– Пока не очень. Угроза стукачества вовсе не миновала.
– Да не буду я ничего Лешке рассказывать, успокойся.
– И Хали предупреди, чтобы не болтал. Я знаю – они с Майоровым общаются.
– Он что, хоть полслова сказал Лешке о твоем возвращении в журналистику? А ведь полгода в курсе.
– Все равно предупреди.
ГЛАВА 6
Если не заморачиваться на кое-какие мелочи, в целом наш семейный отпуск на даче прошел просто замечательно. Правда, мелочи все были из уже поднадоевшего семейства по фамилии Но, и количество камешков в обуви начинало раздражать.
Лешкин телефон, к примеру, не умолкал. Да, так было и раньше, но наш папа дорожил каждой минутой, проведенной с семьей, и просто-напросто отключал на время отдыха верещалку. На случай какого-либо форс-мажора у него был Виктор, бессменный администратор и хороший друг. Он разберется с любым форс-мажором одной левой. Ну, может изредка и правой шевельнуть.
Но в этот раз зловредный кусок пластика то и дело вопил на разные голоса, особенно часто глухим басом сообщал: «Р-равняйсь! Смир-рно! Равнение на генерала!» Такой рингтон Лешка установил на режиссера своего фильма, Тахира Хасбулатова. Чего Тахиру Талгатовичу не сиделось спокойно в Сочи, я не знала, но барабанил он несколько раз в день, и Лешка, извнившись, отходил в сторону, чтобы не мешать нам с Никой своей болтовней.
Еще был двоюродный дядюшка из семейки Но – поездки господина Майорова в город. Одиночные поездки, с собой он никого не брал. Я-то и не просилась, но Ника, стремившаяся быть рядом с папой как можно больше времени, очень обижалась на него. А в последний раз, когда Лешка снова не взял ее с собой, даже расплакалась, чем напугала меня до икоты.
Потому что наша девочка обычно плакала только от физической боли. А тут…
До нашего отъезда с дачи оставался один день, и малышка, предчувствуя очередное долгое расставание с папсиком, не отходила от Лешки ни на шаг. И, когда мобильник Майорова снова скомандовал построение, Ника схватила лежавший на шезлонге аппаратик и спрятала его за спиной.
– Никуська, хватит баловаться, – улыбнулся Лешка. – Это по делу.
– Нет, – помотала головой девочка, – не по делу. По делу сто раз в неделю не звонят.
– Ника! – Майоров подошел к дочери и протянул руку. – Дай мне телефон, пожалуйста.
– Не дам.
– Ника!
Я с изумлением наблюдала за происходящим. Лешка впервые в жизни всерьез злился на дочь, в голосе забренькало раздражение:
– Прекрати вести себя как избалованная девчонка! Это моя работа!
– Не ври!
– Что-о-о?! Ты как с отцом разговариваешь? Отдай немедленно телефон!
– Ага, а ты потом снова уедешь! И не возьмешь меня с собой!
– С чего ты взяла?
– Знаю! Ты ни разу не взял ни меня, ни маму!
– Отдай телефон!
А дурацкий рингтон продолжал надрываться. Ну и нудный человек господин Хасбулатов!
От мысленной характеризации известного режиссера меня отвлек вскрик дочери. Я повернула голову и…
Бледная до синевы Ника растерянно терла руку, в которой недавно был зажат телефон отца, а сам виновник торжества торопливо шел в сторону гаража, что-то вполголоса объясняя в трубку.
– Он что, ударил тебя?! – Я подбежала к малышке и присела перед ней на корточки.
– Нет, – Ника попыталась успокаивающе улыбнуться, – папа просто немного выкрутил мне руку, забирая телефон.
– Он что, совсем рехнулся?!
– Нет, мамочка, не злись на него, я сама виновата, – расстроенный шмыг носом. – Я просто не хотела, чтобы папа снова уехал. Очень не хотела.
Шмыг, еще один, огромные глазищи внезапно наполнились слезами, и ребенок, уткнувшись мне в грудь, горько расплакался.
Ну все, господин Майоров, вы допрыгались! Вам я настоятельно рекомендую идти в анус, а мы с дочкой возвращаемся в Москву!
И затеянная мной авантюра с поездкой в Турцию теперь более чем оправданна. Вы, любезный, скрытничаете, и я буду. Никому не расскажу, куда мы собираемся и зачем, ни Левандовским, ни Катерине. А Таньский – верный соратник по партии – вскроет тайну только при наличиии специального консервного ножа, именуемого форс-мажором.
Поскольку на дачу мы приехали на Лешкином джипе, мне пришлось вызывать такси, и больше всего я боялась, что Майоров вернется раньше, чем мы успеем уехать. Объясняться с ним мне не хотелось.
Всю дорогу до Москвы дочка тихонько сидела рядом со мной, прижавшись к моему боку и изредка всхлипывая.
К счастью, водитель такси, пожилой усатый дядька, оказался неразговорчивым, что большая редкость. Но еще большей удачей оказалось то, что славный дядечка не был поклонником радио «Шансон» и блатная романтика не разжижала мне мозг.
В салоне негромко звучало «Авторадио» и пахло еловым освежителем. Спасибо тебе, Господи, что не стал добивать нас с дочкой и послал нам этого усатого ангела, который еще и не курит!
Поскольку мы вернулись раньше обещанного, дома нас никто не ждал, Катерина уехала домой. В холодильнике тоже было пусто, и я решила смотаться в магазин за продуктами.
– Мама, я с тобой! – Ника услышала, как забренчали ключи от машины, и выбежала в прихожую.
– Да я быстренько, ты пока телевизор посмотри или в Интернет сходи.
– Не хочу, я с тобой! – Голос малышки снова задрожал. Да что с ней такое?
– Хорошо, поехали.
Мы спустились в подземный паркинг и сели в мою «Тойоту». Я включила зажигание и откинулась на спинку сиденья, дожидаясь, пока двигатель очнется от почти недельной спячки.
– Мам, – тихо проговорила Ника, устроившись на своем сиденье, – а давай Мая заберем у Левандовских. Я соскучилась. Или к ним уедем, прямо сегодня. Пусть поищет нас, поволнуется.
Кто поищет, я уточнять не стала.
– У меня к тебе встречное предложение, – я повернулсь к дочери и заговорщицки подмигнула. – Я тут решила в журналистику вернуться…
– А я знаю. Ты уже несколько месяцев пишешь.
– Откуда ты знаешь? Тебя же целыми днями нет, в своем центре одаренность шлифуешь?