Черный маг за углом

Крови и хруста костей ей и так в жизни хватило. И подлости. И предательства. И отчаяния от невозможности доказать свою невиновность. И боли от потери надежды на счастье.

Потому что теперь Ярик, Яромир Красич, единственный сейчас для Лены мужчина, даже не посмотрит в ее сторону. Ведь Елена Осенева – подлая тварь и жестокая сука. Мало того, что закрутила шашни с самым дорогим для лучшей подруги человеком, так еще и потом убила бедного Кирилла, попытавшись замести следы с помощью свинячьей кормушки! И ей почти удалось, милые хрюшки обглодали тело так, что опознавать пришлось по остаткам одежды и перстню.

И Милана Красич, сестра Ярика, ее лучшая подруга Ланка, красавица и умница, с которой Лене пришлось пережить столько всего – и хорошего, и ужасного, – поверила в весь этот бред! И отвернулась от Лены, вычеркнув ее из жизни раз и навсегда. Само собой, и Яромир тоже. Наверное.

Во всяком случае, за все проведенное за решеткой время Ярик ни разу не дал о себе знать. Да, он очень занят на съемках – восходящая звезда Голливуда, на минуточку, надо пахать как проклятому, чтобы не закатиться за горизонт. Да, у них с Леной все только начиналось, они и целовались-то всего пару раз, и больше ничего…

Лена чувствовала, что нравится этому мужчине, очень нравится. Но вряд ли он успел полюбить ее по-настоящему.

А вот сама Лена влипла. И, кажется, навсегда…

И от всего этого, от горечи, от безысходности, от выматывающей душу тоски и боли ей было так плохо, что жизнь в СИЗО, а потом здесь, в лагере, проходила словно отдельно от девушки.

Сначала подозреваемая, затем – обвиняемая и вот уже – осужденная Елена Осенева внешне казалась биороботом. Очень молчаливым биороботом. После того как она поняла – подставили ее всерьез, не по-детски, без единого шанса, – Лена перестала общаться со следователем. Молчала она и на суде. Только в конце, когда судья предоставил осужденной последнее слово, Осенева встала и, глядя в заплаканные, потухшие, безжизненные глаза Миланы Красич, тихо произнесла:

– Ланка, как ты могла поверить в этот бред? Как?!

Лана вздрогнула, в глазах буквально на секунду вспыхнула искорка сомнения, но девушку тут же заботливо обнял за плечи ее новый друг – красавчик Сергей Тарский. И искорка погасла, снова наполнив карие глаза подруги пеплом.

А на лице стоявшего рядом с Тарским Петра Никодимовича Шустова тенью мелькнула насмешливая ухмылка.

Ухмылка победителя.

Лена прекрасно знала, КТО на самом деле стоит за всем этим кошмаром. Именно Шустов на пару с Тарским и убрали одного за другим всех искренне преданных людей из окружения Миланы Красич: любимого мужчину Кирилла Витке, лучшую подругу Елену Осеневу, начальника службы безопасности Матвея Кравцова – друга Кирилла, его помощника, толкового и сильного парня Володю Свидригайло, влепившего когда-то в лоб Дины Квятковской пулю.

И у них получилось – Лана стала марионеткой в руках Шустова. И ее родители, судя по всему, – тоже. Насчет Яромира Лена не была уверена – брат Ланы на суд не приехал, не отпустили со съемок. Но, скорее всего, просто не захотел – Ярик не раз срывал график съемок и мчался к своим, если считал это необходимым.

Не захотел лишний раз смотреть на шлюху, предательницу и сучку…

И Лена окончательно дистанцировалась от реальности. Она ни с кем не разговаривала и целыми днями лежала на нарах, отвернувшись к стене. Сокамерницы в СИЗО новенькую не трогали, предпочитая с ней не связываться. Матерых уголовниц в камере не было, почти все – первоходки, с несерьезными статьями типа мошенничества и кражи. А эта высокая девица с безразличным взглядом обвиняется в убийстве, да еще таком жестоком! Это же надо – скормить мужика свиньям! Маньячка просто какая-то, ну ее!

Но после суда, перед самой отправкой в колонию строгого режима Осеневу совершенно неожиданно повели в комнату свиданий. Неожиданно, потому что к ней никто, кроме назначенного адвоката, не приходил. Родители жили далеко, на Кубани, и Лена искренне надеялась, что они вообще не в курсе происходящего. А все близкие друзья и знакомые здесь, в Москве, так или иначе были связаны с Ланой и Кириллом.

