Лабиринт искажений
Если он родной дочери так втащил, то представлять, что босс может сделать с ним, не хотелось. Совсем.
К огромному облегчению – пока душевному, хотя и телесное было уже близко – незадачливого охранника внимание Ифанидиса отвлекла на себя Дора:
– Ты с ума сошел?! – злобно прошипела она, даже не пытаясь подняться с пола, куда ее отправила тяжелая оплеуха отца. Осторожно потрогала разбитую губу, увидела кровь на пальцах, вызверилась еще больше: – Ты посмотри, что наделал! Распухнет теперь, а у меня сегодня с русской девкой встреча! Как я ей объясню все это? Или правду сказать – добренький и заботливенький дядя Коля отмудохал?
– Что за сленг, Дора? – холодно поинтересовался Ифанидис, наблюдая за тем, как охранник пытается максимально незаметно просочиться за дверь.
Получалось неважнецки, трудно стать незаметным при почти двухметровом росте. Но он старался. Почувствовав на себе взгляд Каймана, замер, старательно изображая из себя предмет интерьера. Торшер, к примеру, или вешалку для одежды.
Ифанидис медленно перевел взгляд на дочь и продолжил:
– На тебя, похоже, плохо влияет общение с МОИМИ людьми, ты начала забывать правила хорошего тона, стала вульгарной.
– Да что с тобой сегодня?! – никогда прежде отец Дору и пальцем не трогал, поэтому случившееся она воспринимала как нервный срыв старика. Потом еще и прощения просить будет, а она подумает – сразу прощать или покапризничать. – Не с той ноги встал? Голова болит? Давление подскочило? Понимаю, старость, плохое самочувствие, так ты приляг, таблеточку прими. Но прежде помоги мне встать.
На протяжении всего спича торшер, он же вешалка для одежды, с ужасом наблюдал, как белеют от ярости крокодильи глаза. Лицо босса оставалось спокойным, но вот взгляд…
Девка что, совсем дура?
Похоже, что да. Лоханулись они с парнями, поверив ей на слово, что ее приказы должны исполняться так же, как и распоряжения главного босса. Хорошо хоть, ничего серьезного делать пока не пришлось.
И уже не придется. Он не дурак, видит, к чему дело идет. А идиотка не видит, продолжает нарываться. Мельком глянула на торшер (он же вешалка), нахмурилась, протянула руку к отцу, тон приказной включила:
– Ну чего встал? Руку дай! Мне себя в порядок надо привести перед встречей с Никой. Отвезешь меня в салон красоты в качестве извинений.
– Извинений?!
От скрежета в голосе босса у торшера заледенел позвоночник. До дурищи на полу все еще не доходило. Головой, что ли, сильно приложилась?
– Ну разумеется! Ты ударил меня! Губу разбил, между прочим!
– А ты в полицию заявление напиши, – вкрадчиво посоветовал Ифанидис.
– Ха-ха, очень смешно, – проворчала Дора и требовательно встряхнула протянутой к отцу рукой: – Ну? Долго мне еще ждать?
– Сейчас-сейчас, доченька, – улыбнулся отец и с размаху ударил дочь ногой в живот.
Дора заорала, торшер вздрогнул, ожил и торопливо, боком-боком, выскользнул из гостиной, оставив за закрытой дверью крики и звуки ударов.
* * *Алина приехала в их с Дорой любимое место встречи – уединенный загородный ресторанчик – чуть раньше назначенного времени. Времени на очередное задание Бернье ушло немного больше запланированного, и она решила сразу ехать сюда, минуя офис. Димки там все равно нет, уехал на несколько дней по делам в Испанию.
Он вообще теперь довольно часто в разъездах, активно развивает новое направление. С семейными круизами все получилось, процесс отлажен, туры распланированы и распроданы до конца лета.
Можно сидеть и курить бамбук? Кому угодно, только не Димке. Наоборот, он сейчас крутится как белка в колесе. Или хомяк.
Но если хомяк с белкой бегут в колесе от скуки, то Димка – чтобы успеть.
Успеть запустить и «поставить на рельсы» свой новый проект – тематические круизы. Первым станет карнавальный круиз. В конце зимы – начале весны в Европе карнавалы следуют один за другим, и на побережье, куда могут зайти круизные лайнеры – тоже.
Венецианский в Италии, Марди Гра на Канарах, карнавал в Ницце, Фестиваль Лимонов в Ментоне на Лазурном берегу. И, конечно, предпасхальный карнавал здесь, на Кипре.
