День космонавтики

Часть вторая, волнительная

Капитан Сергей Бёфрайт потягивал томатный сок, наблюдая через иллюминатор за вращающимся бубликом станции. Он любил такие моменты: работа выполнена, впереди трёхдневный отдых, можно насладиться покоем, созерцанием звёзд и чарующим танцем Светлой. Всем хорош был этот день, за исключением одного досадного факта – капитан Бёфрайт заканчивал свой последний полёт, а значит и жить ему оставалось недолго.

Семьдесят пять – прекрасный возраст, солидный, как его принято называть. Ровесники Сергея уже вышли на пенсию, он часто видел в сети их голограммы с детьми и внуками. Тридцать-сорок лет беззаботной старости – вот минимум, на который мог рассчитывать среднестатистический мужчина. Однако капитан Бёфрайт в их число явно не входил.

Совсем недавно (или умопомрачительно давно?) в его жизни существовало две радости: полёты и Людмила. И пять лет назад он обе эти радости потерял. Сначала ушла жена, угасла, как огонёк спутника-разведчика, скрытого камуфляжем. Растаяла, как хвост кометы, отдалившейся от солнечного света. Сергей остался один и получил следующий удар уже на похоронах супруги. Сердце, несчастный мышечный комок, зависящий от наших мыслей и эмоций, не выдержало и отправило Сергея в больничную палату.

«Побереги себя, Бё, – настаивал Джон, лучший друг с первого класса и семейный терапевт. – Отлежись, оплачь Людмилу, только в космос больше ни-ни».

Диагноз оказался страшнее приговора: ишемическая болезнь сердца. Рекомендован отдых, прогулки, строгая диета. Полёты не рекомендованы.

Так Сергей утратил вторую радость.

Прошёл месяц. Бывший капитан Бёфрайт угасал, проводя дни с наладонником, листая голограммы и вспоминая жизнь и те две радости, что когда-то заставляли сердце биться. Увы, теперь мышечный комок стучал, подчиняясь лишь бегущим по крови лекарствам, лицо заросло щетиной, синтезатор еды пованивал, как и скопившаяся рядом с ним посуда, а Сергей, казалось, слился с диваном. Без полётов и Людмилы жизнь потеряла смысл.

Пару раз в неделю заходил Джон, отдавал команду уборщику, открывал окна, загонял Сергея в душ и вздыхал, изучая показатели здоровья друга.

«Соберись, Бё, – просил он, – с таким отношением ты сам себя втаптываешь в могилу».

Прошло полгода, прежде чем Джон нашёл способ вернуть в жизнь бывшего капитана радость.

«Обещай, – настаивал он, усадив Сергея за стол, – никаких пассажирских рейсов. Только транспортные перевозки. Только в пределах одной станции. И ни шагу в радиус действия земной сети!»

Друг предлагал использовать недостаток, который министерство Развития и Благополучия грозилось исправить, – вне земной сети всё ещё пользовались чипами здоровья. Ограничение было чисто техническим, ведь в пределах одного кластера данные распространяются почти мгновенно и по ДНК можно получить полную историю болезни пациента. Но информационный обмен между кластерами всё ещё не был налажен. Именно поэтому космическим путешественникам и тем, кто работал за пределами Земли, выдавали чипы. На них хранились рекомендации Системы, а по прибытии на станцию владельцы чипов посещали врача, который сгружал данные в сеть кластера.

«Как только произойдёт синхронизация, – объяснял Джон, – информация о твоём инфаркте окажется в блокчейне5 кластера. А оттуда её уже не удалишь, это попросту невозможно. Поэтому наша задача – не дать этой информации в блокчейн попасть».

Схема сложная, почти нерушимая, если бы не один существенный нюанс – на станцию Светлую два дня назад рекомендовали нового терапевта.

«Угадай кого? – улыбался Джон. – Мне терять, по сути, нечего. Если подпишешь отказ от претензий и никого не убьёшь, то максимум что мне грозит – это увольнение, а учитывая, что я уже пенсионер… Только обещай, Бё, никаких пассажирских рейсов. И не приближайся к кластеру Земли, иначе данные синхронизируются и нашу с тобой аферу раскроют».

Уже через месяц Сергей с новеньким чипом здоровья отправился на Светлую, а ещё месяц спустя Джон удалил с его чипа данные о проблемах с сердцем и загрузил в блокчейн Светлой обновлённую историю болезни. Так Сергей Бёфрайт из бывшего капитана снова превратился в действующего. Сердце стучало в прежнем волнительном ритме, щетина сбривалась вовремя, синтезатор оставался чистым, посуда перерабатывалась, а звёзды за иллюминатором мерцали, даря Сергею радость.

