Деяние Луны
– Сейчас нельзя, – в тёмных глазах была горечь. – Без леса Данила не выживет, а здесь нет просторов, которые нужны волчонку.
Ладонь скользила по спине вверх-вниз, успокаивая сотрясающееся тело, которое в отчаянии жалось к ней:
– Ты должна вернуться, – губы мимолётно коснулись лба и тут же отстранились, – ради него и себя.
Валя ничего не могла сказать в ответ и потому лишь с силой сжала подругу, боясь отпустить от себя. Елена была для неё ветром свободы и, лишь находясь рядом, она чувствовала его дуновение, ощущая терпкую смесь городского смога и хвойных веток, соль людского пота и запах мокрого асфальта.
Сделав глоток, женщина поставила чашку на стол и бросила взгляд на часы. Прошёл всего лишь час с ухода детей, а ей казалось, что целая вечность. Как они там? Все ли в порядке? Мысли о них не давали покоя. Валя переживала о каждом, успев привязаться за короткий срок даже к гостье, которая незаметно перетянула все внимание на себя. А как иначе? Ведь Нина была человеком, тем, кто в разы слабее их. Любая болезнь, травма может поставить её жизнь под угрозу, и женщина боялась, что остальные этого не понимают, и их игры, шутки, могут оказаться смертельными для девушки.
С приходом Нины в их дом, все изменилось. Если бы кто-то посторонний сравнил их жизни, ту прошлую и эту, то ничего бы не заметил. Дети все так же шутили, играли, а муж был занят работой и делами на благо деревни, но от её взора ничего не ускользнуло. И Валя радостно наблюдала за тем, как семья пробуждается от многолетней спячки, и малыши, которые добровольно заперли себя в темницу, вдруг начали выглядывать из приоткрытой двери.
«Только бы не захлопнулась», – возносила она по ночам молитвы к богам, желая, чтобы дети всегда искренне смеялись, а не сливались с выбранными масками, превращаясь в мумии. Все, любимые малыши, муж, на её глазах постепенно превращались в пустых людей, лишаясь остатков человечности. И когда Валя уже смирилась со своей участью, внезапно появилась Нина, потрясся всех до основания, одним лишь взглядом разрушая воздвигнутые преграды.
«Маленький хрупкий человечек», – нежная улыбка коснулась губ, и ласка мягкими волнами омыла сердце при мысли о зеленоглазом ребёнке, который с любопытством познавал их мир.
Единственным, кто старался обратить все вспять, был Константин. И Валентина понимала почему. Ведь сама долгие годы жила с ненавистью в сердце, а когда ты так долго испытываешь злость, любить потом сложно. Это чувство начинает приносить боль, и страшные мысли и действия, которые когда-то казались правильными, вдруг становятся мерзкими, пачкая душу алыми пятнами.
«Он был свидетелем бойни», – шептались в деревне долгие годы, пока мальчик зализывал раны. Жителей не волновала боль, которую приносили их расспросы, главное, узнать подробности первым и передать соседу, вновь пуская волну домыслов по посёлку. Ясенские выжили. Это пугало всех, потому что никто не знал, какими способностями обладает королевская кровь, раз смогла противостоять силе варгов. Но принц не с кем не делился обстоятельствами, за краткий миг превратившись из весёлого малыша, каким знала его Валя, в угрюмого ребёнка, который мог часами сидеть на подоконнике, разглядывая лес. Так проходил дни, недели, месяцы. Костя помогал по дому, болтал, но в серых глазах больше не было жизни, они превратились в зеркала, которые лишь отражали чужие эмоции, пряча свои глубоко внутри. Но так не могло продолжаться вечно, и сначала Данила, а потом уже и вся семья смогли вызвать улыбку на его устах, которая яркими огоньками вспыхнула в глазах, лишь на миг приподняв суровую маску.
«Любить страшно, Любить больно, – однажды сказала она Константину, и увидела, как ноздри резко дёрнулись, а спина напряглась, – но можно». Валя надеялась, что он поймёт и перестанет избегать девушку, но племянник оказался слишком упрямым.
«Чувства не то, что можно запереть под замком», – бросила вновь ему, когда юноша накричал на отца за то, что гостью подвергли тем обязанностям, которые выполняют они, дети Николая Орлова. Он пришёл в ярость, узнав, что Нина потеряла сознание на улице, но так и не смог пересилить себя и подняться на второй этаж, потому снова сбежал, сославшись на важные дела. Но даже так, его незримое присутствие всегда ощущалось во всем. И каждый раз, когда над гостьей нависала опасность, принц врывался в дом, сбивая все на пути в своём стремлении оказаться рядом с ней.
