Цербер для непокорной

– Ты же слышал, врач сказала, что только через три недели известно будет, – хмурюсь, не понимая, что происходит.

– Вот именно, – произносит и медленно прикрывает глаза, откидывается на спинку стула и стискивает переносицу, будто от усталости.

И только сейчас я замечаю глубоко залегающие тени под глазами, ярко выраженную складку у рта, напряженные челюсти.

– До тех пор, пока есть вероятность, что носишь ты пацана, будешь есть все, что он захочет. А если он хочет борщ, значит, он его получит. Ясно?

К концу он отклоняется от спинки и подается вперед, чуть нагибаясь над столом и заглядывая мне в глаза. Смотрит сурово, давяще, и я сглатываю, а затем фыркаю и складываю руки на груди, отворачиваясь к панорамному окну. Бравирую, не хочу показывать перед этим человеком слабостей. Но в сердце все равно больно колит только от одной мысли, что интересует его только одно… Словно я – обычный инкубатор, от которого избавятся в тот же миг… Как только я перестану быть нужна…

Вскоре нам приносят то, что мы заказывали. На этот раз официант не трясется, а старается вести себя уверенно и без эмоций, но все же продолжает доброжелательно улыбаться.

– Прошу прощения за задержку, – с этими словами ставит передо мной тарелку борща, от которого у меня текут слюнки.

До этого момента я даже не представляла себе, что настолько голодна, но при виде блюда у меня снова бурчит живот.

– Свободен, – делает отмашку рукой Фарид и, наконец, отвлекается от своего телефона.

– Приятного аппетита, – произносит и берет приборы в руки.

– По этикету «приятного аппетита» желать может только тот, кто приготовил еду, – делаю ему замечание, желая хоть как–то уязвить.

И сразу же жалею, когда он медленно поднимает голову и впивается взглядом в мою фигуру. Однако вместо разъяренного окрика или чего похуже он лишь усмехается и фыркает.

– Этикетная такая, что ли? – слегка порыкивает, отчего у меня создается ощущение, что передо мной не мужчина, а зверь. – Что ж, значит, не «приятного аппетита».

– Хам, – выплевываю и быстро забиваю рот супом, пока не ляпнула чего похлеще, с меня станется.

Мама часто повторяла, что иногда мне стоит прикусить язык, иначе замуж мне такими темпами никогда не выйти. Выдыхаю, вспоминая ее слова, а затем тут же перед глазами возникает Дима. Сердце на секунду болезненно сжимается, а затем резко отпускает, когда перед глазами чуть темнеет.

– Что с тобой? – напряженный голос Галаева врывается в сознание резко и отрезвляюще.

Темнота с глаз спадает, так что я опускаю голову и делаю глоток воды с бокала, стоящего на столе. Мне легчает, и я качаю головой.

– Все в порядке, – и не вру, на данный момент все уже пришло в норму, но я делаю зарок относиться лучше к своему здоровью.

Уверена, что это может плохо сказаться на ребенке. Только хочу опустить руку к животу, но отдергиваю ее в последний момент, замечая, что Фарид наблюдает за мной, словно коршун.

– Прия… – осекаюсь, вспомнив, что недавно отчитала его за «этикет», но он уже ждет, ведь я начала говорить, так что приходится выкручиваться: – Приятного в твоем обществе мало, так что давай покончим с этим быстрее.

– Аналогично, – хмурится мужчина и приступает к трапезе.

Некоторое время между нами висит тишина, слышен только звон приборов. Утолив голод, с наслаждением откидываюсь на спинку кресла и рассеянным взглядом смотрю на вечереющий город за стеклом ресторана. Люди спешат по своим делам, машины заполняют улицы, я же жду, когда закончит Галаев. Тело слегка подрагивает, температура немного увеличивается от стресса. Даже не трогая лицо, могу сказать, как горят щеки. Периодически чувствую на себе взор Фарида, но стараюсь не обращать на это внимания.

– В общем, так, – вздыхает мужчина и смотрит на меня, более не отрываясь.

Мне приходится взглянуть ему в лицо, а вот оно ничего не выражает, просто высеченная из мрамора маска.

