Я ждал тебя…

Антон был в этом осеннем саду совсем один. Перед ним лежали листья, которые он сгреб в кучи, – их нужно было запалить. Но перед этим Антон делал странное: он падал на листья и зарывался в них лицом. Боже, как они пахли! Грибной прелостью и пряностями, мокрой землей и перезрелыми яблоками! Антон рассмеялся молодо, задорно, сам не зная отчего. В его смехе не было никакого смысла, – разве что одна радость бытия, неимоверного удовольствия, что он живет на свете! Разное ему пришлось пережить, увидеть, перечувствовать, передумать, но никогда, никогда не допускал он мысли о том, чтобы наложить на себя руки. Всё-таки жизнь была для него каким-то священным даром, – и не ему было ставить в ней точку.

Антон катался в листве и посмеивался над собой: будто и не человек он был, а какой-то зверек, волчонок, – и приходил в еще больше восторг от этой мысли! Вот если бы он был псом, – тогда бы он зажил, наслаждаясь полной свободой действий, играя весь день напролет. А, может быть, и до Ярославля бы добрался, ведь ему уже не нужен был бы билет. Он был уверен, нашлись бы добрые люди, которые дали бы ему поесть! Антон заметил, что люди охотнее кормят собак, нежели других людей. А в Ярославле он сел бы напротив какого-нибудь храма, запрокинул бы свою лохматую морду и, слегка подрагивая хвостом, часами созерцал бы красоту, воплощенную в камне!

Странные мысли посещали Антона иногда, наподобие вот такой метаморфозы с собакой. Антон знал, отчего это происходит: его почти ничем не заполненному мозгу нужно было о чем-то думать, – вот он и пускался в такие невероятные мысленные перевоплощения. Антон запалил листья. Влажные, они почти не горели, а только тлели, испуская шипение. И зачем нужно было жечь листья? Потому что директриса распорядилась. Наверное, так делали, когда она была маленькой. У людей почти все привычки – из детства. И они не меняется, даже если в один прекрасный день доказывается их ошибочность.

Мать пришла только через три дня, – как показалось Антону, более изможденная и еле стоявшая на ногах. Сказала, что, наверное, заразилась от младшего сына. При этом от нее резче, чем в прошлый раз, несло водкой, – но Антон не решился ей об этом сказать. Она, конечно, пила, и он знал об этом, – но что это могло изменить в его отношении к ней? Ему было жалко ее, потому что она губила себя, – но мог ли он хоть как-то на это повлиять? Она сама должна была найти стимул измениться, но если ни он, ни его младшие братишки и сестра не были таким стимулом, – то, увы, Антон уже ничего не мог тут поделать. Главное, что она поела сегодня и накормила детей, что они все были более-менее сыты, а все остальное – просто ненужная философия.

Мать снова попросила денег, Антон сказал, что, как и в прошлый раз, деньги будут вечером, но он отдаст их ей при одном условии: что она купит себе теплые колготы и перестанет носить калоши на босу ногу. Остальными деньгами она может распоряжаться, как ее душе угодно. Она пообещала. Странно, но они до сих пор разговаривали через решетку, как будто этот барьер был непреодолим, ну или, во всяком случае, ни тот, ни другой не решались его преодолеть.

Антон снова стал думать, где достать деньги. На шахматы рассчитывать не приходилось, – их изготовление занимало слишком много времени, а деньги нужны были сейчас. И он придумал, с той легкостью, с какой придумывал многие вещи. Конечно, Антон не продумал ни процент успеха своего предприятия, ни возможные последствия от него. О, нет, конечно, в этом не было ничего криминального, ну… или почти ничего. По натуре своей Антон не смел бы причинить людям вред. Он был способен лишь на мелкое хулиганство.

Антон открыл в себе некоторое бесстыдство только сейчас, – но у него была веская причина на это: он помогал своей семье, помогал, как мог. Так получилось, что он стал инвалидом, так почему этим немного не воспользоваться? Должен же он получить хоть какие-то дивиденды за свои страдания. Впрочем, он долго не думал, знал, что если будет долго решаться, спасует.