Но племянник всегда замирал у двери, то в нерешительности поднимая руку, чтобы постучать в собственную комнату, то задумчиво касаясь ручки, прислушиваясь что происходит там, по ту сторону деревянного полотна.
«Костя», – Валя видела смятение на лице юноши, ощущала его страстное желание быть с Ниной и жуткий страх в глазах оттого, что, сделав это, больше не будет, как прежде. Он единственный, кто не понимал, что, как раньше, уже не будет никогда. Можно трусливо бегать от чувств, прятаться, но они все равно настигнут и сломают, если сопротивляться. Женщина понимала его нежелание смириться с тем, что происходит, но то, что вытворял сын больше сердило, чем вызывало сострадание. Костя вдруг решил воспитать в Нине ненависть, чтобы насладившись болью, закрыть своё сердце навсегда.
Но то, что решил потерять Костя, вдруг захотел сохранить Данила, внезапно проявив интерес к девушке. И теперь его взгляд преследовал Нину, искрясь радостью в тот момент, когда та обращала на него внимание.
«Почему? – мать семейства не понимала того, каким образом её мальчики влюбились в одну девушку. Ведь это невозможно. Обряд всегда перечёркивал старые чувства, и вернуться назад никто не мог. Он разрушал и спасал семьи, давая шанс на новую жизнь, но те, кого соединил ритуал, не могли жить друг без друга. Смерть забирала обоих, где бы они ни были. Если один погибал на поле брани, то сердце второго останавливалось, не желая биться без любимого. Здесь же все по-другому, но Валя не сомневалась в том, что чувства детей были искренними. О том говорили невысказанные слова, действия, взгляды. То, что нельзя было спрятать, как бы ни старался.
«Что же делать?» – впервые Валя решила положиться на судьбу, надеясь, что она расставит все по своим местам и сохранит её сыновей.
Снова взгляд на часы. Уже двенадцать, а мужа так и нет. Неужели что-то случилось? Бросив чашку в раковину, женщина накинула на себя пальто и выскользнула за дверь, намереваясь пойти к дому собраний. Её всегда тревожило, когда Николай был там. Слишком явно демонстрировали старейшины свою нужду в молодом воине, и эта зависимость казалась ей наигранной.
Ощущение того, что им копают могилу никогда не уходило. Интриги змеиным клубком крутились вокруг семьи, отравляя своим ядом. Да, она принцесса, и грех пойти против королевской крови, но муж – обычный кузнец, а дети – мутанты, в которых видят угрозу. И пусть Натали никогда не обращалась, а Данила защищает поселение наравне с отцом – им этого всегда будет мало. Всегда…
Словно на крыльях пронеслась она по улицам деревни и остановилась у дома собраний, чтобы отдышаться. Нельзя было выдавать своё волнение иначе кто-нибудь из старейшин смог бы догадаться. О чем? Она не знала, но просто показывать то, что боится, что не доверяет, не могла. Любое подозрение с их стороны и шаткий мир будет разрушен.
В коридоре её встретила беловолосая старуха. Сколько себя помнила Валентина, она всегда была тенью Елисея, сливаясь с окружением так, что редко бросалась в глаза. Вот и сейчас Валя её не приметила, пока не услышала дребезжащий голос, раздавшийся за столом:
– Доброе утро, Валентина Николаевна.
«Скорее, уж добрый день», – подумала та, улыбнувшись в ответ: – И вам Доброго. Мужа моего не видели?
– Он у главы. Сейчас решается важный вопрос. – старуха нахмурилась, и несколько волосинок, которые когда-то были бровями, покачнулись на морщинистых складках. – Группа до сих пор не вернулась с разведки, а от поискового отряда вестей нет. Старейшины думают послать ещё один, чтобы выяснить, в чем дело.
– Николай достаточно делает для деревни, – Валентина с трудом сдерживала вспыхнувший гнев. Она поняла, что задумали старики, которым явно претило соперничать с молодым и весёлым кузнецом в популярности. Ну да, кто захочет выбирать мумию, когда есть тот, кто сможет оживить этот склеп.
– Он – лучший.
Решив не вступать в спор, женщина прошла дальше и села на скамью, ожидая супруга. Толстые стены здания хорошо защищали зал, и подслушать не получалось, как бы сильно Валя не напрягала свой тонкий слух.
