Объятая сном

Но всё равно Оленька была очень красива. Она ещё несколько раз взглянула на своё отражение и сделала вывод, что не так уж она и дурна.

Молодая женщина никогда не считала себя красавицей. В детстве она была тощей и угловатой девочкой. Тогда она больше заботилась о том, чтобы не расстраивать маму. Оленька много читала, училась наукам, занималась на рояле, играла на скрипке, пела. Она была любопытным ребёнком. Ей очень легко давалась арифметика, грамматика, но особую страсть она испытывала к логическим задачам. Любовь к логике привил ей отец. Его забавляло как легко девочка справляется с порой невыполнимыми, даже для взрослых, заданиями.

Лет с пятнадцати она вдруг стала хорошеть и к семнадцати годам стала очаровательной девушкой.

На венчании Петра и Ольги, в церкви, все восхищались прекрасной парой. Особенно хороша была невеста! Осиная талия, белое платье со шлейфом, фата, прикрывающая лицо. Ангел во плоти!

Но спустя десять лет семейной жизни, она стала замечать на себе неоднозначные взгляды мужчин. И нередко в её адрес сыпались комплименты о красоте её рук, волос и плеч. Пётр Николаевич с трудом сдерживался в такие моменты, однако, его жена была не только безмерно красива, но и умна, словно мужчина. Она обычно переводила всё в шутку и говорила, что расцвела благодаря своему супругу. Что это его заслуга. Он позволяет ей покупать любые наряды и драгоценности, поэтому и образ приобретает улучшенный вид.

– Господа, не смущайте меня. Если даже очень красивый камень огранить не золотом, а глиной, он будет смотреться ужасно. Поэтому, ваши комплименты я адресую своему огранщику, – говорила обычно Оленька слишком назойливым воздыхателям.

При этих её словах Пётр обычно довольно улыбался, покряхтывал и предлагал красноречивым поклонникам тост в честь его неповторимой супруги. Сам Петя никогда не делал ей комплиментов, редко говорил о любви. Но наблюдательная женщина иногда ловила на себе его пытливый взгляд. Например, тогда, когда она играла на рояле или читала детям на ночь сказку.

Он очень внимательно разглядывал её. Начинал всегда с волос, спускался по лицу, подолгу рассматривал грудь, и так доходил до самых каблучков обуви. После таких исследований он обычно говорил:

– Дорогая, что-то давно мы тебе ничего не покупали. Давай купим новое платье и шляпку?

Прелестница никогда не отказывалась от обновок. Хотя, на прошлой неделе она купила новую шляпку. Но шляпок много не бывает, как и платьев. На следующий же день они вместе отправлялись в магазин. Супруга примеряла наряды в примерочной и выходила к Петру. Он сидел на кушетке, курил трубку и говорил:

– Нет-нет, это платье слишком откровенно. Примерь ещё.

Она примеряла ещё одно, затем ещё…. Но все они, по мнению мужа, были «вызывающе откровенными». Тогда Петя описывал нужный фасон портнихе и та шила его супружнице то платье, которое мужчина считал скромным.

Как бы ни старался Пётр Николаевич скрыть все прелести своей супруги, красота её с каждым годом расцветала всё с большей силой.

А Пётр старел. Он много курил, каждую неделю выпивал с друзьями в таверне и играл в покер. К тому же, он сильно поправился и выглядел гораздо старше своих лет. Волосы его стали заметно реже, появилась лысина.

Госпоже Полуниной не нравилась настойчивость мужа в выборе её гардероба. Но она молчала. Считала это его капризом.

Сейчас молодая женщина вспоминала это с таким удовольствием! И даже с недостатками Петя был такой родной, такой заботливый в её памяти. Ах, как много бы она сейчас отдала, лишь бы он был жив!

Вбежала Соня, а хозяюшка так и стояла с гребнем в руках, задумчиво улыбаясь…

– Матушка, Ольга Дмитриевна! Вы ещё не причёсаны? Я уже всё простирала и развесила! Полчасика просохнет на воздухе, отутюжу и можно надевать. Экая ж вы мечтательная! Давайте я вам причёску сделаю.

– Нет, Сонечка. Причёску не надо. Лучше заплети мне такие две тонкие косички, как цыганки носят. И платья цыганские не утюжь. Я думаю, что в таборе у цыган нет утюга.

– Ох, какая же вы умная! И то верно!

– Ты тоже снимай косынку и расплетай косу.

– Хорошо. Я договорилась с Макарушкой. Он нас отвезёт к табору, чтобы никто нас в этих юбках не видел. Он ждёт на улице.

– Соня, а ты молодец! Я бы сама так ловко это не придумала. Сразу видно – личный секретарь! – гордо сказала Оленька.

Соня демонстративно встала, гордо подняла голову и начала шагать как цапля, высоко поднимая колени. Хозяйка громко и звонко захохотала. А Соня, видя такую реакцию, всё шагала и шагала…

– Всё, всё, хватит… – заливалась от смеха Ольга Дмитриевна.

Служанка подскочила к ней, обняла за плечи и прошептала со слезами радости на глазах:

– Голубушка моя, я готова так хоть вечно ходить, лишь бы слышать вас заливистый смех! Милая моя, родненькая!

