Юсуповы. Кровь и смерть
Отец нервным движением ослабил ворот и хлопнул рюмку чего-то, даже не глядя. Маменька послала кивок и шепнула «иди».
Долго искать Николая не пришлось. Тот, конечно, ошивается в саду, смоля сигарету. Коснулся пальцами глаз, унимая слезы. Романтик чертов! Не скрываясь, Юсупов приблизился, прислонился спиной к холодной и мокрой коре липы, закурил и сказал:
– Скажи ты сей монолог на сцене – сорвал бы овации. Не ту публику ты выбрал. Попутал место и действие.
– Поизмываться пришел? Строишь хорошенького сына? Для папеньки с маменькой стараешься? – фыркнул Николай.
– Когда?
Николая будто по щеке хлестнули. Непонимающе сдвинул брови и уставился на брата.
– Когда это началось? – выпуская дым через нос, повторил Юсупов. – Сразу после того поцелуя? До или после моего дня рождения? Может и вовсе вчера? Что я упустил?
– Мы любим друг друга…
– Заладил… мы все уже поняли, что вы любите друг друга самой фанатичной любовью. А теперь скажи, когда это началось? Она присылала письма?
– Сразу после спектакля, – поникшим голосом ответил Николай.
– И все? Ты повелся на какие-то письма? Тебе их десятками оставляют ежедневно? Чем же маринины отличились?
– Тебе не понять, – буркнул Николай и отбросил окурок.
– А ты объясни.
Николай вскинул голову, подставив лицо под освещение фонаря, будто это софит над сценой. Шмыгнул носом, выпустил облачко пара на холодном мартовском воздухе. Немного поежился и ответил:
– Тот поцелуй… ты не понимаешь, со мной еще никогда такого не было.
– Совсем никогда? – с издевкой в голосе переспросил Юсупов. – К своим двадцати пяти годам ты перецеловал девиц в сотню раз больше, чем я на свете живу. А тут какая-то фрейлина, коими полнится любая светская вечеринка. Как по мне, это ты не понимаешь.
– Ну так объясни! – попер Николай.
Юсупов еще раз затянулся и выдохнул дым прямо в лицо брату.
– Ей девятнадцать. Миловидная внешность. Глазками стрелять и вертеть хвостом научилась. Дебютантка сезона – загадка для всех. Проще говоря, свежая кровь. Попробовать еще никто не успел, вот в тебе и взыгрался самец, которому первому надо пометить территорию. А она – совсем не дура. Понимает, к какой фамилии ты принадлежишь, какие перспективы сулишь.
– Она со мной не ради богатства!
Юсупов хмыкнул и докурил.
– Ну разумеется, – прошелестел он. – Она с тобой исключительно по любви.
– Именно так! С ней я чувствую себя живым! Ни опий, ни коньяк или самое изысканное вино не давали мне той жажды жизни, которую я познал с Мариной!
– Какой же ты болван… кому как не тебе, актеру, понимать, что любовь здесь и здесь, – Юсупов поочередно указал брату на грудь, а затем на промежность, – разнятся как хорошее вино и дешевый портвейн. От первого разве что голова поболит и перестанет. А вот от второго случится отравление вплоть до летального исхода, если не знать меру.
– Не смей так говорить! Она не такая!
– А какая? – переспросил Юсупов. – Какая это женщина, которая за месяц до свадьбы крутит роман с любовником? Думаешь, условившись на брак с тобой, она не поступит так же, выбрав кого-то другого?
– Нет, – отрезал Николай и помотал головой. – У нас любовь!
Юсупов вздохнул, положил руку на плечо брата и сказал:
– Будь достойным сыном своих родителей. Назначь встречу с Мариной, объясни, что никакой свадьбы и любви у вас нет и не будет. У тебя своя дорога, у нее – своя. Затем напейся, подерись, если захочешь, проспись. И забудь это кокетку, как всех предыдущих, подобных ей.