– Ну что там? – она в нетерпении бросилась к мужу, когда дверь отворилась и тут же затормозила. Николай шёл не один. Позади был Елисей, сияя довольной улыбкой.
«Он выиграл», – пронеслось в голове Вали и сердце рухнуло куда-то вниз.
Победа главы несла только беды семье. Ведь аппетиты старика росли. Хоть он не мог соперничать с королевской кровью в способностях, интриги плёл умело, сначала решив подсунуть Вале младшего сына в супруги, а потом, когда потерпел неудачу, попытался свести внучку с Костей, надеясь, что та не упустит такой лакомый кусочек.
«Он не успокоится, – женщине хотелось оказаться как можно дальше от этой заспанной деревни. – Найдёт лазейку и не позволит опекать малыша, когда тот родиться. Или…» Догадка вспыхнула в голове: «Нас убьют. Ребёнок Кости и Нины залог власти и процветания полукровок. Если есть он, мы не нужны».
Елисей жаждал власти, а её семья была лишь ступенькой к желанному трону, последняя самая недостижимая для него высота.
– Я хотела с тобой поговорить, – начала была Валя.
– Потом, – ответил Николай и, взяв жену под руку, кивнул старейшине на прощанье.
Быстрым шагом направился мужчина вниз, таща следом за собой жену, и отрезая любые попытки завязать разговор. Всю дорогу они шли молча, так стремительно, что Валентине приходилось бежать, чтобы не отставать от супруга.
– Что ты хотела? – наконец выдохнул Николай, как только за ними закрылась дверь.
– Я хочу уехать отсюда, – вдруг выпалила женщина, и тут же поняла, что именно к этому решению все время стремилась. И эта спонтанность помогла ей определиться.
– Куда?
– Все равно. В город, в другую деревню. Главное подальше отсюда.
«Странно, он не спросил почему. Неужели тоже хочет? – Валя силой подавила в себе зарождавшуюся радость. – Ещё не время, он пока ничего не сказал».
– От чего хочешь сбежать. От меня?
– Нет, – она в страхе затрясла головой, боясь, что не поймёт. – Мы здесь не под охраной, мы пленники.
– Я не могу, – ответил Николай. – Я поклялся защищать деревню.
– Ты должен защищать королевскую семью,– не выдержала Валентина. – Я и мои дети потомки Фенрира. Нет ничего ценнее нашей крови. Ясно! Ты обязан быть с нами, не хочешь в роли отца и мужа, будешь в роли телохранителя. Но здесь тебя не оставлю, не хочу, чтобы старейшины шантажировали тобой.
– А я, по-твоему, что делаю? В дружбу с ними играю, капризы выполняю. У пса заборного и то свободы больше, чем у меня. Для кого это делаю, скажи? – вспылил мужчина. По чёрным глазам прокатилась золотая волна, и Валентина сделала шаг назад, испугавшись ярости мужа. – Ты забыла, что они сделали с Данилой? Старейшины ведь специально молчали, зная о профилактике, зная, что у нас родится такой… такой…– Николай захлёбывался яростью, пытаясь сдержать ее. – Помнишь, что сказал Елисей? Мне пришлось засунуть своё самолюбие подальше, и принести эту поганую клятву, чтобы оставить сына в живых. Или он или деревня. Они не идиоты и прекрасно знают, что я выберу, если придётся.
– Кого?
– Нас, – могучие руки обвились вокруг тонкой талии и сжали так, что женщина почувствовала, как скрепят от натуги кости, пытаясь совладать с чужой силой. Но эта звериная ласка была ей приятна. – Ты думаешь им мало жены революционерки? Детей, который идут наперекор традициям. Хочешь, чтобы у нас совсем не осталось шанса? Пойми, мне нужно быть их орудием, чтобы контролировать. Быть, как можно ближе к ним, чтобы ни одна мысль не проскочила мимо меня.
Нина Самохина
– Гол! – заорал судья, когда мяч, пролетев между раздвинутых ног, мощным ударом чуть не сломал штангу ворот.
– Ого! – поразилась я, понимая, почему вратарь не сделал попытку остановить удар. Скорых тут нет, а получить перелом в таком столкновении было бы легко.
– Какого хрена! – Данила с багровым лицом заорал на парня, яростно размахивая руками/ – Ты слепой? Рук, ног нет? Вырву, лучше играть будешь?
