Придёт же такое в голову! Юмористические рассказы

– Вынимать ничего не надо, – сказала жена Сидоренко деловито. – Она всем руководила, а он стоял в стороне, не вмешивался, только слушал. – Вот тебе держи-ка листочек.

Тут взошла луна, и стало, как по заказу, всё хорошо видно. Листок бумаги был обычный. Видно не хотели тратиться на дорогую бумагу, а может быть, знали, что это не имеет никакого значения. Я положила листок на подставленную Сидоренко мужем спину и стала писать под диктовку. Времени ушло немного, потому что думать и формулировать ничего не надо было, текст-то был стандартный.

– Так наверно и подпись нужна? – спросила я, поставив, наконец, точку.

– Умница. А как же! – похвалил Сидоренко муж радостно, – Обязательно даже нужна. Документ ведь все-таки.

– Наверно кровью, для верности? – спросила я.

– Пожалуй, давай кровью, – сказала супруга Сидоренко, – А то чернила – вещь непрочная, могут смыться. Давай, для верности, кровью.

Я протянула ей палец, как медсестре для анализа, она его в момент проткнула и кровь закапала на песок. Я расписалась, а она тут же протянула мне кусочек ватки.

– Это, милая, чтоб инфекция не проникла. Понимаешь? – сказала она заботливо.

– Как не понять? – подумала я, – Неизвестно чем палец-то проткнула, милая. Как же инфекции не проникнуть? Не только вы ситуацию контролируете, – похвалила я сама себя – Я тоже, дорогие мои, держу ухо востро.

Потом всё пошло быстро. Они меня подхватили с двух сторон, как инвалида поддерживают добровольные помощники. Только разгуливать со мной по берегу, естественно, не стали. Сидоренко муж сказал: «Мы тобой довольны. Не ожидали, что всё так быстро сладится, думали, начнёшь капризничать.»

– Ну что, – спросил он жену, как космонавт, – готова, мать?

– Я всегда готова, – отрапортовала она, ставя некстати «я» и отступая тем самым от устава.

А он, хоть и был мужчина строгий, но на этот раз придираться не стал к ней. Некогда было в последний момент заниматься всякой ерундой. И так как, безусловно, на этом этапе он был главный, то он и стал отсчитывать, как положено, от десяти назад и, когда от десятки не осталось ничего, прогремело знакомое всем с детства «Пуск».

Я почувствовала, как они напряглись, оттолкнулись от песка и поднялись вверх вертикальным взлетом, немного подержались в воздухе и, выбрав направление, полетели в темноту, неся с собой груз.

– А ведь и при подъеме на воздушных шарах берут мешки с песком, – вспомнила я ни с того ни с сего.

– Почему же они свое-то эфемерное тело никуда не сдали? Как же они-то сделались такими легкими без всяких затрат и без крови?

Но отвечать на мои вопросы уже было некому.

– Раньше надо было спрашивать, – в отчаянии оттого, что уже ничего нельзя было узнать и тем более поправить, подумала я.

Оказалось, что никаких острых ощущений, которые они мне наобещали, и нет, а были одни сплошные неудобства.

Мы летели низко, и мои ноги скребли по воде. Брызги летели во все стороны, и я скоро совсем замерзла и оглохла от ветра, который свистел, как и положено, в ушах.

– Придется потерпеть немного, – уговаривала я сама себя, стараясь оправдать временный дискомфорт, – наверно, не могут сразу набрать высоту.

Я хотела им напомнить про себя и про ноги, раскрыла рот, но никакого звука не получилось. Что-то уже начало, видимо, ломаться и портиться внутри меня оттого, что не было эфемерного тела.

Они потом и сами заметили, что не всё в порядке. Он ей кивнул, и они поднялись повыше.

Со мной уже никто не разговаривал. Ветер свистел, и было очень холодно.

– Куда же они меня тащат? – думала я, – Зачем я им? Такой груз!

– Ну, всё, хватит, – сказал Сидоренко, – Хорошенького, как говорится, понемножку.

Они разжали руки. Раздался грохот, как будто в реку упал человек.

А потом они вообще куда-то уехали. А я так и осталась лежать на дне реки.

Смотрите, кто-то ушёл!

Жил Деюро где-то, затерянный в огромном Мегофорлинде. Там было все сразу – и сельское хозяйство, и промышленность и все это раскинулось на огромных площадях, все равно, в каком направлении идти по компасу – на холодный ли, леденящий душу Север, или на, манящий своей непомерной жарой и богатый витаминным столом, Юг, на цивилизованный ли Запад, привлекающий простаков обилием всевозможных купюр и наличием экологических катастроф, неизбежных в местах скопления большого количества людей.

