На своем месте, или Новые приключения следователя Железманова

– Ну, вроде того, – согласился следователь.

– Нет, таких прав у него не было. Он должен делать только то, что я скажу.

– Хорошо. Это мы с вами установили. Теперь такой вопрос: вы давали поручение Федору покупать продукты у Михайлова для трактира в Гавриловке двадцатого ноября?

– Нет, не давал. А зачем? На складе в Гавриловке и так продуктов полно было.

– То есть получается, что Кокунин самовольно поехал к Михайлову и от вашего имени потребовал отпустить товара на триста сорок пять рублей?

– Да, именно так и получается, – Савельев несколько успокоился, поняв, что представитель закона верит ему и угроза обвинения в мошенничестве миновала.

– Хорошо, а этот Кокунин давно у вас служит?

– Так вот уже пятый месяц пошел.

– И что можете про него сказать?

– Малый он расторопный, но прохиндей порядочный.

– Это почему? Ворует? Вы его ловили на воровстве?

– А чего мне его ловить? Я и так по глазам вижу, что прохиндей. Уверен, что не раз ко мне кошелек заглядывал.

– А что же вы его держали? Чего не уволили? – недоуменно вопрошал следователь.

– Так, где его взять такого, чтобы не воровал? Все воруют, кто меньше, кто больше. Надо только меру знать, не зарываться. А Федька – он человек образованный, училище закончил. Прогонишь его, а потом ищи того, кто хоть немного мозгами ворочать может, – не менее недоуменно ответил допрашиваемый.

– То есть в целом вы его службой были довольны?

– Пока да.

– И до двадцатого ноября никаких подобных историй у него не было?

– Нет, не было.

– А сейчас он где?

– Я его в аккурат с двадцатого ноября и не видел. Он и ранее мог исчезнуть на неделю. Я, конечно, ругал его за это, из жалования вычитал, а он клялся, что больше не будет.

– Где его искать, знаете?

– Нет, он комнату снимает на окраине, если там нет, то я не знаю.

– Может, зазноба какая имеется, друзья, родственники?

– Да не знаю я ничего. Я же не сторож ему, не родственник. Приглядывать за ним не обязан. Может, и есть какая зазноба, он парень молодой, так что должна быть, только я этим не интересовался. Я могу идти?

– Можете, только бумаги подпишите, – кивнул головой Петр, пододвигая протокол, чернильницу и ручку.

Савельев подписал документ, с озабоченным видом достал часы, посмотрел время и с видом сильно опаздывающего человека убрал их обратно в кармашек. Солнечный луч блеснул на благородном металле: часы были из серебра.

Допрос дал мало результатов. Следующим собеседником должен был стать унтер-офицер Рыбников, но его допрос следователь отложил на следующий день: присутственное время закончилось, ничего срочного, надо и самому отдохнуть, и самое главное – зачем портить вечер унтер-офицеру? Ему тоже завтра на службу, вот пусть и дает показания в служебное время.

Дома после обеда Петр Андреевич присел за стол, чтобы почитать. Тимофей крутился рядом, даже пытался устроиться на столе рядом с керосиновой лампой (так теплее и удобнее наблюдать за хозяином), но Петр решительно ссадил нахальное животное на диван:

– Не мешай, неужели не видишь, что я работаю? Или хочешь свернуть на пол лампу, устроить пожар? Хватит того, что ты уже пару раз чернильницы переворачивал.

Тимофей недовольно повел головой: «Ну вот, из-за такой ерунды дуешься. Подумаешь, чернила! Какой от них толк? Что, сметана это? И вообще, спать пора». Последняя мысль была продемонстрирована воочию: кот свернулся спиралькой на диване, положил голову на лапы, обернулся хвостом и начал кемарить. Саму же Петру Андреевичу выспаться в этот день было не суждено. Вначале молодой человек долго ворочался: из-за головы не лез Кокунин с его двумя уголовными делами сразу, а когда сон на мягких лапках стал, наконец, подкрадываться и обволакивать своими объятиями, то в дверь решительно постучали.

