
Всенародная Книга Памяти Светлогорского городского округа

Мария Смирнова стоит слева
– Сейчас отрывочно помню то страшное время, – начинает свое неспешное повествование Мария Владимировна. – С началом войны все жители нашей деревни от мала до велика рыли окопы, а сверху клали бревна – для укрытия на случай бомбежки. Времени прошло всего ничего, а немцы уже в деревне. И стали они взрослых и подростков (мне на то время было почти 15 лет) в принудительном порядке таскать на различные работы. Нас немцы отправляли в лес на заготовку древесины, надо было бревна освобождать от сучков и перетаскивать. Работа страшно тяжелая.
Помню, как месяца за два до отступления немцев, нас деревенских предупредили, мол, уходите в лес, чтобы не угнали в Германию. И ушли мы всей деревней вглубь леса, прихватив с собой домашнюю скотину. Вырыли окопы в нашу сторону. Ох, и натерпелись мы.
В 1943-м Смоленщину очистили от немцев. От радости все плакали.
Во время войны в сезон мы работали в поле. Все делали вручную. Лошадей не было. На себе пахали женщины и подростки. А еще надо было за 22 километра сходить на станцию за зерном, чтобы поля засеять. Удавалось за день сделать по две ходки, каждый из подростков мог унести не более 8-10 килограммов зерна.
В Калининградскую область Мария переехала в 1952 году. Работала поваром, вкусно кормила людей. Сегодня Мария Владимировна проживает в Светлогорске с дочерью.
Владимир Соловьев
– Родился я 9 апреля 1935 года в поселке под Брянском, – начинает свой рассказ Владимир Андреевич Соловьев. – Жили мы на полустанке. Отец был электромонтером, а мама – дежурной по станции.

Наверное, наша станция не представляла никакого интереса для гитлеровцев. Под первую бомбежку мы с дедушкой попали в августе. Помню, сидели в какой-то риге, на соломе. Когда послышался гул фашистского бомбардировщика и раздался свист, а потом разрыв первой бомбы, дедушка попросил меня зарыться поглубже в солому. Будто солома могла спасти от осколков. А если бы полыхнул огонь – там бы и остались.
Чуть позже к нам прибежала бабушка, она жила в трех километрах от станции в селе Журиничи. А бомбы до нас чуть не долетели – метров триста.
В начале октября 1941 года немцы зашли в поселок Журиничи. Кто на мотоциклах приехали, кто на велосипедах, кто пешком. Помню, бабушка, чтобы нам не сделали ничего плохого, даже приготовила какую-то еду для двух гитлеровцев, которые зашли в дом, и покормила их.
Чуть позже они ушли, а я вышел во двор. Вокруг меня бегали куры, и тут я услышал стрельбу – оказывается, фрицы отстреливали кур. Мама как увидела, что могут попасть в меня, закричала истошно, выскочила из дома, схватила меня на руки. А гитлеровцы, которые палили со двора дома напротив, нагло смеялись.
Однажды на окраине деревни столкнулись нос к носу наша партизанская разведка и небольшой отряд фрицев. Наши бойцы сориентировались быстрее и открыли прицельный огонь, уничтожив врага.
Вот тут каратели взялись за нас серьезно. В центр села согнали семьи коммунистов и активистов и расстреляли их. А остальных жителей села заставили зарыть тела погибших за храмом.
Не знаю, что именно спасло моего дедушку от расстрела, я в это время был на полустанке у родителей. Помню мама, которая была уже на сносях, чуть не родила, увидев огромное зарево – это пылали Журиничи. Село было сожжено, а дедушка и бабушка успели спрятаться в лесу.
Чуть позже фашисты полностью разрушили наш полустанок, пришлось перебираться на другой в трех километрах от нашего. Сюда вскоре пришли и дедушка с бабушкой. Дед уже болел и вскоре умер. Как раз в тот момент, когда мама рожала мою сестренку.
Зимой отец вырыл землянку, в которой мы и жили. Однажды к нам на лыжах пришел какой-то человек в немецком обмундировании, увидел маму и бабушку и спросил: «А мужчины у вас есть?»
Я радостно закричал – есть. Мама с бабушкой поспешили заверить незнакомца, что самый главный мужчина в семье именно я.
Позже выяснилось, что нашим гостем был партизанский связной, который рассказал, что завтра будет облава, и если мы хотим уцелеть, надо отсюда бежать. Что мы и сделали…
Но через месяц нас все-таки захватили, погнали в концлагерь. На территории бывшего завода устроили бараки.
Каждое утро нас выгоняли на построение длинной шеренгой. И вдоль шеренги шли фашисты и следили, чтобы все встали на построение. У кого не было сил – стаскивали с нар и сталкивали в котлован. Зарывали практически живьем.
И еще запомнилось, когда нас погрузили в вагоны для телят и повезли в Германию, одна женщина решила съесть весь выданный ей хлеб сама, не давая ни крошки своему ребенку. Она рыдала и ела. К ней подскочил мужчина, надавал ей оплеух, и она все же протянула часть хлеба малышу.
В Германии было тяжело, но нам попался достаточно «добрый» бауэр. Мне, пацану, жилось полегче. Потому что к концу войны я уже сносно разговаривал по-немецки и был шустрым, находчивым мальчуганом. Помню, что в Рождество брал мешок и ходил колядовать. А еще на скотном дворе я тайком собирал куриные яйца. Ни разу ни поймали…
Освободили нас в 1945 году. Отец в это время находился в концлагере Заксенхаузен. Уже после войны, когда он вернулся на родину, рассказал, что работал в пекарне. Наверное, именно это и спасло его от голодной смерти.
В 1954 году меня призвали в ряды Советской Армии. Служил я на улице Артиллерийской в Калининграде.
После службы учился в вечерней школе, в техникуме. Работал слесарем-сантехником на строительстве многоквартирных домов, потом на военном заводе. Благо, мой прежний командир части помог с трудоустройством.
Говорят, что пожилые люди плохо помнят о том, что было вчера, но хорошо помнят о том, что было давно. Я иногда, как начинаю вспоминать годы войны, кажется, что сижу и смотрю какой-то фильм. Всплывают в памяти детали, лица, события.
Эти страшные годы забыть никак не получается…
Валентина Старовойтова:
«Работали наравне со взрослыми»
– Я родилась 6 октября 1930 года в Тульской области в деревне Бабурино, – начинает свое повествование Валентина Александровна Старовойтова. – Папа мой в свое время служил на крейсере «Аврора», а его родители жили как раз в Бабурино. Он демобилизовался, вернулся на родину, и почти сразу женился. Его избранницей стала воспитанница тульского детского дома. Детдом был «элитным», когда-то в нем попечителем был Лев Николаевич Толстой.