Капитан Бёфрайт запретил ИИ корабля собирать данные о его здоровье, вместо этого раз в месяц проходил полный осмотр у терапевта, и Джон вручную вносил информацию в блокчейн Светлой. Такой способ считался устаревшим, но пока ещё не входил в список нерекомендованных. Однако всё изменилось четыре года спустя, когда министерство Развития и Благополучия наконец добралось до синхронизации кластеров, и афера школьных друзей открылась.

Джона отстранили и выслали на Землю, а Сергею приказали явиться на Светлую и оставить должность капитана. Он заканчивал свой последний рейс, понимая, что без так необходимой ему радости продержится недолго. А потом уже на подлёте к станции забарахлил корабль, будто почувствовал, как важны для Сергея эти последние космические часы.

ИИ связался с ремонтной базой и ближайший челнок уже мчался на помощь. «Капитан Ник Шугарин, – значилось в карточке заказа. – Общий рейтинг – 4,3. Качество работы – 5. Коммуникабельность – 3,5».

Будущий бывший капитан Бёфрайт потягивал томатный сок, наблюдая через иллюминатор за вращающимся бубликом Светлой. Небольшой толчок – и на экране отобразилась информация, что ремонтный челнок пристыковался. Сергей печально вздохнул, оттолкнулся от стены, направляясь к шлюзовому люку, но тут острая боль пронзила грудь. Пальцы разжались, стакан наклонился, выскользнул из рук и поплыл по отсеку, оставляя след из красных точек, так напоминающих капли крови.

Часть третья, огорчительная

Пока Хелен сканировала повреждения транспортника, Ник кружил по обеденному отсеку, ожидая сообщения от Незнакомки в лиловом. Девушка молчала уже два часа.

– Проблемы с двигателем, – заключила Хелен, выводя данные сканирования на экран наладонника. – Ремонт займёт не менее четырёх часов. Связаться с капитаном транспортника для обсуждения оплаты?

Не успел Ник ответить, как на экране всплыло уведомление.

– Входящее сообщение от Незнакомки в лиловом, – прокомментировала Хелен.

«Буду на Светлой ещё час, потом срочная командировка на Девятку. Вернусь через неделю. Успеем встретиться?»

Они находились всего в получасе от Светлой, а ремонт транспортника вполне мог подождать.

– Отстыковывайся! – приказал Ник, набирая на наладоннике «Успеем, жди меня в месте первой встречи». – Летим на Светлую, потом заказ.

– Но это понизит твой рейтинг! – возмутилась Хелен.

Однако рейтинг заботил Ника сейчас меньше всего.

Сергей болтался у иллюминатора, не в силах говорить и шевелиться. Боль сжимала грудь, то отпуская, то резко накатывая, на лбу выступил липкий пот, частички рвоты смешались со всё ещё плавающим по отсеку томатным соком.

За иллюминатором перемигивались далёкие звёзды, а бублик Светлой вращался, генерируя гравитацию там, где по законам космоса её быть не могло. Физика – удивительная наука, с помощью которой можно рассчитать невероятное, спрогнозировать, сконструировать и претворить в жизнь. Физика оперирует данными, чудеса – не по её части, а Сергей сейчас жаждал чуда.

Оказывается, умирать страшно, даже когда жизнь утрачивает последнюю радость. Сергей знал, что станет с его карьерой после возвращения на Светлую, понимал, что неизбежная депрессия снова приклеит его к дивану. Но сейчас он готов был бросить себе вызов, готов был бороться и искать новый смысл. Сейчас он отчаянно хотел жить.

Возможно, ИИ транспортника вызвал бы «скорую» и отправил сигнал SOS ближайшим судам. Компьютер непременно рассчитал бы, что помочь Сергею успеет лишь капитан ремонтного челнока, отстыковавшегося всего пять минут назад. Однако ИИ не сканировал показатели здоровья Бёфрайта, это запрещали настройки. А потому челнок улетал в сторону станции, а его капитан Ник Шугарин, нацепив наушники и спортивные фиксаторы, занимался на беговой дорожке, предвкушая долгожданную сладкую встречу.