– Слушаю, – благосклонно киваю, старательно задвигая все эмоции под кубышку внутри себя.

– С работы, как я уже говорил, ты уволена, – начинает было он говорить, я же скриплю зубами, но возглас сдержать не удается:

– Это переходит все границы, личная жизнь никак не может касаться работы и… – экспрессивно взмахиваю руками, пытаясь убедить его в своей правоте, но вижу, что он лишь больше замыкается и хмурится.

– Об этом нужно было думать до того, как пролезать в мою постель, – обрубает он резко мой поток возражений.

Я открываю рот, наполняя легкие воздухом, от удивления чуть не задыхаюсь.

– На кровать это было меньше всего похоже, – ехидничаю, кривя соответствующим образом губы, отчего у него дергается глаз.

Видно, как его утомила вся эта ситуация, да и я сама, собственно говоря. В этом у меня есть талант, не отнять: раздражать людей до такой степени, чтобы они желали от меня скорее избавиться. Что ж, Лера, хорошая тактика, может и сработать.

– Я бы перевез тебя к себе для лучшего пригляда в эти три недели, – после паузы он снова начинает говорить, не обращая внимания на мои нападки, – но сегодня приезжают важные гости, так что надеюсь на твое благоразумие.

И смотрит таким взглядом, который пригвождает к месту. А–ля «лучше не делай глупости, девочка, иначе пожалеешь». Поджимаю губы, в то время как мысли мечутся, выискивая выход из сложившейся ситуации.

– По закону я обязана отработать четыре недели, – сияю, словно начищенный чайник, когда вспоминаю интересный пункт в законодательстве.

– У меня нет к тебе претензий, да и на место твое… – недовольно цедит, но я перебиваю, выставляю ладонь вперед:

– Ты меня не понял, – свожу брови на переносице и скрещиваю ноги внизу, чувствуя себя в такой позе чуть более уверенно. – Я настаиваю. И если не хочешь скандала по этому поводу, то…

Вот только договорить и обозначить свою окончательную позицию не успеваю, у мужчины звонит телефон. Он вздергивает бровь и подносит трубку к уху, вслушивается, а затем отвечает:

– Раньше прилетают? Понял, сейчас буду, – лицо светлеет, но когда он кладет телефон обратно в карман и смотрит на меня, благодушное выражение слетает с него, словно шелуха.

– Так вот… – продолжаю, наконец, пытаясь взять быка за рога, пока у меня есть на это силы.

Он не вслушивается, достает из бумажника купюры, часть кидает на стол, а часть мне. Отклоняюсь, с недоумением глядя на них.

– Это тебе на проезд до дома. Я поехал, – игнорирует меня, встает и, наклоняясь, произносит напоследок вымораживающим внутренности тоном: – И чтобы без глупостей, поняла? Из–под земли достану.

Его угроза, да еще высказанная таким спокойным голосом, вызывает по телу озноб, но я, превозмогая страх, вскакиваю и иду к выходу, толкая его плечом.

– В подачках не нуждаюсь, сама доберусь, – фыркаю и ускоряюсь, желая оказаться на улице раньше этого грубияна.

За мной на удивление никто не идет, так что до остановки я добираюсь без происшествий. Все время оборачиваюсь, но Галаева поблизости нет, так что в автобус сажусь с облегчением. И старательно игнорирую засевшую обиду в сердце. А после меня отвлекает звонок. Дима. Гулко сглатываю и нажимаю «принять вызов».

Делаю пару глубоких вдохов–выдохов и только тогда подношу трубку к уху.

– … Лера, ау, ты тут? – голос Димы теплый, вызывает у меня улыбку, приправленную горечью.

– Привет, Дим, как ты? – стараюсь не показывать, что расстроена, и, видимо, получается, раз парень ничего насчет этого не говорит.

– В офисе? Встречу тебя после работы, – произносит мягким тоном, еще больше вызывая во мне чувство вины.

– Я уже домой еду, не нужно, – качаю головой, затем смотрю в окно автобуса, глядя, как мимо по соседней полосе проезжают автомобили.

– Тогда устроим вечер пиццы? – не теряется он и делает предложение, которое раньше вызвало бы во мне воодушевление.