Привез мой будущий отец молодую жену, и потребовал у своих родителей долю наследства. А всего в семье было 8 детей. Дедушка вспылил, но «наследство» все же поделил. Маме и папе достался амбар.
Мне в классе немножко даже завидовали: твой отец умный, он окончил четыре класса. И потом, когда я уже работала, женщины постарше отзывались о нем с уважением: в тяжелые годы после гражданской войны он работал в продразверстке, зерно нам привозил.
Когда шло становление колхозов, отца вызвали в райком и назначили председателем колхоза. Какое уж там коллективное хозяйство… Три человека согласились – вот и было ядро.
Деревня наша никогда не знала большого голода. Люди держали птицу, свиней, коров. И на фоне других мы казались зажиточными. И тогда райком потребовал сдачи всего…
Отца репрессировали перед войной. Но он успел попрощаться. Помню, приехал, обнял мать, сказал: «Мне надо уехать, иначе посадят».
– Куда?! – изумилась мать.
– В Сибирь, куда еще, – «обрадовал» отец.
– А как я, больная, с шестью детьми? (Всего мама родила 11 детей, но выжили только первые шестеро: три брата и три сестры).
– Нюша, держитесь. Я к вам обязательно вернусь. А если осудят и расстреляют, – будет гораздо хуже…
И только позже мы узнали, что отец отбыл наказание – 12 лет.
– В июне 1941 года началась война. Для нас в первые месяцы ничего не изменилось: работали, собирали урожай, чтобы помочь нашим бойцам на фронте.
Хорошо запомнила один из ранних осенних дней. Как всегда трудились мы в поле, собирали картошку. А она крупная уродилась, пару минут, и ведро полное. Мальчишки сгружали урожай на телеги и увозили в деревню. И тут слышим какой-то треск. Смотрим вдаль. Батюшки, а это немцы, их передовой отряд на мотоциклах. Где-то 12–15 экипажей. Подъехали к нам, что-то бормочут на своем, улыбаются.
Я к тому времени немецкий язык немного понимала, слышу, хвалят наш урожай, мол, картошка хороша, перезимуем… И тут же схватили два ведра, высыпали себе в коляску, ведра выкинули, и попылили дальше…
Им-то хорошо. А нам? Для кого все это собирали? Для врагов?! Расстроились мы. Но главные испытания были впереди…
Нам повезло с мамой. Ее в детском доме учили всему: и медицине – раны обрабатывать, и шитью, и в колхозе работала она за ветеринара. И нас сызмальства к труду приучала. Помню, мне шесть лет, а мама меня к колодцу посылает – полведерка воды принести. Там до этого колодца метров сорок. Кое-как «зачерпну полведра и несу…
…Не знаю, долго ли у нас хозяйничали фашисты. Но районный центр – поселок Щёкино – освободили, скорее всего, в конце 1941 года. Возможно, где-то прятались недобитые гитлеровские отряды. Мне так кажется, что они в нашу деревню заглядывали еще ранней весной 1942 года.
А потом о немцах и не вспоминали. Мы с братом Лёвой работали в колхозе. Лёва, как заправский мужик, косил рожь. Да так умело, что по его косьбе можно было с закрытыми глазами нести ложку с водой – не расплескаешь. Так и сложилась «маленькая бригада» ударного труда. Я старалась не отставать от брата. И нас хвалили, говорили, что мы – в отца.
Трудно было в годы войны? Трудно! Но мы понимали, уступать в чем-то другим, значит, опозорить нашего отца – Александра Федорова. К счастью для нас, отец вернулся в деревню после Сибири.
…В Калининградскую область я попала случайно. После войны моя сестра Тамара вышла замуж за раненого офицера-танкиста. Жили они в Дрездене, потом их перевели в Калининград. У сестры родилось две дочери и сын. Заболела она тяжело. Ее муж дал телеграмму: срочно приезжайте, за сестрой нужно ухаживать.
Была осень 1952-го. Мама дала мне на дорогу 14 рублей, последние деньги, и сказала: «Ляля (так меня звали в семье), поезжай, я на тебя надеюсь…»
Я приехала. Первые несколько дней ревела в голос, глядя на Тому… Потом потихоньку втянулась. Так с тех пор и живу в Калининградской области.
Ю. МоскаленкоДарья Тамашакина