Часть четвёртая, заключительная

За последний год индекс массы тела Ника опустился до пределов рекомендованного. Он встречался с Незнакомкой в лиловом раз в три месяца, не чаще, и их свидания проходили по одной схеме: обмен долгожданными подарками (авокадо на булочку с корицей), прогулка по искусственно освещенному коридору Светлой, болтовня о работе, музыке и прочей ерунде и расставание до следующей встречи.

Хелен пока не вернула в рацион еженедельные шоколадки, а Ник следовал рекомендациям, потому как знал, что без режима плохой обмен веществ перерастёт в диабет. Однако с недавних пор в формуле сохранения здоровья появился новый фактор – эмоциональный. Одна булочка с корицей дарила такой позитивный заряд, что Ник ещё три месяца как сумасшедший занимался в зале.

Да и к тому же одно крошечное излишество ещё никого не убивало.

Не пейте с космонавтами (Светлана Фролова)

Вот говорила мне мама «не пей, сынок». А я что? Я ее не послушал.

И теперь прячусь в шкафу каюты космического корабля, летящего к неизвестной планете, а в дверь ломится полоумная бывшая… Нет, не моя, а того гада, который меня сюда отправил.

****

Знаете, бывают такие неудачные дни, когда все из рук валится.

Вот у меня выдался такой вторник.

Утро началось с того, что я проспал. Ну да ладно, не впервой. Пока собирался, пришло сообщение от Люськи – написала, что будет ждать вечером возле работы. Я наспех поел и выскочил из дома – флаеробус опаздывал.

Конец двадцать первого века, а общественный транспорт до сих пор по графику не ходит. Человека, понимаешь, они клонировали, другие планеты осваивают, а флаеробусы вовремя так и не являются. Дед говорил, что у них наземные автобусы тоже часто опаздывали. Я думаю, что все из-за того, что по воздуху мы сами летать вынуждены – это по земле беспилотники давно ездят.

Я поймал скай-попутку и отправился на работу – лучше бы по земле поехал. Такое чувство, что этот лунарик права на Марсе купил. Он чем-то смахивал на земных горцев: такой же мелкий и коренастый, только цвета был нефритового и совсем без волос. Особенность у них такая, у лунариков – волос на теле нет. Так вот, гнал он так, что с птиц перья слетали, а «корыто» регулировщика и вовсе на встречку вынесло. Я ему на чистом русском говорю:

– Не лети так быстро! Там резкий поворот, – а он мне что-то на своем лунячьем проблеял и рычаг на себя потянул. Конечно, мы не вписались!

Флаер вдрызг, а я прямиком через панорамку на совещание влетел и на стол перед Крошкиным приземлился, а он скривился так, будто лайм без текилы слопал. И чего он не доволен, спрашивается?

У нас же штатный РР есть, ну, робот-ремонтник – мигом починит. Пару раз в неделю кто-то панорамные окна вдребезги разносит, вот и завели полезную штуку.

Про Крошкина надо отдельно рассказать. Он – мерзкий человечишка. Низенький, толстенький, больше походил на колобка на ножках, чем на начальника процветающей дизайнерской фирмы. Крошкин вечно заглядывался на молоденьких работниц, практиканток, и отпускал сальные шуточки на их счет, втюхивал заказчикам недоделанную работу и штрафовал нас по мелочам.

Но в этот раз одним штрафом он не ограничился. Крошкин надулся, как рыба-ёж, покраснел и закричал:

– П-п-шел во-он! П-шел отсюда!

Я слез со стола, на который приземлился, чуть не порезался осколками стекла, махнул приятелям, подмигнул Аленке-практиканте и вышел.

Ну и фиг с ними! Другую работу найду.

Я как раз входил в воздушку, когда пришло сообщение от МосФлайИнспекции о штрафе: лунарик пожаловался, что я мешал ему машину вести и спровоцировал аварию. Сумма была космическая! А все из-за того, что я «своими необдуманными действиями подверг опасности жизнь гражданина дружественной планеты». Тьфу, гады бюрократические! Шлют всем стандартные писульки и не думают, что Луна – спутник, а не планета.

Я шел по воздушному переходу к Люськиной стекляшке и думал о том, что хуже уже этот день быть не может.

Но, как оказалось, может: возле тележки с кофе у входа в офис увидел Люсю, целующуюся с каким-то хмырем.

Я так себя только на тренировке по карате чувствовал, когда получил под дых. С того раза на карате больше не ходил.