«Да, он явно не церемонится», – несмотря на наши каждодневные стычки, таким эмоциональным я видела его впервые. Юноша обычно бросался колкими фразами, вступая в перепалку, а потом уходил, демонстративно хлопнув дверью.
Мяч вернули на поле, и Артем бросился за ним, подцепив сзади ноги девушки, которая рванула на перехват. Та упала, как подкошенная, взрыхлив ногами снег, но парень даже не обратил внимание и продолжал мчаться поперёк поля, обходя лес чужих ног.
Удар!
– Давай! – не выдержала я, наблюдая, как мяч взмывает вверх, закручиваясь тугой спиралью, и уходит за ворота.
– Мазила! – сложив руки рупором, выпалила Катерина, щедро сдабривая крик свистом.
– Просто не повезло, – вступилась я за него.
– Не повезёт ему после игры, когда Данила за проигрыш голову оторвёт, – рассмеялась девочка. – Вон, как бесится.
Я проследила взглядом за её рукой и увидела, как юноша тычет пальцем в небо.
– Отправит туда?
– Он сможет, – утвердительно качнула головой малышка, и снова завопила, обращаясь к игрокам. – Что вы, как беременные лемминги на поле. Скучно!
– Не подначивай, – на поле росло напряжение, и поведение девочки лишь добавило пороху.
Даже Костя веселился с выходки сестры, показав ей большой палец. Ну да, ему-то было явно проще, чем остальным. Лениво обходя соперников, парень вступал в игру лишь тогда, когда мяч опасно приближался к воротам, норовя нырнуть за спину вратаря. Он, как призрак, возникал из вороха снежинок, молниеносно выбивая его из-под ног игрока.
– Пусть шевелятся, а то распустил свою команду Данька.
– Я… – голос надломился, когда взор пересёкся с голубыми глазами. Брови над ними под углом свелись к переносице, образуя вертикальную морщинку на обычно гладком лбу.
– Что? – переспросила девочка.
– Да нет, ничего, – едва слышно произнесла я, словно в трансе наблюдая за Данилой. Белые волосы на солнце искрились перламутром, светящимся нимбом обрамляя лицо парня.
«Голубые глаза, серьёзно? Как могла увидеть со своей близорукостью?»
Находясь далеко и не видя толком лица, моё воображение всегда вызывало в памяти образ небесной синевы, по крупицам воссоздавая каждую эмоцию парня.
«Никогда бы не подумала, что так хорошо его знаю».
Получив мяч, Данила начал петлять по полю, сбивая с толку игроков противника, прощупывая слабые места и ища подходы к воротам. Артем тенью следовал за командиром, охраняя от нападок. Влево, вправо, диагональ, сложно было предсказать, куда в следующий раз скользнёт тело, уходя от атаки соперников. Вдруг резкий разворот на средине поля и мяч полетел в воздух. Артем тут же подпрыгнул, взорвав под собой снег. Закрутил тело, превращая его в перевёрнутую запятую, и, ногами перехватив мяч, послал его в ворота.
Сердце замерло, наблюдая, как тот ударился о штангу и отлетел, боковым зрения видя, как парень, перевернувшись в воздухе, спокойно приземлился на ноги и сразу рванул вперёд. Но Данила уже был на страже. Метнувшись в сторону, он легко увёл мяч за собой, избежав атаки Константина, который пытался выбить его ногой.
Назад, влево, рывок в сторону и снова вперёд. Словно паук он плёл свою паутину на поле, не сводя глаз с вожделенных ворот. Несколько игроков бросились наперерез, чувствуя опасность, но Данила легко расправился с ними, молниеносно скользнув меж тенями, словно проходя сквозь людей.
Снова удар, и мяч полетел по немыслимой траектории.
– Ну же! – невольно сорвалось с губ. – Блин!
Меня горьким сожалением накрыло в тот момент, когда мяч ввинтился в перекладину:
– Это несправедливо.
– Позёр, – Натали лишь на миг оторвала взгляд от книги, обратив внимание на брата. – Об игре не думает.
– Как не думает? – в это сложно было поверить, ведь он угрозами сыпал на свою команду, требуя победы любой ценой. И сам буквально жил у вражеский ворот. – Он уже второй раз пытается забить за несколько секунд. И ничего. Не честно!
Я боялась, что Катерина опять начнёт кричать, заводя брата, но девочка смолчала, с азартом наблюдая за игроками.