Дарья Евстратьевна Тамашакина, бывший несовершеннолетний узник фашистских концентрационных лагерей, родилась в окрестностях Шауляя (Литва), где семья жила многие годы. Семью Дарьи, которой тогда было 7 лет, вывезли в фашистский лагерь в 1943 году. Помнит, как немцы вошли в дом, велели всем выходить, помнит, как застрелили домашнюю собаку. В лагерь вместе с другими жителями забрали всю семью, в которой было 10 детей. Всех везли в вагоне для скота, на полу лежало сено. На одной из станций их с отцом разлучили, и больше отца они никогда не видели. По рассказам Дарьи Евстратьевны, их несколько раз перевозили из лагеря в лагерь, помнит ряды построек, колючую проволоку, умирающих соседей по бараку. Котел с варевом, которое было невкусным и несоленым. Помнит, как ели траву во дворе бараков. В лагерях она и ее семья провели два года, с 1943 по 1945. Трое детей из семьи погибли.
После войны Дарья вернулась в Шауляй, вышла замуж за летчика, переехала в Черняховск. Много лет работала рентген-лаборантом в стоматологии. В Светлогорск переехала в 2005 году. Сейчас у Дарьи Евстратьевны шестеро правнуков!
Её труд отмечен юбилейными наградами.
Супруги Тиховнины
Галина Бороздина родилась 7 октября 1931 года в деревне Никуличи Даровского района Кировской (Вятской) области. Семья многодетная, Галина была пятой из семи детей.
Жили от земли, надеялись только на себя. Этот район расположен хотя и относительно недалеко от Кирова, но практически окружен лесами. Места заболоченные. Почвы бедные. Выращивать пшеницу невозможно, а вот рожь вызревает. И еще горох.

– Дорог тогда не было, передвигаться на транспорте можно было только зимой, – рассказывает Эдуард Павлович, супруг Галины Симоновны. – Получается, жители деревни были «отрезаны» от райцентра. Но в Никуличах была хорошая школа. Из красного кирпича. Правда, всего лишь начальная – не очень охотно ехали сюда учителя. Галина Симоновна, и ее братья и сестры начинали обучение здесь. А дальше, в лучшем случае, телега, на которую усаживали ребят и везли в среднюю школу.
Сказывалось ли это на жажде знаний? Наверное, нет. Один из старших братьев моей супруги, Михаил Симонович, воевавший в составе авиационного полка, в 1947 году был уже подполковником. И именно он забрал двух сестер в Мамоново, где проходил службу.