Николай дернулся и, громко чавкая каблуками по снежной каше, пошел за ворота сада.
В этот миг Юсупов почувствовал себя дико уставшим. Калейдоскоп встреч, разговоров, дел, обещаний, обязательств будто разом навалились на плечи. Граф поводил ими туда-сюда. Понаблюдал, как облачка пара изо рта поднимаются в свете фонаря и побрел обратно. Еще предстоит успокаивать маменьку с папенькой.
А с этой девицей ему предстоит отдельной разговор. На этот раз точно последний.
***
Сгорать от стыда, мямлить, оправдываться перед родителями Юсупов оставил за братом. Ну его – еще выгораживать! Сам уже достаточно большой мальчик, чтобы по-взрослому говорить с родителями на взрослые темы. Пока что почему-то выходит, что он достаточно повзрослел для мысли о женитьбе на чужой невесте, а вот для мысли, чем это грозит, еще не дорос. Как войти в положение влюбленных, которых разделяют несчастные обещания и традиции? Тут же такое начнется!..
Потому Юсупов решил ковать железо, пока горячо. Едва стало смеркаться, и город оживился вечерними визитами, граф привел себя в порядок и отправился к дому семьи Гейден. Нет, он не намерен напрашиваться на неожиданный визит, пусть его и примут даже с необходимостью отменить любые уже назначенные встречи.
Раздражение и нарастающая злость ощущается даже на кончиках пальцев. Юсупов намерен выпустить внутренних демонов и дать понять этой девице, что он не шутит.
Пара монет развязала язык прачке, что покинула крыльцо особняка, в котором квартируется семья Гейден. Там Юсупов узнал, что госпожа с минуту на минуту отправится в литературный салон. Разродившаяся мода на поэтов конкурирует со спиритическими кружками, а то и дополняет друг друга.
Граф кивнул и проделал ту же манипуляцию с извозчиком. Заплатил двойное недельное жалование, что у мужика поползли брови кверху, и свалилась шапка. Эта самая шапка, а еще бушлат и шаль через минуту-другу перекочевали на тело Юсупова с обещанием вернуть через пару часов. Извозчик сначала вытаращился, а потом подмигнул, когда Юсупов шепнул про «сюрприз для госпожи».
В общем, к моменту, когда госпожа фон Гейден появилась в дверях дома, а затем скользнула на мягкие сиденья экипажа и скомандовала «трогай!», Его Светлость выдал уверенное «Н-но!». Разумеется, нашей героине и в голову не пришло всматриваться в лицо какого-то там извозчика. А вот что Юсупова поразило куда больше – Марина отправилась в поездку без сопровождения. Так ли уж ее путь лежит в литературный салон? А может на встречу с кем-то, где не нужны свидетели?
Немного попетляв для поддержания образа, Юсупов наконец свернул одним-другим темным проулком. И наконец, остановился в тупике – с одной стороны обшарпанные жилые дома и грязный двор, с другой – выход к какой-то луже, слабо напоминающей водоем с талым снегом. Легко спрыгнув с козел, Юсупов распахнул дверцу экипажа и подал руку:
– Прибыли, mademoiselle.
– Что такое? – растерянно спросила Марина. – Вы, наверное, ошиблись… вы… вы?!
Юсупов снял теплую шапку и тряхнул взмокшими волосами.
– Поговорим?
Секунду Марина таращилась на графа, а затем взвизгнула и вжалась в дальний угол экипажа. Задергала ручку дверцы и едва не вывалилась в грязь. Этого мгновения вампирской натуре Юсупова хватило, чтобы оказаться по другую сторону экипажа и подхватить хрупкую фигурку. Одним движением вытащил под накрапывающий мокрый снег и прижал к стене, отродясь не знавшей краски или штукатурки. Единственный источник света – каретный фонарь – заострил черты лица графа, подчеркнул нездоровую бледность.
– Граф… что вы?.. – только и смогла из себя выдавить Марина.