«Умничка!» – облегчение накрыло с головой. Данила итак дышал яростью на поле, и подначивать его в такой момент было бы опасно, иначе взорвётся. Правда… на миг в глубине шевельнулось любопытство. Захотелось узнать, сколь разрушителен бывает его гнев.
«Будто этого не знаю», – отдёрнула я себя, вспоминая руки на моей шее и понимая, что та злость была лишь слабым отпечатком необузданного бешенства, которое царило сейчас на поле.
Атаки на ворота понеслись волна за волной. Мяч высекал искры, скользя вокруг них, то соприкасаясь с перчаткой вратаря, который выбивал его подальше, то улетая куда-то в сторону, скрываясь в снежных брызгах. Следуя примеру Данилы, игроки начали таранить ворота со всех сторон, видно не на шутку испугавшись за свою жизнь, и вскоре паника воцарилась на Костиной половине поля. Футболисты метались из стороны в сторону, пытаясь отбить атаки, и лишь их командир оставался спокойным, с усмешкой наблюдая за творящейся вакханалией.
– Не стой столбом! – донёсся чей-то крик с поля и я увидела, как мяч, словно пушечное ядро, устремился к сетке, угрожая разнести все на своём пути.
Костя, моментально стряхнув ленивый взгляд, тут же метнулся наперерез и мощным ударом отправил его в лоб Артему, который не успел увернуться и лишь громко вскрикнул перед тем, как упасть на спину.
– Он живой? – было сложно поверить, что человек может оклематься после подобного.
«Что с ним? – будь мяч чуть поменьше, то с лёгкостью мог пробить голову насквозь.– Почему не встаёт?»
– Череп крепкий, оклемается, – словно прочитав мои мысли, ответила Натали. Голубой глаз на секунду показался из-под чёрных прядей, с интересом окинув футбольное поле. – Не волнуйся.
– Да как так можно! Он же специально ударил в него. Зачем?
– Кто знает, – Катя хлебнула из термоса чай, и затем тыльной стороной ладони вытерла несколько травинок, что пристали к губам, – мальчишки.
За кого болеет девочка я так и не смогла понять, потому что брань в равной степени сыпалась на обе команды, когда те не утоляли её тягу к зрелищам. Никогда бы не подумала, что эта малышка может быть настолько азартной, подначивая даже меня сделать ставку.
Данила без устали терроризировал команду противника, молнией метаясь по полю, и вот наконец мяч в очередной раз полетел в сторону ворот.
«Пожалуйста», – ни одно сердце не могло оставаться холодным, наблюдая за стараниями парня. Даже поддерживая Костю, я видела, как тот позволяет брату выплеснуть эмоции на поле, наверняка это лучше, чем разносить дом при вспышках гнева.
– Гол! – заорала я вместе с судьёй в тот момент, когда мяч, скользнув мимо пальцев вратаря, ввинтился в сетку ворот.
И когда крик стих, до ушей донёсся мелодичный звук, сопровождающийся требовательной вибрацией. Я повернулась, чтобы спросить, что это такое, и увидела, как Натали достаёт из кармана смартфон
«Что?» – взгляд приклеился к голубому корпусу. Во время болезни я так старалась выкинуть воспоминания о сообщениях, что напрочь забыла о существовании телефонов.
– Да, папа. С ней все хорошо. Глаз не спускали.
– Ну да, если не считать пару раз, когда чуть не сорвалась в овраг, – голос был тихий, но Натали расслышала ворчание и тонкий палец коснулся губ. – Нема, как рыба.
«Хотя действительно могла умереть».
Кивнув, принимая ответ, девушка полностью сконцентрировалась на разговоре. Дежурные фразы о погоде постоянно переплетались с незнакомыми именами, временами окрашиваясь странными словами, значение которых я не понимала.
« Что за язык?» – разум усиленно пытался подобрать знакомое звучание, чтобы расшифровать фразы, но кроме английского и украинского я ничего не знала. Правда и тут познания едва дотягивали до тройки.
– Они вернулись?
Наконец-то после стольких звуков раздались знакомые слова, только вот эффект от ответа на вопрос мне сильно не понравился. Бледное лицо Натали вдруг сделалось, как мел, а губы дрожаще прошептали: – Никита?
Я слышала только один раз это имя, и его хозяин бегал на поле в команде Кости. Парень веселился, делая сальто в воздухе, и со смехом приземлялся в лежащий снег. Он не видел, с какой тоской бросили взгляд на него сестры, как Катя тяжело вздохнула, немного поколебавшись, а затем побежала к судье, чтобы остановить игру.