И вдруг – ее ждут в комнате свиданий!

Впервые за последнее время сердце девушки замерло не от горя, а от радости. А вдруг? Вдруг?! Ярик понял, что Лена ни в чем не виновата, что ее подставили!

И увидев стоявшего спиной к ней высокого стройного мужчину, Лена еле слышно прошептала:

– Я знала, я чувствовала, что ты…

А потом горло перехватила тугая петля спазма – мужчина повернулся.

Да, красивый. Да, молодой. Но вместо теплой глубины оттенка горького шоколада в глазах этого красавчика тяжело переливался ледяной свинец. Тускло-серый холод чужого мира. Абсолютно чужого. И в то же время…

Странное ощущение родства. Не с Сергеем Тарским, а с тем, кто смотрел на нее из глубины его глаз.

Но это было даже не ощущение, так, намек, мазнуло что-то по краю сознания и исчезло, утонув в лавине слепящей ярости.

Если бы у Лены сейчас было хоть что-то стреляюще-колюще-режущее, она пустила бы это «что-то» в ход без тени сомнения, и стреляла-колола-резала до тех пор, пока бы эти двое не превратились в безжизненные клочья.

И не пялились на нее сейчас так презрительно, торжествующе усмехаясь.

Сергей Тарский и господин Шустов собственными гнусными персонами.

А она еще и нюни распустила перед ними, приняв молодую особь рептилии за Ярика!

Лицо девушки стянуло ледяной маской, Лена повернулась и пнула ногой дверь:

– Охрана! Я отказываюсь от свидания! Охрана!

– И от свободы тоже отказываешься? – бархатно мурлыкнул Шустов. – И согласна гнить за решеткой ближайшие двенадцать лет?

Лена замерла и снова повернулась к визитерам. Дверь за ее спиной лязгнула замком, и в комнату свиданий заглянул конвоир:

– Так че, свидание закончено, да?

Шустов вопросительно приподнял бровь, насмешливо глядя на Лену.

Девушка отвела взгляд и угрюмо буркнула:

– Пока нет.

– Эта че за фокусы? – окрысился коренастый сержант. – Я те че, собачонка, туды-сюды бегать? Орала, что закончено, значит, топай в камеру!

– Пошел вон, – лениво произнес Шустов, разглядывая ногти на правой руке.

– Чего-о-о? Да ты у меня счас…

Побагровевший от возмущения конвоир вдруг странно булькнул и замер, словно кролик перед удавом. Краска постепенно стекала с его лица, капая в пятки, и на смену багрянцу спешила мертвенная бледность. Взгляд же бедолаги буквально прилип к бледно-голубым глазам Шустова.

Сержант пытался что-то сказать, но слова не могли прорваться сквозь застрявший в горле ужас, клокоча в глубине.

И конвоир начал медленно пятиться до тех пор, пока не оказался за дверью.

Которую и захлопнул с дребезжащим грохотом.

А Шустов перевел взгляд на Лену:

– Ну что, поговорим?

Глава 2

– Говорите, – холодно процедила Лена, усаживаясь на привинченный к полу стул. – Можете между собой, или ожидается монолог главной мрази? Хотя нет, – она приподняла левую бровь и презрительно усмехнулась, – марионетки главной мрази. Слышишь меня, тварь? – девушка резко наклонилась к сидевшему напротив Шустову и всмотрелась в глубину цвета застиранного голубого ситчика. – Что тебе надо? Чего ты привязался к нам? Зачем тебе Ланка понадобилась?

Лена мимолетно, на периферии сознания, поразилась собственному поведению и непонятно откуда взявшейся уверенности в своих словах. Она совершенно точно ЗНАЛА – там, внутри разума сидящего напротив человека, находятся сейчас две сущности. И главная из них – не сам Шустов.

То, что еще совсем недавно показалось бы ей бредом, сейчас стало реальностью. И Лена ничуть не боялась клубящегося сгустка тьмы в блеклой глубине. Ну вот ни капельки. Потому что и так оказалась на дне смердящей ямы, куда уж дальше? Что еще можно потерять? Жизнь?! А нужна ли ей такая жизнь?