Но мне хочется сказать о другом. О том, что до войны люди в Кировской области жили пусть и не достаточно богато, но очень дружно. Отношение к детям было почти что святым. Учеников оставляли в школе на всю неделю. И родители старались хоть немного подкормить малышей. Кому-то выдадут мешочек сушеной картошки, кому-то несколько головок лука, морковки или свеклы. Да, детей кормили, но эти родительские «гостинцы» тоже шли в общий котел…
Галина с первых месяцев войны вместе со своими братьями и сестрами, подругами и друзьями заменили в колхозе взрослых. Домой приходили подростки только для того, чтобы забыться сном, хотя бы на несколько часов. Наутро все повторялось: поле, тяжелый физический труд. Работали, приближая Победу. Лучше и не скажешь…
Я жил в то время далеко от Кировской области. В Казани. Родителей не было, зато трудностей хватало. И мы, чем могли, помогали фронту. Не дай Бог пережить то, что пережили мы…
А сразу после войны наши судьбы с Галей поспешили навстречу друг другу.
Как я уже говорил, брат Михаил успел перевезти двух сестер в Калининградскую область. Успел, потому что уже через месяц их воинскую часть перевели на Сахалин. И остались девушки без родных одни в незнакомом городе.
Я тоже волею судьбы оказался в самой западной советской области. Моя тетя отправилась сюда с первыми переселенцами. Чуть-чуть обжилась, и сразу выслала мне приглашение, другого способа попасть в этот регион тогда просто не было.
Приехал, увидел море, и тут же поймал себя на мысли: это мое, хочу «бороздить» морские просторы. Поступил в мореходку, окончил ее, стал работать в базе тралового флота в Пионерском.
Встреча с Галей обожгла. Я понял, что для меня самое важное то, чего я был лишен в детстве – семья.
Любимая жена, дети, уют, тепло, первые слова дочери и сына, первые шаги. Да, далеко не всё я увидел и услышал, будучи вдалеке от дома. Но именно там, в сотнях километров от домашнего очага, особенно остро чувствовалось, что семья – это главное, что от всего бережет…
А Галя моя оказалась чудесной мамой.
С Галей мы живем вместе вот уже 62 года. Мы дети, обожженные войной. Ценим то, что до сих пор имеем возможность ухаживать друг за другом, оберегать от всего, что вызывает малейшую тревогу.
Дети наши давно уже выросли. Стали известными в Калининградской области людьми. Но суть даже не в этом. Мы их научили главному: человеческому состраданию. Они никогда не пройдут мимо того, кто нуждается в помощи, они честны и справедливы. Наверное, это и есть самое большое человеческое счастье…
Нина Трусова

Трусова Нина Николаевна, бывший несовершеннолетний узник фашистских концентрационных лагерей, родом из Брянской области, из поселка городского типа Навля. Родилась в трудовой, небольшого достатка, семье. Мама – бондарь, папа – кочегар. И четверо детей. Отца не стало, когда Нине было всего 2 года. Что с ним случилось, – дети толком не знали. А мать старалась не бередить свои раны и не травмировать воспоминаниями детей.
На начало войны Нине было 5 лет. В лесах под Навлей в годы немецкой оккупации, с ноября 1941 года по сентябрь 1943 года, действовали партизанские отряды, а в самом посёлке – комсомольское подполье. Но об этом маленькая Нина знать не могла: ее, сестру, брата и мать с оккупированной немцами территории насильно отправили в Германию. В дороге во время переезда умер брат.
На немецкой бирже труда, организованной прямо на разделительном пункте, сельский бауэр увез семью Нины на хутор. Здесь матери и сестре предстояли тяжелые работы в поле. Выращивали сельхозкультуры, очищали поля от валунов. Жили в сарае, больше напоминавшем хлев.
В 1945- м семья вернулась в Брянск. Там Нина училась в школе, затем окончила медтехникум. Добросовестно работала акушеркой в роддоме. Вышла замуж, родила и вырастила детей. В 2016 году переехала в Светлогорск к дочери.
Клавдия Турчина:
«Люблю детей и они меня!»
Клавдия Алексеевна Турчина человек в городе известный. Много лет она проработала воспитателем в детском санатории сначала в Отрадном, а потом и в Пионерском. Тысячи детей прошли через ее заботливые руки, многим малышам Клавдия Алексеевна во время лечения заменила родных и близких. В Светлогорск юная Клавдия приехала больше семидесяти лет назад из Калининской (Тверской) области.