Воздух вокруг ее тела наполнился горьковатым и липким привкусом страха. То, что нужно. Юсупов скинул бушлат и подошел вплотную – так, чтобы в потемках эта женщина разглядела его глаза с шальным, потусторонним блеском.
– Как сподвигать моего брата к женитьбе, так у вас рот не закрывается, а как поговорить со мной с глазу на глаз – так язык проглотили? – начал он.
– Не смейте, граф. Я буду… я буду кричать, – последнее слово прозвучало скорее вопросительно, чем утвердительно.
– Мы находимся на окраине города, где живут те, кого именуют убогими и обездоленными. Представьте, какое гостеприимство они окажут госпоже вроде вас.
Марина ахнула и зажала ладонями рот. Зрачки расширились, а сердцебиение зазвучало опьяняющим ритмом барабанов. Остается надеяться на выдержку этой дамы, что она не хлопнется в обморок.
Юсупов выпустил гнев тонкой струйкой вдоль позвоночника, размял шею и выдал ту улыбку, которая последние полвека внушает ужас. Безотказное средство убеждения. Марина на миг сместила взгляд и округлила глаза еще больше. В ту же секунду сморщила лоб и вжалась в стену, будто намеревалась с ней срастись. Она увидела клыки.
– Не в моих принципах причинять боль женщинам, если они сами об этом не просят. Но, боюсь, с вами я готов нарушить их без зазрения совести, – ровным тоном сказал Юсупов. – Вы плохо представляете себе, с кем связались. За мои восемьдесят восемь лет мне доводилось мучить и убивать женщин. Не то, чтобы мне понравилось. Но порой это единственный способ заставить их замолчать. С вами я поступлю так же.
Юсупов выдержал паузу, наблюдая, как игольчатое облачко страха над телом Марины разрастается и все сильнее впивается ей под кожу.
– Я готов стерпеть слезы брата по вашей утрате. Даже готов отстоять молебен по вашей преждевременной кончине в одном ряду с вашими родителями. Ну а достойную супругу господину Мантейфелю подберу, едва по вам помянут сорок дней. Ведь вы сами отправились из дому без сопровождения. Сели к извозчику, коих в городе нет числа. Да мало ли какие бесы завладели его душой? Ведь его самого и след простыл. А вот ваше тело, изувеченное и разбухшее, всплывет в каком-нибудь канале, скажем, послезавтра. Какая трагедия и какая жалость. В прессе и в салонах будут обсуждать вплоть до появления новой пассии вашего нынешнего жениха.
Все это граф проговорил холодным ровным тоном, отчего на оголенной шее Марины появились мурашки. Да и сама она трясется, тихонько всхлипывая.
– Граф… граф, прошу вас. Прошу вас, будьте м-милосердны, – запинаясь, сказала Марина.
– И зачем мне это? – спросил Юсупов и уперся рукой в дюйме от лица этой женщины. – Один укус – и нет проблемы. Никакого позора. Вы даже мученицей станете в глазах других.
– Н-нет… нет, не надо.
Марина замотала головой и прижала кулачки ко лбу. Аккуратная прическа промокла от непогоды, волосы прилипли к шее и вискам. Плечи затряслись в тихих рыданиях.
Юсупов отнял ее руки и наклонился к уху. В других условиях от такого жеста у женщин подкашиваются ноги, изо рта вырывается сдавленный стон. Но сейчас реакция иная. Марина задергалась, забилась в нечеловеческой хватке Юсупова.
– Я даю вам последний шанс, – понизил он голос почти до шепота. Зловещего шепота. – Оставьте моего брата и мою семью в покое. Никакой последней встречи. Никакого прощального письма. Это понятно?
Марина закивала, не переставая всхлипывать и причитать «смилуйтесь, граф». Тот отстранился, отпустил руки и дополнил:
– Я отвезу вас домой. Вы сошлетесь на недомогание и пробудете в своей спальне до рассвета. А завтра заживете жизнью невесты, которая всецело поглощена грядущей свадьбой с лучшим мужчиной на свете.