Вот и мотается теперь Димка по всему побережью, договариваясь и согласовывая. Спешит, успеть хочет.
Успеть все сделать до свадьбы. Чтобы потом насладиться медовым месяцем и подготовкой к рождению малыша.
Ну а всю офисную тягомотину оставил на Бернье и Алину. Почему Бернье, как партнер, не взял на себя хотя бы часть поездок? Он, видите ли, не в том возрасте, ему тяжело.
С этой же мотивацией и Алину гоняет с поручениями. В банк документы отвезти, какие-то бумаги передать, с грузом разобраться и так далее, и тому подобное. Ей, в принципе, не сложно, сама в офисе сидеть не любит, да и времени на тоску не остается.
По кому тоску? Нет, не по Димке, по Димке она скучает, безумно скучает, но он ведь надолго не уезжает, и скучать по нему даже приятно – тем радостнее и слаще встречи.
А вот тоска… Душная, тяжкая, мешающая спать по ночам, наполняющая сны кошмарами, которые она утром не может вспомнить, но просыпается в слезах.
Тоска по маме. С каждым днем желание увидеть ее, обнять, прижаться щекой к плечу, становится все сильнее, душа болит и плачет, рвется домой.
Домой…
Да, там тебя не ждут, забыли, но хоть одним глазком глянуть, чтобы убедиться – мама в порядке. Пусть рядом с тем пельменем, пусть быстро утешилась и забыла о ней, об Алине, пусть. Лишь бы знать, что с ней все хорошо. И маета эта не от предчувствия беды, а просто соскучилась.
Алина каждый день собиралась рассказать Димке правду о себе, чтобы потом они вместе слетали в Россию, и Димка познакомился с ее настоящей семьей. Но потом вспоминала, какой шлейф проблем потянется после ее признания – и молчала.
Проблем для ее названых сестры и отца, Доры и дяди Коли. Поступить так бессовестно с ними Алина не могла.
А вот попросить помощи – могла. Один раз дядя Коля уже собрал информацию о семье Алины, причем очень быстро собрал. Значит, больших сложностей и сейчас быть не должно. Пусть кто-то из его людей снимет новое видео о маме, минут на пять. Алине будет достаточно.
Именно об этом она и хотела поговорить сегодня с Дорой.
Алина оставила машину на парковке и медленно, наслаждаясь чудесными пейзажами и чистейшим воздухом, направилась к ресторану.
Дверца стоявшего почти у самого входа спортивного кабриолета распахнулась, оттуда стремительно, как чертик из шкатулки, выскочил смазливый, слишком ухоженный и от этого казавшийся ненастоящим, каким-то силиконовым, тип. Он буквально налетел на Алину, страстно трубя:
– Наконец-то! Любовь моя, как же я соскучился!
Совершенно обалдевшая Алина не успела сообразить, что происходит, а красавчик уже сжимал ее в объятиях и елозил скользким – фу, блеск для губ, что ли? – ртом по губам девушки.
А в следующее мгновение взвыл и согнулся пополам, баюкая ладошками тестикулы, чвякнувшие под впечатавшейся в них коленкой Алины.
– Урод обдолбанный, – проворчала Алина, пнув страдальца еще раз, теперь в тыльную часть.
Достала платочек и с остервенением начала тереть губы, стремясь поскорее избавиться от липкого следа. Раздавшиеся с террасы ресторана хлопки заставили посмотреть вверх – оттуда улыбался Ифанидис.
Отлично, и он здесь! Сама попрошу его разузнать все о маме.
Алина улыбнулась в ответ, помахала рукой и скрылась за дверью ресторана, вычеркнув из памяти досадное недоразумение на парковке.
Досадное недоразумение с трудом разогнулось, доковыляло до машины, уселось за руль и, морщась от боли, надиктовало через бортовой компьютер голосовое сообщение:
– Сделал. Надеюсь, ваш человек был на месте и все зафиксировал. Второй раз я на это не подпишусь, это дрянь меня травмировала! Кстати, за это придется доплатить.
Глава 9
Алекс еще раз просмотрел на экране фотоаппарата отснятые кадры, невольно поморщился – отлично вышло. Необходимые Доре снимки пополнят папку с компроматом на эту девушку, Нику. Вот она страстно целуется с красавчиком, даже глаза прикрыла от удовольствия. На самом деле просто моргнула, но кого это волнует?