Словно в замедленной съемке я видел, как лапища хмыря спускается со спины на задницу Люськи, а она теснее прижимается к нему.

– Что за черт?!

Люська дернулась и отскочила от хмыря. Покраснела и тут же спряталась за его спину. Нет, я, конечно, мог ему рожу начистить, да руки марать не хотел.

– Мих, ты не сердись, а? – Люська смотрела из-под длинной челки.

– С чего бы мне сердиться? Моя девушка целуется на виду у всех с каким-то уродом.

«Хмырь-урод» дернулся в мою сторону, но Люся его остановила.

– Я же тебе написала, что поговорить надо, – начала она, потом замялась. – Вот об этом и хотела рассказать.

Я посмотрел в глаза хмырю: его взгляд говорил «вали отсюда, пока цел». Ну я и свалил. Достал из кармана карточку от Люськиной квартиры, швырнул на землю и ушел.

Потом долго бродил по городу и пытался прийти в себя.

Я был разбит, как тот флаер, который утром расколошматил – люди, дома, переходы – все проплывало в дымке.

Тут громкий окрик привел меня в чувство.

– Чего стоишь? Заходи.

Я моргнул несколько раз и понял, что застыл в дверях бара. Я огляделся, но так и не понял, куда меня занесло.

За спиной стоял высокий красавчик. Знаете, один из тех, что лыбятся во всю челюсть с билбордов и боков флаеробусов. Обычно с ними вас сравнивает недовольная подружка.

Я скривился и скользнул в дверь – надо сесть подальше от этого «мачо».

Бар встретил запахом застарелой блевотины, кислого пива и табака. Запрет на курение в общественных местах ввели больше ста лет назад, но владелец этого заведения, видимо, был не в курсе.

Я сел за стойку и заказал пиво.

– Лучше виски. Бледный ты какой-то, – бармен – типический аэро-байкер, заботливо протянул стакан. Надо же, я думал, что эта субкультура уже не популярна.

Я пожал плечами – а почему, собственно, нет? И сделал глоток. Лава виски промчалась по горлу и плюхнулась в пустой желудок. Чёрт, надо было сперва поесть.

– Вот, – бармен протянул второй стакан.

Я выпил залпом и кивнул.

– Спасиб. День дурацкий. – Я присмотрелся к полустертому бейджику. На нем значилось «Стив». Серьёзно? В Москве?

– По тебе видно. – Стив протирал шейкер и смотрел участливо. – Рассказывай.

Не успел я открыть рот, как на соседний стул сел «дверной мачо».

– Двойной.

Стив кивнул и налил в стакан двойной виски, затем потянулся за колой, но «мачо» остановил.

– Чистый.

Я наблюдал за тем, как «мачо» выпил один стакан, а затем еще два.

– Что? – он с раздражением посмотрел на меня. – Не у тебя одного день хреновый.

Стив покачал головой и выдал нам по две стопки с зеленым пойлом. Абсент?

– Это поможет.

Мы с «мачо», кстати, его звали Родик, молча переглянулись и опрокинули по соточке.

А дальше все как в тумане.

Я запомнил только аэротакси, качающего головой татуировщика и беременную бабу. Она, кажется, кричала на нас с Родиком, потом успокоилась и потащила куда-то. А вот что было дальше – пусто.

Очнулся я на узкой койке в незнакомой комнате. Голова отказывалась соображать и гудела, глаза пересохли и пекли, а во рту, казалось, нагадил голубь. Над койкой висело зеркало. Я бросил на себя взгляд – ну и рожа! Волосы похожи на шатенистую паклю, а серый цвет радужки не заметен за полопавшимися капиллярами. К тому же вся физиономия дико помята. Ну и видок!

Комната оказалась размером не больше купе. Я такие в музее поездов видел, в них еще люди ХХ века путешествовали. Металлические серо-синие стены, над кроватью лампа, в углу железный шкаф, а рядом такой же стол со стулом, на спинке которого висела одежда. Ни окон, ни дверей.

Черт, да что происходит? Куда меня занесло? Я бросился к стулу и схватил… комбинезон? Сроду не носил такую дрянь!

На сером нагрудном кармане заметил табличку: «Родион Гнидин. Бортмеханик». Что за бред? Где мои джинсы и футболка?

Не обнаружив другую одежду, натянул комбез и еще раз матюкнулся – ноги утонули в штанинах, мотня висела так, будто я обделался, а рукава пришлось закатать два раза.