Вдова вдруг осознала, что сейчас впервые засмеялась со дня гибели мужа. А ведь она всегда слыла хохотушкой в семье, приветливая улыбка редко сходила с лица.

Но теперь жизнь изменилась. Она поделилась на «до» и «после». Как теперь жить дальше? Вести себя скорбно «на людях», как это делают светские вдовы, а втайне от всех вести праздный образ жизни? Или стать отшельницей, уйти в своё горе и закрыться от мира? Ей больше нравилось второе. Как жить?

Соня смотрела так ласково, как маленький ребёнок смотрит на маму. Так Андрюша смотрел на Ольгу, когда впервые открыл глазки. Подумала о детях. С кем и как будут жить её мальчики, если она закроется от мира? С родителями мужа? Но они уже в возрасте. А у мальчиков всё только начинается. Петя прав, им нужна мать.

– Хорошо. – сказала она, глядя на портрет мужа – Я сделаю так, как ты хочешь.

Соня испуганно отскочила от неё, перевела взгляд на портрет и перекрестилась.

Акт 4. Табор

Макар высадил путешественниц прямо на обочине. За поворотом шла прямая дорога к расположению табора, а здесь деревья вдоль дороги закрывали обзор.

– Жди здесь – коротко бросила Ольга Дмитриевна Макару.

Макар молча кивнул. Соня уже бежала впереди хозяйки, поэтому Макар лишь махнул вослед. Конь хотел, было, пойти за двоими красавицами в ярких юбках, но Макар остановил его и отвёл в сторону от дороги пастись на траву.

Табор расположился на лугу. Кибитки и шалаши стояли широкой подковой, в центре которой горел большой костёр. Пела девочка, ей аккомпанировали гитара и скрипка. Издалека Оленька видела женщин и детей, которые что-то делали подле костра. Она вдруг начала говорить Соне какую-то ерунду, да ещё с цыганским акцентом, вставляя словечки на их языке. Та даже рот раскрыла от удивления и замедлила шаг.

– Ыды давай, чё встала! Всю правду расскажу, дай погадаю…что было, что будет. Скидывай башмаки! Быстро… – Ольга Дмитриевна была так убедительна, что Соня сняла обувь и спрятала её в свой узелок. Так же поступила и новоиспечённая цыганка. Затем она подняла с дороги землю и хорошенько выпачкала ею одежду и лицо Сони.

– Ох, Ольга Дмитриевна, как же я вас, оказывается, плохо знаю! Вы ещё и актриса прекрасная – промямлила Соня сквозь зубы.

– Это для правдоподобности – ответила хозяйка своим голосом – А ты будешь молчать. Скажем, что ты немая. Слышать слышишь, а говорить не можешь – бормотала она, натирая себя очередной порцией грязи.

Соня просто кивнула. Вдруг сзади к ним подошёл красивый черноволосый юноша в красной рубахе и с кнутом в руках. Оленька поздоровалась с ним по-цыгански, рассказала ему грустную историю о том, что они отстали от своего кочевого табора.

Молодой цыган что-то спросил у Сони. Было видно, что она ему понравилась. Но "великая актриса" объяснила, что сестра немая. Улыбка спала с лица юноши. Его чёрные глаза округлились и смотрели на Соню участливо и даже ласково. Он спохватился и повёл незваных гостей к очагу.

Мужчин в таборе было мало. Женщины и девочки-подростки готовили обед, остальные разучивали песню для выступления. Девчонка постарше пела, а два мальчика ей подыгрывали.

У самого младшего, лет семи, никак не получался пассаж на скрипке. Он постоянно останавливался, сердился на себя. И приходилось всё начинать заново. Уже все женщины начали обращать на него внимание, ругать его по-цыгански. Мальчишка чуть не плакал. Но рядом не было отца, который мог показать ему как правильно.

Оленька взяла у цыганчонка скрипку, присела на корточки и сыграла его пассаж в медленном темпе так, чтобы малыш мог его запомнить и повторить.

Мальчишка радостно размазал по своему лицу слёзы, кивнул чёрными кудряшками и так же медленно сыграл пассаж. Всё получилось. От удивления он громко хрюкнул и улыбнулся. Все вокруг засмеялись.

А юный скрипач сыграл ещё, и ещё, и ещё раз. С каждым разом он играл всё уверенней, постепенно увеличивая темп. Получилось! Дети исполнили песню на «Ура»! Матери и гостьи аплодировали стоя.

После такого фурора никто уже не сомневался, что незваная гостья «своя». Цыганки напоили чаем и, слово-заслово, история за историей, рассказали про тот злополучный вечер в трактире.

С ними было двое пришлых цыган из Ольховки. Там есть оседлые цыгане. Эти парни пришли оттуда пешком и ушли сразу после выступления. Звали их Зиндело и Шандор. Они знали все песни, хорошо подпевали, но старались быть «в тени», не привлекая к себе внимания. Денег за выступление не взяли, после поздравления юбиляра в трактире ушли ночью.

Всё, что было нужно, наши новоиспеченные цыганки узнали и собирались уже уходить. Как вдруг одна из женщин спросила Оленьку – не хочет ли та выдать замуж свою младшую немую сестру за её сына? И указала на юношу, который встретился им первым. Оленька улыбнулась, но ответила, что девушка уже засватана.