Потом следовали кадры расправы с наглецом, Алекс продолжил снимать происходящее, неожиданно для себя осознав, что его симпатии полностью на стороне девчонки. Лихо она врезала этому жиголо, тот еле доковылял до машины.
Встречу Ники с Ифанидисом Алекс тоже зафиксировал, он очень удобно (для слежки, конечно) расположились на террасе ресторана. Странно, что Доры не было, она вроде сама собиралась сюда приехать, но, судя по всему, не получилось.
То, что его об этом не предупредили, Алекса не беспокоило. Ему-то какая разница? Его задание – следить за девчонкой и фиксировать все ее контакты.
Ничего сложного, вполне щадящее задание – с учетом его недавнего состояния. Охранник из него сейчас никакой, восстановление комфортной физической формы идет не так быстро, как хотелось бы. Мешают частые головные боли, особенно выматывающие по утрам, сразу после пробуждения.
Когда он просыпается от собственного крика: «Да запомни же это, идиот!». Там, на грани сна, мелькали какие-то образы, чьи-то лица, там он знал, кто это, изо всех сил пытался удержать знание, но – не получалось, все всегда заканчивалось головной болью.
Дора, конечно, рассказала ему, кем он стал за забытые двадцать лет. А он крут, оказывается – начальник службы безопасности! Но плата за это – изуродованное лицо и потерянная рука.
«Подарок» русской мафии.
Оказывается, много лет назад русские подложили под него свою шлюшку, хитрую и беспринципную тварь, изображавшую из себя прелестную нежную скромницу. Целью твари было похищение маленькой Доры, чтобы содрать потом с ее отца три миллиона евро. Русские знали, что Ифанидис взял Алекса в свою личную охрану как раз из-за того, что он спас дочь босса от смерти. И относился к новому секьюрити с бОльшим доверием, чем к остальным.
Потому и подложили свою девку именно под Алекса. А он влюбился, как последний идиот, поверил, доверился, расслабился. И девке почти удалось задуманное, но именно почти, Алекс все же сумел помешать, Дора была спасена, а мстительная русская дрянь лично подложила в машину Алекса взрывное устройство.
Что его все взорвать-то пытаются?
Кто это сделал сейчас, пока выяснить не удалось. Врагов у Алекса, как у шефа службы безопасности, было больше чем достаточно, Дора рассказала, что он имел привычку расправляться с врагами босса быстро и показательно жестоко, чтобы другим неповадно было лезть в дела Николаса «Каймана» Ифанидиса.
Дора очень любила в мельчайших подробностях рассказывать Алексу, как он расправлялся с врагами. Девушка явно возбуждалась от этих рассказов, щеки краснели, глаза сверкали, ноздри раздувались, а подробности становились все чудовищнее.
Алекса начинало мутить от этих рассказов, от собственной жестокости. Как, когда, почему он превратился в такого морального урода? Физическое уродство триггернуло? Он что, девчонка – из-за внешности с ума сходить? И вообще, протез классный оказался, почти как своя рука. Ну а шрам на лице, когда к нему привыкнешь, не особо и мешает. Вот к тому, что ему уже сорок пять лет, привыкнуть намного сложнее.
Предательство якобы любимой женщины? Глупости, не родилась еще женщина, из-за которой Алекс Агеластос будет сходить с ума. Само собой, он не святой, девчонок в его жизни хватало, даже влюблялся пару раз, когда совсем зеленым был. Женский пол никогда не обижал, но и голову не терял.
Но Дора продолжала настаивать, что кукушечка свистанула у него именно после того, первого подрыва. Тогда вариант может быть только один – ранение оказалось серьезнее, чем считалось, след остался не только на лице, но и мозг был травмирован.
А сейчас что, тряхнуло в другую сторону? Почему его тошнит от себя самого? Почему даже думать не хочет о том, чтобы снова стать палачом Ифанидиса?
Разобраться во всем поможет только одно – возвращение памяти. Алекс чувствовал, на уровне интуиции – это просто необходимо. И чем скорее, тем лучше, иначе…
Что конкретно подразумевало это «иначе», он не знал. Но ощущение надвигающейся беды с каждым днем становилось все сильнее, маета нарастала.
А еще очень мешала необъяснимая злость, пробуждавшаяся внутри при общении с Ифанидисами, и особенно – с Дорой.