– Tu es un monster, – сквозь слезы пробормотала Марина.
– Вам лучше не знать, насколько вы недалеки от истины.
Глава 5. Старые и новые знакомые
– Что этот шарлатан делает в нашем доме? – спросил Юсупов.
Николай поднял на брата осоловевшие глаза. Это еще не хватало!
После запугивания Марины граф сдержал обещание – вернул-таки ее домой. Извозчика, разумеется, не нашел. Но зато самым честным образом оставил экипаж с арендованной одеждой в паре дворов неподалеку. Подпитал себя уверенностью, что мужик тот не промах. Может пропьет получку, а может проспится и наверняка будет искать свое средство передвижения и заработка рядом с тем местом, где оставил странному господину.
А сам странный господин выждал сутки. Он почти не спал, то и дело отслеживая всю поступающую корреспонденцию. Разве что не распахивал двери перед визитерами.
Отца отправили на службу в Подмосковье. Маменька последовала с ним. Перед отъездом граф выяснил у нее, что Николай-де раскаялся. Все же извинился, мол, совсем голову потерял, едва не опозорил родителей и весь род. Пообещал прийти в себя и взяться за доверенные ему дела и все в таком духе. Как мать и как женщина, что верит в лучшее в людях, Зинаида Николаевна, конечно, простила нерадивого сына. Простила, дала понять, что всегда поддержит любое его решение при откровенном обсуждении.
Отец же говорил с Николаем наедине. О чем именно, маменька не слышала. Знает лишь, что те выкурили по две сигареты. После чего Николай, погруженный в свои мысли, долго отсиживался в библиотеке. Правда так и не притронулся ни к одной книге.
Попрощавшись с родителями, Юсупов без стука распахнул двери в спальню брата. Сердце ухнуло. В ноздри ударил смолистый запах опия, осевший горечью на языке.
Окна зашторены. На полу расстелено темное полотно с кривыми символами, коих ни в одной эзотерической литературе не сыскать. Явно выдуманы в наркотическом угаре, который, без сомнения, именуется видениями, адресованными из высших миров.
Николай лежит тут же, а над ним застыл мужчина с пышными усами. Он изогнул руки в странном движении, будто только что выделывал сомнительные пасы, призывая к глубинам подсознания. И прочая чушь.
– Я спрашиваю еще раз. Что здесь делает этот шарлатан? – голос Юсупова как лезвие прорезал воздух.
Чеслав фон Чинский – оккультист, месмерист и чертов аферист. В прошлом веке в Дрездене соблазнил некую баронессу на фиктивный брак, дабы поживиться ее имуществом. А та, на минуточку, близкая родственница кайзера Вильгельма Второго. Сам Чинский мало того, что воздействовал на баронессу гипнозом, так уже был женат. Отчего вскоре загремел под суд по обвинению в двоеженстве и в обмане, совершенном гипнотическим образом.
О судебном процессе долго судачили в европейской прессе, попутно вынося вопрос о законности гипноза как метода лечения. Чинский отсидел три года в тюрьме, где едва не тронулся умом и пытался свести счеты с жизнью. От последнего того спас тюремный врач.
В Петербург явился пару лет назад и получил известность за счет туманных предсказаний и советов на все случаи жизни для состоятельных дам, так сказать, романтического умонастроения.
Вдвоем с братом они видели Чинского пару-тройку раз в салонах. Неприкрыто посмеивались над ним, совершенно не воспринимали всерьез. Юсупов про него и думать забыл. Как здрасьте на!
Чинский здесь, в их доме, да еще выделывает над Николаем сомнительные практики с использованием чертового опиума! Оккультист-аферист выпрямился, разгладил усы, пытаясь придать себе важности. Но заплывшее лицо и мешки под глазами выдают зависимость от крепленных напитков и чего похуже. В свои пятьдесят выглядит лет на десять старше.
