– Духов, одежды, драгоценностей. Вот предоставишь мне все это – будет тебе постель. Моя мама купалась в роскоши, отец ее буквально на руках носил и сыпал подарками каждый день. Не о таком муже я мечтала, если б не Лида, совсем другая жизнь сложилась бы у меня, забыла бы тебя как страшный сон.
– Розка, неужели я такой поганый? – с обидой спросил Вася.
– Не поганый ты, ты никакой. Нет в тебе, – она прищелкнула пальцами,. – Уйди, видеть тебя не могу.
Вася внял Розкиным словам и решил сделать ей подарок. Работал в три смены, дома не ночевал, копил копеечку. На базаре приобрел колечко тоненькое с синим камушком. Вымылся, наодеколонился, дети спали. Он сжимая в руке колечко тихонечко зашел в спальню. Сквозь не прикрытые шторы заглядывала луна. Он подошел к кровати и поставил одно колено на край, потянул одеяло. С громким лаем в ногу вцепилась псина. Вася взвыл, Розка подскочила на кровати.
– Сука, убью, – завопил Вася.
Собака огрызалась, он схватил стул и хотел прибить псину. Роза защищала собаку, заспанные дети вбежали в комнату.
– Тебе это животное дороже, чем я, – он швырнул колечко на кровать и вышел из комнаты.
Глава 3
Лида топала по лужам, грязь брызгала на добротные ботинки, она несла в кармане свою первую зарплату. Мать уговорила устроиться санитаркой в больницу с последующим поступлением в медучилище. Ее поставили в оперблоке мыть полы, кушетки, стерилизовать инструменты. Первая зарплата грела душу, но работа Лидии не нравилась, больничный запах въелся в кожу, в волосы и сколько не мойся – не отмоешься. Люди стонущие, не приятно пахнущие, злые, не довольные – Лидии все это не нравилось, но она жутко боялась сказать матери, что не хочет работать медсестрой. Лида остановилась возле очередной лужи и нагнулась, чтобы отмыть грязь с ботинок. Увидев грязные ботинки Лида представила, как мать будет кричать, что у девушки должно быть все в порядке, чисто, а Лида снова вымазалась и не опрятная. Лида не успела разогнуться, как ее окатила грязью проезжающая машина. Серая «Волга» с оленем на капоте остановилась возле нее. Из машины вышел мужчина в добротном осеннем пальто, аккуратно подстриженной бородкой, из-за прямоугольных очков поблескивали голубые глаза. Лида утиралась носовым платком, лицо и руки были выпачканы, но самое страшное – пальто. Пятна расплылись и быстро впитывались в ткань. Слезы хлынули из глаз. Перед выходом на работу мать одела ее с иголочки, приговаривая:
– Чтобы ты не была хуже всех.
Лида не была хуже всех, Лида была лучше всех, и за это ее тихо ненавидели. Лучше бы она ходила в рванине, зато к ней было бы больше уважения. Тем временем мужчина подошел к ней:
– Девушка, простите, я вас не заметил.
Лида подняла взгляд и посмотрела на него сквозь слезы:
– Мне ваши извинения ни к чему. Как пальто очистить?
– Это моя вина, что я испортил вам вещь.
Он усадил ее в машину, а Лида лихорадочно терла пятна. Он остановил ее:
– Не надо, вы сделаете только хуже. Давайте познакомимся, меня зовут Петр.
– А меня Лида, – буркнула она.
– Лидия – красивое имя, и вам очень идет. Блондинка с черными глазами. Вот мы и приехали, – сказал Петр.
Они поднялись на третий этаж. Петр помог снять пальто и повесил на плечики. Сделал в тазике мыльный раствор и ловкими движениями очистил пятна:
– Ну пока пальто будет сохнуть, мы с вами чаю попьем, – и пригласил ее на кухню.
Кухня была небольшой, но уютной. На буфете стояли вазочки с вареньем, печеньем и конфетами в красивых обертках. Лида взглянув на угощенья, смекнула – человек не простой, у простых такого нет. У нее в доме было – мать приносила, а ей доставали по блату. Петр расспрашивал, где учится или работает. Лида без энтузиазма рассказывала о работе в больнице. Петр усмехнулся:
– Не нравится работа?