Может быть, это особенно было связано с тем, что с дочерью босса он общался намного больше, чем с самим боссом? Или очевидная аморальность молодой женщины напрягала? Аморальность не в плане развращенности, нет, ни в чем подобном Дору упрекнуть было нельзя, во всяком случае, Алекс этого не видел. А вот нездоровую тягу (причем с раннего детства, это он запомнил, сам наблюдал) к жестокости, тотальное отсутствие даже намека на эмпатию, изворотливость, лживость, подлость, злопамятность, эгоцентризм – видел.
Кстати, а откуда он знает все эти заковыристые словечки – эмпатия, эгоцентризм? И языки иностранные, целых два помимо родного греческого – английский и русский. А, неважно.
А вот то, что его корежит при виде босса и его дочуры – важно. Потому что причин вроде нет, наоборот, он должен испытывать благодарность как минимум к Кайману. Ведь именно Ифанидис сделал все возможное, чтобы спасти своего взорванного русской мафией охранника. Вертолет пригнал, чтобы поскорее в клинику доставить, лечение и дорогущий протез оплатил.
Алекс узнал об этом, конечно же, от Доры, но и другие парни Ифанидиса подтвердили – было такое.
Со своими номинально подчиненными Алекс пока мало общался. Все испытывали чувство неловкости – он вроде бы их шеф, но совершенно не в курсе, кто чем занимался и как вообще он ими командовал.
И как жил.
Плохо, что его прежний телефон… хотя нет, сейчас же смартфоны, компьютеры в ладони, со всей информацией и контактами в памяти, с выходом в интернет. И жаль, что его смартфон превратился в расплавленный бесформенный комок, похоронив в себе то, что могло бы помочь вспомнить.
Ифанидис вручил ему новый смартфон с новой сим-картой. Номер тоже новый, босс аргументировал это тем, что никто не должен знать об амнезии его главного секьюрити. Если честно, так себе аргумент, о проблеме Алекса знают все подчиненные Ифанидиса, а эти клоуны тайны хранить не умеют, туповаты.
Складывалось ощущение, что ни Ифанидис, ни его дочь не хотят, чтобы Алекс стал прежним. Ведь контакты его старого номера могли бы помочь отправить к чертовой матери сволочную амнезию.
И понять, почему он все сильнее ненавидит Ифанидисов.
Да, можно было банально сбежать, улететь в другую страну, документы и деньги на первое время у него есть. Улететь и начать все с начала, с чистого листа, оставив в прошлом себя прежнего, мразь кровавую. Нет больше того Алекса Агеластоса, умер, сгорел вместе с машиной.
Вот только вряд ли получится.
Сбежать от Ифанидисов вряд ли получится, слишком уж приметная у него внешность. К тому же опасно это – уехать в никуда с просроченными на двадцать лет мозгами. Высока вероятность нарваться на проблемы, забыв о том, что это проблемы.
Так что лучше пока остаться, выполнять приказы и надеяться, что память вернется. И начать собирать информацию о себе, сравнивая с тем, что рассказала Дора.
Ну и компромат против них готовить. Он, в принципе, уже начал – как ему кажется. Сохраняет все материалы, накопленные за время слежки за Никой Панайотис, не удаляя те, что доказывали – девчонку подставляют. Чувствовал, что пригодится.
Вот и сейчас Алекс сначала отправил Доре нужные ей снимки целующейся парочки, а затем скинул на флешку все отснятое сегодня и заехал в банк, где он арендовал ячейку. Положил флешку к остальным – он не хранил информацию на одном носителе, каждый раз копировал все на новую и сразу отвозил сюда, ощущая себя запасливым бурундуком.
И не просто запасливым, а запасливым и предусмотрительным бурундуком-параноиком. На него ведь кто-то здоровенный зуб заточил, не зуб – клык целый! И вряд ли угомонится, босс ведь не зря Алекса из больницы увез, когда там подозрительная активность началась.
Кстати, странно немного. Ифанидис строго-настрого запретил Алексу выезжать из дома-лазарета, где он по-прежнему обитал, без сопровождения. А Дора поручает ему слежку, которая с кавалькадой сопровождающих невозможна. Сказала, что отец дал добро. Уточнять лично у босса Алекс не стал, дал так дал. Ему виднее.
Справедливости ради, за все дни слежки за Никой ничего и никого подозрительно Алекс рядом с собой не заметил. Но все же таскать с собой повсюду одну-единственную флешку с компроматом опасался.
После банка решил зайти в ближайшее кафе, оттягивая момент возвращения в осточертевший ему дом-лазарет. Ифанидис, если честно, совсем с логикой раздружился, по городу носиться без сопровождения Алексу можно, а вернуться жить в свою квартиру – нет.