Антон просто вышел за ограду детского дома, подождал немного, пока наберет ход и поравняется с ним отъезжающая машина, – и обрушился на ее капот. Ему было страшно; он очень боялся удара и боли, которую тот мог причинить, боялся, что его затянет под колеса, если водитель не успеет вовремя нажать на тормоза. Вообщем-то предприятие его было рисковое, – а что еще ему оставалось делать?

Антон проделал свой бросок под машину достаточно посредственно, неуклюже и ненатурально. Но за рулем сидела женщина, и она так испугалась, что ни на секунду не усомнилась в реальности происходящего. Лежать лицом на асфальте было не очень приятно, но вот уже испуганная автолюбительница, нервно дыша и отбрасывая волосы с бледного, как полотно, лица, склоняется над ним и начинает ощупывать. Здорово! Антон медлил, прежде чем открыть глаз, – он просто хотел продлить удовольствие от того, что кто-то касается его.

Но нужно было приходить в себя.

– Молодой человек, что же вы побежали?! Нужно же было сначала по сторонам посмотреть! – вопрошала женщина. – Вас не учили в детстве, как нужно дорогу переходить?

Антон сделал вид, что чувства возвращаются к нему, тихонько застонал, открыл глаз и принялся тереть голову. Только сейчас женщина заметила, что у него что-то не так с правым глазом.

– Это я что ли сделала? – произнесла она дрожащими губами, полностью обескураженная. Антон снова испытал мгновения восторга. Не зря он решился на это мероприятие! Так редко кто-то волновался и переживал за него, хотя, конечно, незадачливая автовладелица больше переживала за свою шкуру.

– Да нет, это у меня давно.

– Ну слава Богу! – воскликнула женщина, облегченно вздохнув.

– Но вот с рукой что-то… не могу понять… Очень больно! – зашипел Антон и вроде как с усилием поднял свою обезображенную руку. Он сделал так, чтобы она оказалась прямо перед самыми глазами женщины. Его рука имела вид очень жалкий, как будто переломанная в нескольких местах. Конечно, если разглядеть ее внимательно, становилось ясно, что это не переломы вовсе, а следствие деградации суставной и костной тканей, – но Антон не позволил разглядывать его внимательно, здоровой рукой прикрыв больную и скорчившись от страданий.

– Давайте, я отвезу вас в больницу! – предложила женщина. – Здесь есть поблизости госпиталь?

Было видно, что она паниковала, – именно то, что было нужно Антону.

– Но вас ведь тогда привлекут к ответственности, а я не хочу так, это ведь не только ваша вина, это я выскочил на дорогу… Давайте, я сам схожу в травмпункт; я придумаю, что там сказать. Не волнуйтесь обо мне!

Такое благородство тронуло женщину, она немного успокоилась.

– Вы уверены, что сможете сами дойти? Может вас все-таки подвезти?

– Не стоит! Думаю, это просто ушиб, – ответил Антон, попутно размышляя, не переигрывает ли он. Женщина тем временем перекинула с плеча сумку, достала кошелек и, порывшись в нем, протянула Антону деньги. Там было много, – во всяком случае, по его меркам.

– Не надо, у меня есть, – буркнул Антон, как будто обидевшись.

– Возьмите! Мне так будет спокойнее, понимаете? Наверняка вам потребуются какие-то лекарства, перевязки…

В ее глазах светилась надежда… Надежда на что? Что он не откажет? Антон протянул руку и, словно нехотя, взял деньги…

Глава 8

Всё, схема была обкатана, и Антон принялся с размахом ей пользоваться. У него в кармане лежали три тысячи рублей, – и это обстоятельство его неимоверно вдохновляло. Он не различал марки машин, – для него они все были одинаковые: четыре колеса и кузов, – что с них взять? Но, в любом случае, Антон понимал, раз у человека есть автомобиль, найдутся и деньги.