– Нельзя прерывать-с… – открыл рот Чинский.
Юсупов метнул ему полный ярости взгляд, и тот аж попятился. Следующий взгляд адресован Николаю. Он, пошатываясь, приподнялся на локтях и заплетающимся языком ответил:
– Я сделал, как ты велел. То есть я собирался… но она… совсем порвала со мной. Не отвечает на письма. К ней домой мне хода нет… мне ничего не оставалось. Я лишь хотел…
– И ты не нашел ничего умнее, как пригласить этого шарлатана в наш дом, чтобы опоить тебя? Да ты совсем из ума выжил! – рявкнул Юсупов и рывком поднял брата на ноги.
Николай вцепился в лацканы пиджака и вытаращился обезумевшими глазами.
– Ты не понимаешь! – зашипел Николай. – Доктор… он имеет способность связываться с другими на тонком плане! Я смогу сказать Марине… я смогу послать ей свои мысли, понимаешь?
– Никакой он не доктор. Это шарлатан, коих свет не видывал.
– П-попрошу вас… – попытался вклиниться Чинский, но тут же захлопнул рот, снова поймав убийственный взгляд графа.
Юсупов усадил брата на кровать, с трудом отодрал руки от своего пиджака и поискал глазами графин с водой. Подхватил со стола и вылил на голову Николая. Тот взбрыкнулся, начал отплевываться и тереть лицо руками.
– И никаких мыслей ты ей не пошлешь, – холодным тоном продолжил Юсупов. – Если дама не желает отвечать, значит, она все решила.
Изрядно опьяненный и растерянный Николай уронил голову на руки и завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. Юсупов одернул шторы, распахнул окна, впуская влажный воздух. Перевел взгляд на Чинского и сказал:
– Вон.
Оккультист-аферист на миг замер, проморгался. Затем с завидной для пятидесятилетнего человека прытью собрал в саквояж все свои баночки-скляночки, амулеты и полотно с кривыми символами. И был таков.
Мартовская прохлада забирается под воротник, но Юсупов даже не поежился. Внутри все клокочет – пожарную службу вызывай. Это ж надо такое придумать! Поверить тупице-шарлатану, который якобы телепатически передаст послание. Да не просто поверить, а снова накуриться. Опять подсесть на заразу, от которой весь прошлый год лечился в лучших курортах Европы.
Маменька тогда каждый день писала, спрашивала, как здоровье старшего сына. Она-то и впрямь думала, что у Николаши просто нервы расшатались. Ведь до сих пор не знает истинной причины его неуравновешенности. Юсупов тогда в деталях пересказывал все, что с ними происходило. Виды лечения, виды за окном, виды на них с братом как на потенциальных женихов у придворных дам. Сколько семейных праздников упущено. Сколько денег истрачено. Сколько нервов самого Юсупова – ох…
И все ради чего? Ради того, чтобы Николай вернулся на ту же скользкую дорожку из-за какой-то ветреной девицы?!
Будто вторя мыслям Юсупова, брат пробубнил:
– Я не могу без нее.
– Чего ты там не можешь? – фыркнул Юсупов. – Конкретно.
– Жить без не могу! Дышать не могу!
– Ну тогда чего ты здесь делаешь? Не пора ли родовую усыпальницу строить? Вот с тебя и начнем.
– Н-не говори так… – угрожающим тоном сказал Николай и с шумом выдохнул.
– О, смотри-ка, дышать все-таки можешь.
Юсупов отвернулся к распахнутому окну, перебирая в голове варианты, какой фразой вбить последний гвоздь. Решил зайти прямо.
– Виделся я с твоей Мариной, – сказал он.
– Что? Когда? – вскинулся Николай.
– Вчера вечером. Сказал ей, чтобы она оставила тебя и нашу семью в покое. Как видишь, это сработало.
– Да как ты… как ты смеешь?!