Алекс пару раз ездил туда, не сам, конечно, он ни квартиру, ни адрес не помнил. Его отвозил сам Ифанидис, ездили за вещами. Квартира у него оказалась классная – двухуровневая, стильная, он всегда о такой мечтал. Захотелось остаться дома, побыть одному – вдруг что-то подтолкнет его память, поможет выйти из анабиоза? Но Ифанидис запретил, и ключи не отдал. Все покушавшегося злодея ищет.
А был ли он, злодей? Может, это на самого Ифанидиса планировалось, а он, Алекс, просто не в том месте не в то время оказался.
Ай, пошло оно все! Был – не был, но сейчас я поеду к себе. В свою квартиру. Ключи? Обойдусь и без них, навыки неспокойного отрочества вспомню.
Так, сейчас – в магазин, купить продуктов, вина – отпраздновать возвращение в родные пенаты. Говорят же, что дома и стены помогают. Вот пусть и помогут – вспомнить.
На парковке возле супермаркета машин в вечернее время хватало, пристроить свой джип Алексу удалось довольно далеко от входа. Поэтому набирать полную тележку продуктов он не стал, взял ровно столько, чтобы поместилось в упаковочный бумажный пакет магазина. Потом еще докупит, пока хватит и этого.
Как-то резко стемнело, заходил в магазин – было еще светло, а вышел – сумерки, и довольно плотные. Но тот мерзкий период, когда уличное освещение еще не включили, так что добираться до джипа было не особо комфортно.
Но он добрался, и даже ничего не уронил. Хотя пристроившийся неподалеку от его автомобиля микроавтобус стал так неудобно, что пришлось сделать крюк.
Алекс остановился возле джипа, поставил пакет на капот и, придерживая его одной рукой, другой зашарил по карманам в поисках ключа. Который, разумеется, оказался в самом неудобном кармане, да еще и зацепился брелком, явно не собираясь покидать уютное убежище.
– Да что ж за день-то такой сегодня! – раздраженно прошипел Алекс, сражаясь с зловредным ключом.
Дурацкая ситуация оттянула на себя все внимание, и обращать на звук открывающейся дверцы микроавтобуса Алексу было нечего. А потом в шею вонзилось что-то острое, и последнее, что он услышал, был звон разбившейся о бетон парковки бутылки с вином.
Глава 10
– Жаль, конечно, что Доре пришлось срочно уехать, – Алина тяжело вздохнула, а потом улыбнулась собеседнику. – Но зато я с вами, наконец-то, смогла увидеться. Я скучала, и очень-очень рада вас видеть, честно.
– Я тоже рад, – неожиданно (для себя самого) искренне ответил и тоже улыбнулся Ифанидис. – И постараюсь выполнить твою просьбу как можно быстрее.
– Дядя Коля, вы лучший!
Алина не удержалась, вскочила со стула и обняла сидевшего напротив Ифанидиса. Тут же смутилась и села на место:
– Ой, извините, я просто…
– Ну что ты, девочка моя, не надо извиняться, это ведь от души, – негромко произнес Кайман, смотревший на девушку со странным выражением лица. Перевел взгляд на часы, нахмурился: – Ого, засиделся я с тобой. Мне пора, а ты не спеши, побудь здесь, отдохни, здесь воздух замечательный. В твоем положении надо бы почаще выбираться из города. Счет, кстати, оплачен.
– Спасибо, дядя Коля, – с теплотой произнесла Алина. – За все спасибо. И вам, и Доре.
– Не за что, – усмехнулся Ифанидис. – Реально не за что.
– Но как же! Если бы не вы…
– Прекрати! – «дядя Коля» довольно резко прервал очередной поток благодарности, Алине даже показалось, что сделал это раздраженно. – Все, я пошел. Появится информация о твоей матери – сообщу.
– Я буду ждать! Доре привет передавайте.
Ну вот, даже не обернулся, только рукой взмахнул – передам.
Алина задумчиво водила пальцем по краю пустой чашечки из-под кофе, глядя вслед уходившему Ифанидису. Зря, похоже, она обниматься полезла, наверное, в их семье это не принято. Во всяком случае, она никогда не видела, чтобы Дора обнимала отца. А тут Алина с телячьими нежностями, да еще и в публичном месте! Вот дядя Коля и напрягся.
Ладно, буду иметь в виду. А сейчас пора домой, стемнеет скоро.