Я сглотнул и занялся исследованием стен. Раз я тут оказался, значит должен быть вход. Борька Новицкий в прошлом году летал в отпуск на Титан и рассказывал о скрытых дверях в космических кораблях – может и тут такая же имеется.

На стене, к которой примыкала койка, я заметил небольшую панель. Когда подошел к ней и коснулся, приятный женский голос оповестил:

– Приложите ИШКЧ к сканеру.

На панели загорелся огонек, словно приглашая – я протянул запястье левой руки.

– Родион Гнидин, здравствуйте. Добро пожаловать на борт шаттла «Мойра-3». Вы направляетесь к планете Е346-261. Я ваш автоматизированный бортовой помощник, Лисса.

Стена бесшумно отъехала, а я так и остался стоять. Борька был прав – выезжающие стены – это круто! Стоп. Родион Гнидин?

– Эй, АБП-шка! Какой Гнидин? Я Мишка Трофимов! – Я ткнул в панель запястье.

– Господин Гнидин, вы ошибаетесь.

Ее противный, учтивый голос звучал ровно. Ну да, как еще может звучать голос автоматического помощника?

– Тро-фи-мов!

Только я собирался стукнуть панель, как в коридоре показалась девушка в таком же комбинезоне, что и мой.

Она на мгновение застыла, потом выхватила бластер и направила на меня.

– Стоять!

Я шагнул назад и приказал.

– Закрыть дверь!

Передо мной моментально выросла стена. Нет, это реально прикольно! С той стороны донеслись гулкие удары и крики.

– Ты кто такой? Где Родик? Я приказываю выйти!

Я сел на койку и обхватил голову руками.

Что за чёрт происходит? Это шутки такие – симулятор космического корабля? Интересно, кто подстроил? Борька или Люська?

Люська… эта мымра мне изменила!

Перед глазами возникла Люся, целующаяся с хмырём, затем огромный бармен-байкер, протягивающий стакан и высокий блондин с идеальной улыбкой. Он протягивал руку и грустно улыбался: «Родион Гнидин, космонавт».

Я вскочил и стукнул себя по лбу. Ой! Не надо было этого делать…

– Родик!

Удары за стеной прекратились.

– По-хорошему прошу, парень, выходи сам. Иначе не поздоровится.

– А что ты мне сделаешь? – я усмехнулся. – Дверь-то закрыта.

– Лисса, открыть дверь. Это приказ капитана! – проорала девица.

Она – капитан? Чего она капитан – кукольного домика? Но бластер в ее руках как-то напрягал.

– Нет! – я вскочил с койки, но долбанутая АБП-шка уже открывала двери.

Девица с бластером наперевес ворвалась в комнату. Я бросил ей под ноги стул и рванул в шкаф. Несколько секунд царила тишина.

– Ты дурак? – в голосе капитана, надо же девица-капитан, слышались смешки. – У меня в руках бластер, а ты в жестяном шкафу прячешься?

– А где мне еще прятаться? – буркнул я и приоткрыл створку.

Капитан оказалась невысокой стройной девушкой, лет двадцати восьми-тридцати, с гладким пучком русых волос.

– Выходи, поговорим.

Я все еще надеялся, что это симуляция и вскоре с меня снимут вирт-шлем, поэтому открыл дверь и шагнул из шкафа.

– Ты кто такой и где Родик? – капитан вертела в руках бластер и внимательно рассматривала меня.

– Миха. Трофимов, – я протянул руку и только потом понял, что с девушками так не здороваются. Капитан проигнорировала меня и кивнула.

– Что с Родиком?

Голова так сильно болела, что думалось с трудом. Поэтому я решил сразу взять быка за рога.

– Это сима? Ну, симуляция?

Капитан закатила глаза и потребовала отчет у Лиссы о том, как я проник на корабль. Я вздрогнул – так значит не симуляция?! Чёрт!

Через минуту бесстрастный голос АБП-шки выдал.

– Бортмеханик Родион Гнидин явился вчера в состоянии алкогольного опьянения. Его индивидуальный штрих-код соответствовал анкете в базе данных. Андроиды промыли ему желудок и перенесли в каюту. Запуск корабля осуществил автоматизированный бортмеханик.

Капитан пнула дверцу шкафа, и та с лязгом закрылась.

– Гад! – она перевела взгляд на меня и ткнула пальцем. – Признавайся! Это он всё подстроил?

Я попятился на выход из каюты.

– Чего?