– Остынь. И перестань уже закатывать истерики, как девица на сносях. Твоя страсть скоро утихнет, как и все прошлые увлечения. О чем тебе действительно стоит беспокоиться – не чувства чужой невесты, а собственное здоровье. Ты хоть представляешь, что сам себе стелешь дорожку к смерти?
– Что ты ей сказал?! – рявкнул Николай и кинулся на брата. – Отвечай!
Уже привычным движением Юсупов сжал запястья Николая до боли, пока тот не сдался.
– Я думал, ты мне брат, – сокрушенным тоном сказал Николай.
– Именно потому, что я – твой брат, от тебя еще не отреклись и не выгнали с позором из страны. Я не прошу – требую, одумайся.
– Ты. Мне. Не брат.
***
«Здравствуй, мой дорагой Феликс!
Мъ съ Папа задѣржимся еще на дѣнь. На вторнiкъ выпали имѣнiнъ офицѣра Миклюкова. Отказаться от празднованiя нiкакъ нѣльзя. Вѣрнѣмся въ четвѣргъ вѣчеромъ. Какъ тъ? Какъ Николай?
Больше не было инцидѣнтовъ съ М.Г.? Прiзнаюсь, мое сѣрдцѣ нѣспокойно. Хочу вѣрiть, Николай оставитъ эти идѣи. Но ты сѣйчасъ рядомъ съ нiмъ. Что онъ? Бѣспокоенъ ли? Разобрался въ своихъ чувствах?
Получила письмо от Анi Вырубовой. Рѣшенiя по разводу будѣтъ на дняхъ. Ты бы паговорiлъ съ нѣй, какъ давнiй друг.
Пѣрѣдавай прiвѣтъ Николаю. Хрiстосъ съ тобой!»
Юсупов дважды прочел письмо, бережно сложил в конверт и взял лист, чтобы писать ответ. Но его прервал назойливый грохот. Ну и кому там не спится в двенадцатом часу ночи?
Граф выглянул из комнаты и увидел служанку, которая испуганно вытаращилась на хозяина. Прошептала извинения, мол, забрала поднос с ужином от Его Светлости. Те не притронулись к еде. Аксинья сегодня старалась, жаркое из телятины да ватрушки с яблочным джемом напекла. Князь бледны. Все смотрят в окно или в потолок. Курят много и вон еще – выпивают.
Юсупов осмотрел три пустых бутылки на подносе и задумчиво произнес:
– Много курят и выпивают, говоришь?..
– Ага, и взгляд у них такой… Будто душа у них раскололась. Простите, Ваша Светлость, – спохватилась служанка и опустила глаза.
Юсупов кивнул, и та испарилась коридорами. В очередной раз проведать брата? Так вроде не болен. Да и в няньки не нанимался. Но внутри неспокойно, подмывает посмотреть своим особым видением – не скрывает ли тот чего? Скажем, переписки.
Вздохнув, граф вернулся в свои покои и начал писать ответ матушке.
«Здравствуйтѣ, Maman!
Получилъ Ваше письмо. Съ нѣтѣрпѣнiямъ жду Вашаго возвращенiя! Вы вѣрно устали от казармѣнныхъ условiй?
Николай въ порядкѣ. Аппѣтитъ хорошiй, бѣссоннiца не мучаетъ – хорошiй прiзнакъ, я думаю.
С Анѣй встрѣчусь на дняхъ. Справлюсь о ее самочувствiи.
Бѣрѣгитѣ сѣбя. Цѣлую. Вашъ Феликс»
***
Вырубова ничуть не изменилась, разве что глаза потускнели.
Анна Вырубова, в девичестве Аня Танеева, уже четыре года в услужении государыни на посту главной фрейлины. Крупная, с округлыми плечами, квадратным лицом – про таких в сказках пишут «кровь с молоком». Но насколько ее знает Юсупов, Аня с детства стесняется своего тела. Считает себя неуклюжей и попросту непривлекательной.