Но сначала в магазин, за продуктами. Завтра Димка возвращается, надо что-нибудь вкусненькое приготовить. Он всегда так искренне восхищается ее стряпней, а потом с таким удовольствием все это ест, что хочется готовить и радовать любимого мужчину еще и еще.
Алина подкатила загруженную тележку к машине, открыла багажник и начала перекладывать туда пакеты с продуктами. Улыбнулась невольно: набрала еды на полк солдат, а не на семью из двух – пока – человек.
Семью… С ума сойти, у нее теперь своя семья, взрослая жизнь, скоро мамой станет. А год назад она робко мечтала о поцелуе с Никитой и переживала за курсовую.
Год – а словно десять лет назад. Или сто.
Внимание привлек звон разбившегося стекла и странная возня с соседнего ряда парковки. Алина осторожно выглянула из-за поднятой дверцы багажника, порадовавшись, что у нее хэтчбек, а не седан. За багажником седана фиг спрячешься.
А, ничего особенного, алкаши вино уронили. Похоже, вон тот, что посередине, не удержал пакет с продуктами, и страдалец – не алкаш, пакет его – теперь валяется на бетоне парковки в медленно растекающейся бордовой винной луже. А незадачливый пакетоносец повис на плечах товарищей, и они ведут его к другой машине. Ну как ведут – тащат, мужик совсем невменько. Конечно же, за руль своей тачки ему сейчас нельзя.
Алина усмехнулась, покачала головой – алкаши везде одинаковы – и собралась уже захлопнуть дверцу багажника, когда из микроавтобуса, к которому, как оказалось, волокли пьянчужку, вышел…
Нет, вывалился, причем Алине даже почудилось, что с чвяком огромного слизня, отвратительный жирдяй. Тот самый, что бился с Агеластосом на аукционе, намереваясь перехватить лот – ее, Алину, в дурацкой кукольной коробке. А когда проиграл, попытался…
Девушка содрогнулась, вспоминая липкие губы на своем лице и мерзкие потнючие толстые пальцы, шарящие по телу. Алекс тогда вовремя появился и спас ее.
Стоп. Глаза разуй, курица! Тот, кого сейчас подтащили к гадко ухмылявшемуся жирдяю, и есть Алекс! И он явно не пьян, его вырубили, причем не ударом, все же люди есть на парковке. Видимо, вкололи какую-то гадость.
Так, надо срочно позвонить дяде Коле, это ведь по его просьбе Алекс участвовал в аукционе. Алина, продолжая прятаться за поднятой дверцей, вытащила из сумки смартфон и едва не взвыла от злости – разряжен! Вчера вечером забыла на зарядку поставить, утром решила, что на день еще хватит.
На день и хватило. А на вечер – уже нет.
Алекса тем временем затолкнули внутрь микроавтобуса. Захлопали дверцы, закрываясь, и микрик медленно покатил к выезду с парковки.
Что же делать?!
Как минимум – не стоять с раскрытым ртом, муха залетит. И не метаться по парковке, кудахча и хлопая крыльями. Езжай следом, а там видно будет.
* * *Что за мерзкие звуки? Похоже на смесь утробного кваканья гигантской жабы и отрыжки. Однозначно не услада для слуха даже в нормальном состоянии, а уж когда голова и так вот-вот взорвется, и мутит до горечи во рту, хочется заткнуть источник звук любым способом. Главное, чтобы наверняка.
Алекс застонал и, едва сдерживая тошноту, попытался осуществить желаемое хотя бы вербально:
– Заткнись!
– Гляньте, очнулся! – в отрыжко-кваканьи булькнула радость. – Ишь ты, шустрый какой. А меня уверяли, что ты в себя придешь не раньше завтрашнего утра. Я даже расстроился – целую ночь ждать! А ты умничка, порадовал Сола. Теперь ночь Сола будет прекрасной, Сол много интересного приготовил для тебя, Сол предвкушает.
Что он несет? Кто это вообще? Алекс с трудом раздвинул чугунные заслонки, по какому-то недоразумению занявшие место его век. Образовавшаяся щель транслировала салон микроавтобуса, салон покачивался, значит – едут. Народу внутри хватало, считать по головам Алекс не стал, не имело смысла. Их в любом случае много для него одного. Но они все молчали.
Источником мерзкого звука была бесформенная куча, растекшаяся по сидению напротив. Куча каким-то чудом смогла впихнуться в очевидно дорогой костюм, и только это хоть как-то сформировало человекоподобные формы, обозначив руки, ноги и голову.