Лида покачала головой, что нет.
– А приходится работать, потому что оплачено, устроили по блату?
– Какой блат, я санитарка! – воскликнула Лида с возмущением.
– Находится в оперблоке даже санитаркой – это большой почет, просто так туда не попадешь, чтобы мыть инструменты надо год, чтобы тебя заметили.
Лида с недоверием посмотрела на Петра.
– Да, я эту кухню знаю. Не надо мне рассказывать, кто тебе помог, у каждого свои секреты.
Пальто просохло, Петр довез Лиду до той самой лужи, где они встретились. Лида пришла домой, отдала деньги матери. Мать накрыла на стол и подарила ей сережки в честь первой зарплаты. Мать расхаживала по кухне и говорила:
– Вот сначала на медсестру, а потом и до врача дорастешь. Будешь оперировать, прославишься на весь город, может, в столицу уедешь.
Лида только хмурилась. Скрипки, танцы, художки переросли в скальпель, который Лида, ни разу не держав в руках, уже ненавидела.
На следующий день Петр встретил Лиду, когда она выходила из больничных ворот. Лида удивилась. Петр пригласил ее в городской музей. Лида заскрипела зубами. «Снова здорово», – подумала она. Маменька таскает ее по картинам, скульптурам, и этот хлыщ бородатый туда же. Она сказала:
– Извините Петр, но мне некогда, мне домой надо.
Но Петр не хотел ее отпускать.
– А куда бы ты хотела сходить? – спросил он ее напрямую.
Лиде хотелось в кофейню, которая на Майской, с огромными окнами, где за круглыми, маленькими столиками важно сидели люди. И она сказала, куда бы она хотела. Петр без всяких разговоров пригласил ее. Лидия сидела за столиком, закинув ногу на ногу. Держала в руках изящную маленькую чашечку с ароматным напитком и ощущала себя взрослой и независимой, а рядом сидел Петр – мужчина, конечно, не принц, но интересен и, судя по виду, имеющий вес в жизни.
Мать, сколько Лида себя помнила, все время говорила, что жизненный статус главнее всего. Замуж нужно выходить не только по любви, но и по расчету. Лида в один из таких разговоров спросила:
– Мама, а ты по любви вышла?
Мать вспыхнула:
– По дурости я замуж вышла, и чтоб у тебя отец родной был.
Лида по мере взросления понимала, что между родителями нет той семейной теплоты, какая должна быть у любящих людей. Отец – простой работяга, без образования и начитанности, ему картошка с селедкой вкуснее всяких сервелатов и птичьего молока. Мать тащила его в оперу, на балет, натягивала на него галстук и пиджак, а когда он сопротивлялся – устраивала истерики, что он не культурный человек и никаким образом не хочет приобщаться к прекрасному. Лида тоже попадала под эту муштру, а вот Филипп этой участи избежал в силу своего характера. Он был упрям и если чего-то не хотел, его было с места не сдвинуть. На крики, наказания не реагировал, учился плохо, дрался. Роза пыталась его воспитывать, перековать, привить манеры, приучить читать, но Филипп не поддавался ее воспитанию. Вася смотрел, как Роза в очередной раз усадила Филиппа за книгу, ткнула пальцем:
– Прочтешь от сюда до сюда и перескажешь.
Филипп полистал книгу, увидел картинку с корабликом и раскрасил ее карандашами. Вася сказал:
– Сынок, что ты сделал, мама будет сердиться.
Филипп посмотрел на него:
– А мне все равно.
Розкиной истерике не было предела. Филипп стоял в углу и ковырял стену. Вася успокаивал Розу:
– Ну это же ребенок, понравилась картинка.
– Ты хотя бы понимаешь, что это за книга и сколько стоило трудов сохранить ее. Что ты, что твои дети – вы ничего не понимаете в искусстве, в литературе. Лидия – и та равнодушна к украшениям, к нарядам.