– Что-то случилось? – тревога сжала сердце, ощущение ужаса постепенно затопляло разум и хотелось знать, что именно так пугает. Просто неизвестность или....
Но Натали лишь мотнула головой, и блестящие волосы разметались по лицу, открывая огромные глаза.
«Врёшь. Но зачем?»
– Я … – начала была я и остановилась.
«В самом деле, что скажу? Обвиню во лжи? Буду требовать ответа? А даст ли она мне его?»
Люди возвращались, кардинально изменившись от одной фразы, страх и злость сменяли друг друга на лицах, и лишь братья оставались невозмутимыми, спокойно взирая на то, как рушится день.
– Ник, хватит! – резкий окрик Данилы заставил вздрогнуть. Я увидела, как юноше что-то говорят, и мяч дугой взмывает в небо в ответ на слова.
– Ещё и тройняшки, – голос Кати раздался совсем рядом и по спине пробежали мурашки от различных догадок.
Я готова была мысленно продать их в рабство, лишь бы не думать о чем-то более ужасном.
Ребята и девушки быстро подхватывали свои вещи и устремлялись в деревню, за несколько минут превратив оживлённое поле в белоснежную пустыню, где ветер протяжно выл, остервенело трепя вещи и холодом кусая руки.
– Говори, – Костя взял телефон, и стал вслушиваться в чью-то бойкую речь. – Сколько говоришь? Когда было?
Спокойный голос казался чуждым, он не соответствовал всеобщей панике, которая читалась в глазах и в действиях людей. Данила кружил рядом, словно акула наматывая круги вокруг жертвы. Остановка – смерть и для неё, и для него.
– Что сказали? – сразу выпалил парень, как только брат закончил разговор, но Костя лишь отрицательно покачал головой, добавив таинственно: – Никто.
– Я же предупреждал! – на мгновение показалось, что глаза юноши загорелись золотом, и я тряхнула головой, отгоняя наваждение и списывая все на солнце.
– Почему меня не послушал? – испепеляющий взгляд замер на мне. – Ничего бы не было.
И не удосужась объясниться, рванул к лесу.
«Приехали. В чем опять виновата? – его ботинки были в моих руках, и оставалось лишь наблюдать, как спина юноши мелькает средь деревьев. – Мне бы такую скорость, давно бы дома была».
Страстное желание бросить обувь сначала шевельнулось во мне, хотелось отмстить за грубость, за непонятные фразы, которыми он кидался сейчас, но инстинкт самосохранения отчаянно завопил, что рисковать не нужно, по крайней мере сегодня. Вот почему я понесла их домой, мысленно ругая Данилу и надеясь, что икота будет скручивать его болезненными спазмами всю дорогу.
На меня мало кто обращал внимание. Девочки шли молча, а Костя временами доставал телефон и пальцы начинали порхать над экраном, поражая скоростью. Несколько раз вопрос, вертевшийся на языке, так и норовил сорваться, но пришлось сдержаться, вспоминая стеклянный взгляд сестёр и надломившийся голос Натали.
«Что бы это ни было, говорить сейчас вряд ли захотят».
У края поляны, прежде чем зайти в лес, я бросила последний взгляд на белоснежную даль. Ветер поднялся, и теперь все заволокло снежным туманом, который растворил в себе противоположный берег, оставив лишь белую пустоту.
– Прощай, – слова тихим шёпотом сорвалось с губ, и я знала, что это правда. Почему-то была уверенность, что больше никогда здесь не окажусь. Сердце болезненно сжалось в лёгкой тоске, но я решительно перешагнула границу, которая разделяла пустыню и дремучий лес.
У входа в деревню, мы внезапно нагнали процессию, которая появилась из-за высоких ворот. Она состояла только из мужчин, одетых в чёрные штаны и такого же цвета туники. Словно богатыри шествовали они по улице, собирая зевак, и отблески, висевших на груди, эмблем, встревоженными зайчиками метались по стенам домов.
В её главе шёл молодой мужчина со светлой бородой и темными глазами. Когда он бросал взоры на собравшуюся толпу, шёпот мгновенно притихал и жители деревни с надеждой смотрели на него, надеясь увидеть ответы на вопросы, но там была лишь боль. На каждый вопрошающий взор бородач лишь мог отрицательно качать головой, игнорируя слезы, что появлялись на лицах.