Кстати, совершенно забыли про Восток, без которого обойтись никак нельзя, так как с той стороны ежедневно восходит известное всем светило, греет нас и освещает все те безобразия, которые, если бы не свет, и видны бы никому не были.

Единицей измерения в те времена была польза и степень ее извлечения не из какого-нибудь корня квадратного, а из взаимодействия человека с человеком.

Когда еще Деюро только родился, то сразу и подумал: «А какая, собственно говоря, мне от этого польза будет?» Оглянулся вокруг – всё как-то необустроено, дико. С ужасом подумал: «Эх, буду жить – только мучиться». Но раз родился, надо как-то приспосабливаться, знакомиться с обстановкой, обустраиваться».

Принесли его к матери, и принялся он завтракать, потом и отобедал, и отужинал, давясь, так как пища была весьма однообразная, зато калорийная и не за какими продуктами в магазин бегать не надо. Считайте, что повезло ему, потому что не лишили его удовольствия прикоснуться, а затем бережно хранить полученную информацию в сознании и подсознании.

Затерянное в недрах Мегофорлинда существо, что может оно сделать, какие запланированные подвиги может оно совершить, если вокруг столько препятствий, на преодоление которых расходуются все душевные силы, мощность накачанных мышц и накал разума, имеющий к концу дня такую температуру, что хоть вызывай пожарное подразделение в полной амуниции и с брандспойтом наперевес.

Да и с пожарным подразделением, естественно, легче не станет, сейчас же начнутся расспросы, вопросы и допросы. До конкретной помощи дело может и не дойти.

Нет, не станет вам легче от того, что они выльют вам на голову очередной ушат воды. Одни полы после них вытирать – сколько времени уйдет, да и наследят, как водиться, и все кругом поопрокидывают, оправдываясь, что служба такая.

Жизнь Деюры была совершенно серая на цвет и беспросветная.

Принимая участие, наравне с остальными, в броуновском движении, он столкнулся однажды с существом, имеющим противоположный заряд, после чего началось, как водится, громкое мяуканье по ночам, заставляющее соседей просыпаться и искать защиты у милиции.

Но милиция, к таким вещам, надо отдать ей должное, всегда относится достойно и с пониманием. Так что соседям, занимавшимся доносительством, пришлось утереться и переключиться на другие проблемы.

К глубокому сожалению, подруга, а особенно жена, которая сразу начинает полнеть от сытной замужней жизни, наголодавшись до этого, занимает слишком уж много места. И в малогабаритном помещении непросто найти свободный уголок, чтобы укрыться от ее домогательств.

Мало пользы от такого существа при ближайшем рассмотрении. Слишком много помады на губах, буквально всё перемазано, а смыть и оттереть – практически невозможно. Некстати здесь дает о себе знать высокое качество изделия.

В результате, наш герой остается один, потом следуют новые витки безрезультатного поиска подходящего варианта, а тут уж и старость подошла и связанная с ней потеря товарного вида, волос и зубов.

Конечно, все это можно опять вставить, нарядить на голову шапку, но внутренняя усталость окрашивает лицо в такие тона и придает ему такое унылое выражение, что люди просто бояться приближаться, подчиняясь инстинкту самосохранения.

И тут вдруг, ближе к вечеру, начинается просмотр какого-то интерактивного серила – сначала идет первая серия, в которой намечается завязка в сюжете. Видит он, будто бы, приходит к нему в гости не молодуха, искрящаяся энергией, а пожилая пенсионерка со своими проблемами, кстати, очень курносая, что для девочки, возможно и привлекательно, а пожилую даму уже перестает украшать, и просит она у него косу. «Дай-ка ты мне, милый человек, косу. Наметила, – говорит она, – я покосить тут, а то уж слишком всё заросло, да и на корм скоту, сам знаешь, необходимо сено».

– Ну, дам я тебе косу, – говорит он, – а мне какая от этого будет польза? Чем ты мне за это отплатишь?

А она говорит: «Не сомневайся. Я женщина памятливая, если что, где, когда обещала, выполняю, относясь к порученному делу и взятым на себя обязательствам ответственно и соблюдая намеченные сроки».

На другую ночь демонстрируется ему уже последующая, вторая серия, как потом выясняется с помощью телепрограммы, последняя. Причем, происходит опять не пассивное созерцание, а снова интерактивное действие, со всеми сопутствующими ощущениями, но без вашего согласия на участие в съемках.

Понимает он, что стоит на широком поле, и, как будто, он – трава, наряду с другими ему подобными.

Пригревает солнце, он млеет и нежится, глядя на облака и голубое небо.