Капитан неумолимо приближалась, а я отступал. Чёрт! За что мне это? Сперва с работы уволили, потом Люська-стерва изменила и бросила, теперь вот это. Что я буду делать в космосе? Я все «астро» и «космо» уроки прогуливал. Пока одноклассники изучали историю освоения космоса и первых контактов с внеземными цивилизациями, пока постигали разницу между марсианами и энцеладцами и делали макеты космических кораблей на астрофизике, я рубился в очередную вирт-игрушку. Как быть?

– Слушайте, я тут не при делах. Слышали АБП-шку? Я пьяный был!

– Господин Гнидин, вы можете обращаться ко мне Лисса, – меня начал бесить спокойный голос автоматического помощника.

– Хочешь сказать, что ты не в курсе, как тут оказался? – капитан с сомнением смотрела на меня.

– Вот! Наконец-то вы меня поняли. Этот ваш Гнидин… гнида такая, напоил меня и вместо себя отправил!

Я представил, как начищу рожу этому козлу, только вернусь на Землю. Я же вернусь, да?

– А ты в курсе, что твое нахождение на борту – это нарушение протокола тринадцать подпункт двадцать один? – капитан внимательно смотрела на меня, будто ожидая реакции.

Я пожал плечами: какие такие протоколы? У меня тут башка раскалывается и сушит дико.

– Э-э-э, простите, не знаю, как вас зовут, мне бы воды выпить – голова болит.

Капитан кивнула, нажала что-то на нарукавнике и вышла.

– Буду ждать в столовой.

Не успел я удивиться, как в дверях появился андроид-санитар с подносом, полным пробирок и шприцов.

– Я Энди, борт-санитар. Протяните руку.

Я отступил: мало ли что приказала эта капитанша мне вколоть. Живым не дамся!

– Кх, – Лисса привлекла внимание. – Капитан Андерсон попросила передать, чтобы вы доверяли Энди. Он поможет избавиться от симптомов похмелья, а заодно и возьмет необходимые для полета анализы.

Так, убивать меня капитану нет смысла – ну, нарушил парочку протоколов, но разворачивать корабль ради того, чтобы сдать меня властям – бред бредовый. Максимум, что она может – приказать Энди ввести меня в состояние гибернации. Чтоб под ногами не путался. Но это не проблема. Отдохну немного, а то я все еще в состоянии нестояния.

В голове быстро созрел план: делаю вид, что доверился капитану-красотке, а сам связываюсь с Землей и рассказываю, как меня похитили и в космос отправили. Надо бы еще выяснить миссию корабля – куда летим, зачем.

Я сел на койку, зажмурился и протянул Энди руку. Несколько «укусов комарика», и по телу растеклась хрустальная вода, смывающая алкогольные пары.

– Всё. Можете быть свободны, – Энди убрал шприцы и вышел за дверь.

– Господин Гнидин, капитан ждет вас в столовой.

– Я – Тро-фи-мов, дура элек…

Спокойный и нудный голос помощника прервал меня.

– Господин Гнидин, вы можете обращаться ко мне Лисса.

– Тьфу, ты… – я в сердцах ударил по подушке. – Слушай, Лисса, а тебя можно перепрошить?

– Конечно. Доступ есть у капитана. Желаете подать запрос?

– Да! – я от нетерпения вскочил с койки.

– Вы можете это сделать с компьютера на капитанском мостике или воспользуйтесь голосовым управлением.

Я потирал руки: так, значит сперва надо изменить обращение ко мне. Я не гнида там какая-то, а Миха Трофимов. Потом посмотрим, может она и на Землю позвонит. Меня вернут, а Родика накажут. Пусть знает, как нормальных парней в космос запускать!

– Лисса, мне нужно голосовое управление.

– Хороший выбор, господин Гнидин.

Я поморщился.

– Лисса, измени мое имя и фамилию…

– Это изменение базовых настроек. Назовите пароль.

– Какой пароль?

– Тот, который вы ввели перед вылетом.

Дышать стало тяжело от злости.

– Какой к черту пароль?! Не вводил я ничего!

– Господин Гнидин, пароль для изменения стандартных настроек находится в ведении капитана. Перед вылетом вы поменяли его на новый. Откуда у вас информация – мне неизвестно. Но пароль для изменения базовых настроек корабля, андроидов и автоматизированных систем управления теперь недоступен Капитану Андерсон. Если вы его не вспомните, то не сможете подать запрос на изменение обращения к вам.