Во второй раз Антон решил выскочить из-за угла, – это, конечно, было более опасно, зато натурально. Как будто он спешил куда-то и неосторожно выбежал на дорогу. Иначе его могут заподозрить в том, что он специально поджидал автомобиль. Кроме того, было бы неплохо, если бы за рулем снова была женщина, – женщины, насколько он смог заключить, более чувствительные, пугливые, и, в конце концов, более сердобольные.

На сей раз машина ударила несравнимо жестче, так, что он отлетел на полтора-два метра, и его впечатало в асфальт. Какие-то птицы, море пернатых, одновременно захлопали у него перед глазами своими крыльями, и сквозь этот шелест Антон услышал лишь визг колес и почувствовал запах паленой резины. На какое-то мгновение он, кажется, потерял сознание.

Автомобиль затормозил слишком резко и травматично для шин. Из него, крепко выругавшись, выскочил молодой человек, а вслед за ним – его пассажирка. Парень тут же кинулся к Антону, который с трудом приходил в себя, – видимо, на этот раз он действительно сильно ударился головой. Посторонние звуки впечатывались в уши Антона ударами колокола, и он пока не мог разобрать чётко, что говорил ему молодой человек.

Он приказал Антону не двигаться и склонился над ним. Антон осознал, что играть свою роль дальше у него нет физических сил. Удар и падение просто выключили его. Тем не менее, он уже достаточно пришел в себя, чтобы рассмотреть водителя.

По виду это был успешный, состоятельный молодой человек лет тридцати. Одежда на нем была чистая, добротная, ароматная, – будто только что из магазина. Он был очень хорош собой: высокий, плотный, мускулистый и пышущий здоровьем. Серая майка под шерстяным пиджаком обтягивала его крепкий торс. Джинсы небесно-голубого цвета без единого пятнышка. Очень хорошая обувь. На шее красивая золотая цепочка с маленьким крестиком.

Но главное, – лицо! Оно было настоящим шедевром, с еще более голубыми, чем его джинсы, глазами, аккуратными дугами бровей, прямым носом, мягкими, правильными чертами и чувственным ртом. Интересно, догадывается ли этот человек, насколько он красив? Должно быть, догадывается, но, молодец, виду не подает. Он был очень прост в обращении, и Антон как-то сразу почувствовал в нем доброе сердце.

Не в пример его спутнице. Та, видя, что Антон пришел в себя и что крови нет, закурила сигарету, опершись плечом о их дорогой, надраенный до блеска автомобиль. Она наблюдала за разыгрывающейся перед ней сценой с доброй долей иронии. Внешне она была под стать своему спутнику, очень красивая, даже вызывающе красивая. Она была такая стройная и вся какая-то точеная, что вокруг ее стана так и хотелось обвить руки, как вокруг молодого деревца. Не очень высокого роста, она, тем не менее, значительно возвышалась на своих каблуках. Целая грива великолепных волос была собрана в хвост на затылке. Такая же дорогая, но не вычурная одежда, украшения…

Антон детально разглядел этих двоих, а они, давно привыкшие к тому, что на них постоянно кто-то глазеет, не обратили на это ни малейшего внимания. Похоже, что ему попались те самые люди из другого мира, с которыми он никогда не соприкасался и к которым боялся подойти.

– Любимый, поехали уже! Разве ты не видишь, он всё это специально подстроил? – слегка раздраженно сказала девушка. «Любимый» – Антон услышал незнакомое для себя слово, и оно тут же врезалось в его сердце. Интересно, каково это, слышать «любимый» в свой адрес? Он еще раз посмотрел на молодого человека. Нет, не зависть Антон испытывал по отношению к нему, но какое-то плохо объяснимое удовольствие, что вот, у кого-то на этом свете есть любовь. Они ждут встречи друг с другом, делятся друг с другом своими новостями, планами, успехами и неудачами. Вместе они – несокрушимая сила, потому что они поддерживают друг друга и не дадут упасть. Ну и что же, что она была внешне хладнокровна и брала в рот эту абсолютно не красившую ее сигарету? Антон чувствовал, что эти двое – горой друг за друга, что они одно целое, и испытывал трепет перед их союзом.

