берегах и реке полно. Старый собор с зелеными куполами. Прямо в скале нос корабля высечен – памятник местным лоцманам… – он заметил, что Расин снова примерился вздремнуть. – А ну-ка вставайте!

Тот, вздыхая, поднялся.

– И кряхтеть нечего. Старшины такой пир закатят, не пожалеете, что поехали. Рыба лучшая в княжестве! Сам бы я туда не добрался, в этом году не с руки, а так все равно вас везти.

– Съездили бы один, я бы не обиделся. Вставать ни свет ни заря, тащиться в такую даль… – умываясь, откликнулся Расин. – Зато хоть на Совете зевать не придется. Сидят, как сычи, со своими бумажонками, какие-то сметы на рудники, все чего-то строят, ковыряют…

Леронт только плечами пожимал, слушая княжеские речи. Одно хорошо, что Расин в дела пока не лез, а не то бед не оберешься.

Старинная мелодия отыграла, и теперь младшая звонница отбивала время. Правду сказать, звук колоколов был и впрямь тоскливый, а причудливая мелодия, написанная давным-давно, от этого звона приобретала странное, потустороннее звучание, отчего становилась еще тяжелее.

– Когда-то над Пятью колокольнями звучали другие колокола, – заметил граф, присев на широкий подоконник. – Старинного какого-то сплава, сейчас и секрет потеряли, как его делать. Было время, даже из-за моря приезжали наши звонницы послушать, особенно по великим праздникам…

– И куда же подевались ваши колокола? – спросил князь.

– Кормилица говорила – сняли перед последней войной, чтобы эрейцам не достались, да так спрятали, что до сих пор ищут. А может статься, при старом князе продали, я бы не удивился. Так или иначе, здесь их больше не слышали.

– Все ценное к моему приезду куда-то задевали. Только ржавая корона и чугунные колокола. Слыхал я дома, что у вас дыра в горсти, а тут выходит, что и горсти нету.

– Вот пореже эту мысль повторять, так цены бы вам не было, – через плечо отрезал Леронт.

К высказываниям его светлости ближайшее окружение попривыкло, но перед большими выходами Расина все же заставляли вести себя как приличествовало князю. Без особого, правда, успеха.

– Разворчался, разворчался, как бабка старая, – Расин, вытираясь, подошел к настенной карте Крутогорья. Карту Леронт расписал заметками, где да что, но князь научился различать только столицу, да и то потому, что большие нарисованные башни трудно было не увидеть. – Куда хоть едем?

– Не туда смотрите, – Леронт встал рядом и постучал пальцем по рисунку скалы к югу от речных порогов. – Сейчас идем к Казначею, получите пятьдесят золотых.

Расин заметно оживился.

– Не на ваши нужды, не переживайте, – с затаенным злорадством продолжал Леронт. – На городские праздники монеты разбрасывают по улицам, людям на счастье. И присвоить не вздумайте, сразу предупреждаю. Еще возьмем княжеский перстень, так его как зеницу ока берегите… – он с сомнением посмотрел на Расина. – Хотя нет, лучше дяде отдать, наденете на въезде, перед воротами…

– Вы еще поучите меня! Одежда где?

– В гардеробной на правой стороне. Черное с серебром.

– По какому поводу опять траур? – отозвался его светлость. – Из-за того, что я не выспался?

– Это наряд по торжественным случаям, сколько раз повторять! – Леронт повысил голос. – И шнур не перепутайте: на левом плече праздничный, на правом – в знак соболезнования. А то явитесь, как на прошлой неделе, когда старшего зодчего хоронили. Стыд один вышел…

Расин неразборчиво что-то ответил из шкафа, видимо, повторяя, что все эти пустяки стоят его внимания.

II