«Опять что-то случилось!» – подумал Железманов, не сомневаясь, что его сейчас выдернут на место происшествия. За год с небольшим службы он уже привык к таким подъемам, выездам в любую погоду, в любое время года и суток. Как обычно, в таких случаях, выступила Прасковья – домашняя работница Железманова. Со свойственным ей темпераментом она начала в очередной раз убеждать визитера, что ночью надо спать, а не шастать по чужим квартирам, не тревожить сон честных людей. Ни Петр, ни визитер, а это был рядовой полиции, даже не пытались возражать. Все равно бесполезно. Переубедить Прасковью в чем-либо было трудно. Петр Андреевич даже не пытался. Он просто не обращал внимание на реплики, молча одевался, а когда выходил из комнаты, мягко и даже заботливо сказал работнице:

– Иди спать, Прасковья. Поздно уже. Отдыхать тоже нужно.

Тимофей также не любил такие ночные подъемы: шум, свет лампы мешают спать, а еще он часто засыпал в ногах хозяина, а какой тут сон, если тебя скинули на пол и начали по этому полу ходить!

Не обращая внимания на привычное домашнее неодобрение его приверженности служебному долгу, Петр Андреевич вышел из дома в сопровождении низшего полицейского чина. У дома стояла повозка, и когда следователь и полицейский сели в нее, то страж закона стал докладывать, что час назад в участок пришел мещанин Уваров. Вид его был печален: избитый, в крови, в порванной одежде и страшно напуганный. Поначалу он даже не мог объяснить, что с ним случилось. Только минут через десять, немного успокоившись и выпив воды, он поведал, что стал жертвой ограбления: поздно вечером он подъезжал к Касимову в коляске. Неожиданно из-за кустов появились две страшные фигуры в белых одеяниях. Они избили несчастного и отобрали у него деньги. Сейчас потерпевший сидит в участке и ждет допроса.

– Все повторяет «Сила нечистая! Сила нечистая!», – добавил полицейский по дороге в участок.

– Почему? Он это как-то пояснил?

– Нет, просто повторяет, и все.

– Он сильно избит? Может, у него так повреждена голова и это вызвало помутнение сознания, он просто бредит? – спросил Железманов.

– Да вроде не сильно, на ногах держится, но физиономия вся в крови была.

– А врача к нему пригласили? Может, это все же бред? Может, с ним сейчас даже говорить нельзя?

– Никак нет, ваше благородие. Он вроде не просил и на ногах стоял, – ответил низший чин.

– А следовало, даже если нападение не вызвало у него помутнение рассудка, то все равно ему помощь нужна, перевязку наверняка сделать надо. Если он весь в крови, то, значит, ранен, а рану обрабатывать надо. Он же за помощью шел, а она в таких случаях должна быть многоплановой: и юридической, и медицинской. Он сейчас в таком шоке, что даже может не сообразить, что ему врач нужен. Надо думать о людях. Мы за это жалование и получаем, чтобы людям помогать, а не просто приказы исполнять, – начал бурчать Железманов.

– Виноват, ваше благородие, – растерянно ответил полицейский.

– Тем более что врач живет буквально со мной на одной улице, надо было сразу за ним заехать, а не везти меня в участок, – продолжал бурчать следователь. Потом распорядился: – Нам тут до участка совсем чуть-чуть осталось, я сам дойду, а вы возвращайтесь назад на Малую Мещанскую и позовите врача.

Полицейский стал разворачивать повозку, и Петр Андреевич пешком направился в участок. Там в первую очередь его взгляд упал на потерпевшего, который сидел в центре комнаты на стуле. Вид у него действительно жалкий: одежда порвана, глаз заплыл, губа рассечена. Кровь ему обтерли, но было видно, что помощь врача будет не лишней. Железманов еще раз высказался по поводу медика:

– Если послали за мной, то можно было послать и за доктором. За врачом Кауфманом идти недалеко. И он никогда в помощи не отказывает.

Кауфман был местным земским врачом. Время от времени он помогал следователю: проводил освидетельствование избитых, выезжал на убийства и даже проводил вскрытия. Затем Петр повернулся к потерпевшему:

– Как вы? Говорить можете? Сейчас придет врач, он поможет.

Потерпевший вцепился руками в стакан воды, одновременно и кивнул, и мотнул головой. Все это говорило о сильном нервном потрясении.

– Помогите, господин следователь! Они меня чуть не убили!