Он боялся ни их богатства, ни их состоятельности, – но их взаимного чувства, которое унижало его, наотмашь хлестало по щекам. Антон вдруг жутко застеснялся перед этими двумя своего одиночества, своей недолюбленности, – как будто им было до этого какое-то дело. Антону так захотелось превратиться в точку, исчезнуть из их поля зрения, ну, хоть сквозь землю провалиться!

– Да вижу я! – отозвался молодой человек. – Садись в машину, я сейчас приду. И включи, наконец, аварийку.

Потом он обратился к Антону. Взгляд его голубых глаз был спокойным и согревающее-лучистым; казалось, эти глаза видят Антона насквозь.

– Ты чего хулиганишь? Жить надоело? Или ты чего-то другого добивался?

– Ничего я не добивался! – предпринял Антон довольно жалкие попытки оправдаться. – Ты, мне, между прочим, руку сломал, в нескольких местах!

– Послушай, если бы я тебе руку сломал, да еще в нескольких местах, ты бы сейчас тут катался по земле и ревел от боли, понятно? Не стоит наживать хая на своих недугах, а это, – парень указал на скрюченную руку Антона, – у тебя, по всей видимости, давно. Не повезло тебе, брат, нарваться на хирурга…

С этими словами молодой человек поднялся с корточек; теплым сиянием подмигнул Антону золотой крестик. Ему нужно было идти, но он застыл над Антоном в нерешительности. Один Бог знает, откуда приходит в людские души жалость и сострадание? Может быть, ангелы спускают их с самых небес на своих крыльях? Ну и что же, что он хирург? Он всегда говорил себе, что хладнокровие нужно проявлять тет-а-тет с холодным скальпелем, а к людям нужно проявлять – человечность.

– Брат, тебе что, деньги нужны? – сощурив глаза, спросил парень неожиданно для Антона. Антон еле заметно кивнул. Хирург достал из кармана лопатник и дал ему денег. А еще какую-то карточку, на которой были написаны чье-то имя и номер телефона.

– Будет нужно что, звони. Слышишь? Позвони прежде, чем бросаться под колеса, – что-нибудь решим!

Антон еще раз кивнул и спрятал глаза под свою грязную челку, как пристыженный ребенок. Встреча с этим парнем отбила у него желание снова прибегать к такому методу зарабатывания денег. И, кажется, уже навсегда. Антон, пошатываясь, поднялся на ноги и побрел в свой детский дом, к себе в каморку. Ему было так стыдно, что он пытался обманывать людей, – и хорошо даже, что его разоблачили! Но при этом пожалели и дали ему, что он хотел. И всё-таки люди, по большей части, замечательны! Только вот он – самый худший из них.

В каморке его шатнуло и вырвало, как только он закрыл за собой дверь. Видимо, у него все-таки было сотрясение мозга…

Глава 9

Получив деньги, мать снова пропала. Тот час, когда они встречались у ограды, впечатался в мозг Антона на уровне инстинкта, и он каждый день выходил в это время к решетке в сад, – но женщина все не приходила. Один, два, три, – дни вереницей проплывали перед всё более грустным взглядом Антона. Он был подавлен и не знал, что думать, – именно потому, что думать, размышлять над ситуацией ему было страшно. Он боялся получить ответы на свои вопросы, – поэтому, сдавленно вздыхая, отходил прочь от ограды, погружаясь в привычные дела.

Как здорово, что у человека есть труд! Труд лечит душу, просеивая сумбурные мысли сквозь великое сито вселенского порядка. А ведь душа зачастую именно от мыслей и страдает. Душе многие вещи понятны от природы, да вот только из разума, как из улея, постоянно вылетают осы, – и жалят душу, не дают ей покоя, мучают сомнениями: а, может, так, а, может, этак… А труд занимает разум, и у души находится немного времени на отдых, а уж потом, глядишь, – и все встало на свои места. Антон не терял надежды, что совсем скоро его мама появится вновь, и уже заранее простил ей долгое отсутствие.