И тем не менее, в двадцать лет стала главной фрейлиной, о чем придворные дамы до сих пор судачат. Мол, государыня умышленно взяла Танееву, чтобы на контрасте выглядеть еще красивее. А признать, что молодуха отличилась умом, неприятно.
В апреле прошлого года Аня вышла замуж за морского офицера, участника русско-японской войны, Александра Вырубова. Но семейная жизнь сразу не задалась. По слухам супруг сильно напился в первую брачную ночь, а потом и вовсе уехал лечиться в Швейцарию. Лечиться от болезни нервов, которую получил ввиду катастрофического сражения при Цусиме.
Проще говоря, брак несчастливый, а Аня – все еще девственница. Более того, будучи замужней, невозможно оставаться фрейлиной. А разведенной – и подавно. Так что с изменением семейного статуса Ане грозила и потеря места при императрице. Но Александра Федоровна оставила Вырубову при себе, хоть и тайно.
Одноэтажный особняк с мезонином в Царском некогда принадлежал Людвигу-Вильгельму Тепперу де Фергюсону. По-русски просто Вильгельму Петровичу, талантливому композитору, учителю музыки великих княжон, сестер Александра Первого. Здесь на музыкальных вечерах бывали молодые царскосельские лицеисты и Пушкин в их числе.
Затем особняк сменил несколько владельцев, пока в нем не поселился пианист и главноуправляющий Его Императорского Величества Канцелярией Александр Танеев – отец Ани. С прошлого года Аня тоже проживает здесь. Совсем по соседству – Александровский дворец, семейная резиденция государя с государыней.
В лучах апрельского утреннего солнца особняк походит на пряничный домик. Ряд больших окон и круглых окошек над ними обрамлены белым цветов. Мезонин пустует. Возможно уже через месяц кованая решетка будет увита цветами.
Юсупова впустили и проводили к хозяйке. Та сидит в гостиной за скромно накрытым столом. Граф не растерялся и прихватил с собой гостинцев – сладости, фрукты, ароматную выпечку.
– Фе-е-еликс, здравствуй, – с улыбкой поприветствовала его Вырубова.
Расцеловала в обе щеки, с благодарностью приняла угощения и по-хозяйски стала разливать чай, раскладывать сладости. Юсупов уселся и слегка поежился. В доме ничуть не теплее, чем на улице. Вырубова кутается в шаль. Камин растоплен скудно, а чашку с чаем и выпускать не хочется. Заметив реакцию гостя, Аня пояснила:
– Фундамента нет, вот и дует с пола. Но это ничего, лето обещают добрым. Еще будем радоваться прохладе этого дома.
Они выпили по чашке чая, обменялись последними новостями из газет и сплетнями из чужих уст. Наконец, с формальностями покончено, и Юсупов сказал:
– Давеча получил письмо от маман. Говорит, на днях будет решение по разводу.
Вырубова опустила тоскливый взгляд в чашку с недопитым чаем, собралась с мыслями и ответила:
– Саша, он… получил службу на корабле. Сборы уже идут.
– Лечение не помогло, – догадался Юсупов.
Нервным движением Аня помяла кружево салфетки и выдала:
– Это даже к лучшему. Служба ему понятнее, чем брак.
– Устала бояться?
Та кивнула и совсем замкнулась в себе.
Юсупов легко сжал ее ладонь и сочувственно повторил:
– Все к лучшему.
– Как Николай? Ходил нехороший слух.
– Все улажено, – отмахнулся Юсупов. – Отправил бы на лечение. Но в его случае сработает только гильотина.
– Не говори так, Феликс. Грешно это. Вы же – одна кровь.
Про кровь Аня, естественно, в курсе, ведь она в услужении двух вампиров – первых лиц государства.
– Боюсь, даже кровь тут бессильна, – ответил Юсупов.
– Николаю свойственна ветреность. Пройдет, как и все прошлые увлечения.