«Я родилась в 1923 году в деревне Скворцово, жили мы на хуторе, семья у нас была большая, пятеро детей, – вспоминает Клавдия Алексеевна, – когда началась война, я как раз закончила 10 классов, устроилась на работу, совсем не долго, до прихода немцев, работала официанткой в столовой в Скворцово». Первую встречу с немцами запомнила на всю жизнь, говорит женщина: «Папа забежал в дом сказал: «Собирайтесь, собирайтесь, скорее!» У нас такой небольшой лесок был, там нас папа спрятал, смотрим, а немцы прямо на нас вышли. Мы испугались, растерялись, а они спросили у нас что-то и дальше пошли, потом мы не видели их очень долго».
Оккупация деревни Скворцово продолжалась несколько месяцев с августа 1941 года по январь 1942 года, всё это время немцы жили неподалеку от хутора. «Приходили они к нам, – вспоминает Клавдия Алексеевна, – но не грабили. У нас корова была, так мама, бывало, сама скажет: «Молочка вам дать»? Было очень страшно, враги ведь. А они ничего, выпьют, поблагодарят и снова уйдут». После освобождения надо было как-то жить, и Клавдия пошла работать. В сельсовете решили, поскольку она одна из немногих, окончила 10 классов, а значит, грамотная, пойдет работать лесником. Много ли понимала совсем юная девушка в лесном хозяйстве, но тогда специалистов в окрестностях не осталось, мужчины все ушли на фронт, остались только женщины и подростки. Именно из подростков и создавали лесозаготовительные бригады. Очень скоро Клавдию Алексеевну назначили объездчиком, в ее обязанности входило определять делянки для заготовки дров и отпускать лес, но самое главное, следить, чтобы не было несчастных случаев. До конца войны Клавдия Турчина так и работала в Торопецком лесхозе и объездчиком и техником. После войны поступила учиться в Белорусский лесной техникум. Так бы и осталась Клавдия работать в родном лесхозе, но судьба распорядилась иначе.
Старшая сестра Клавдии Алексеевны Антонина всю войну служила в отделе цензуры, дослужилась до офицерского звания, вышла замуж и после войны вместе с мужем и новорожденным сыном обосновалась в Светлогорске. «Мужа у нее убили, – вспоминает Клавдия Алексеевна, – и осталась Тоня одна с маленьким ребенком. Ей надо было работать, а ребенка оставить было не с кем. Помню, я приехала, смотрю, что малыш Владик спит один в комнате, носиком уткнулся, а сестра на работе была, так его жалко стало!». Так и осталась Клавдия в Светлогорске, помогала сестре растить племянника, так понравилось возиться с детьми, что посвятила им всю жизнь. Окончила Черняховский педагогический техникум и до самой пенсии работала воспитателем. Многие ее воспитанники не забывают любимую воспитательницу, пишут письма, звонят, поздравляют с праздниками. «Люблю детей и они меня!» – говорит Клавдия Алексеевна.
Н. ШтернЛюбовь Чернышева:
«Голод был страшный»
Всем известно, что Победа в Великой Отечественной войне ковалась не только на фронте, но и глубоко в тылу. Вечной благодарности потомков заслуживает подвиг тружеников тыла. День и ночь четыре долгих года женщины и подростки своим трудом приближали этот великий день – День Победы. Есть в этом титаническом труде и доля Любовь Павловны Чернышевой.

Во время войны большая семья Любови Павловны жила в деревне Устиново Тутаевского района Ярославской области, в те годы это был один из наиболее развитых сельских районов центральной России. Большая семья сразу включилась в общее дело. Отец семейства, несмотря на солидный возраст, 60 лет, добровольцем отправился на фронт, ушли на войну старшие брат и сестра Любови Павловны, еще одна сестра уехала на заготовку торфа, средние брат с сестрой выучились на трактористов, специально, чтобы заменить ушедших на фронт мужчин, Люба была младшей, ей только исполнилось 12 лет. «Работать в колхозе было некому, – вспоминает Любовь Чернышева, – забрали на фронт почти всю молодежь и мужчин, в деревне остались только старики, да 12–14 летние дети. Я делала то, что делали взрослые: бороновала, навоз возила, и на лошадях работала. Хорошо хоть нам оставили лошадей, которые не годились для армии, вот мы на лошадях бороновали, пахали. В колхозе выращивали и рожь, и пшеницу, но основной культурой был лён».
Голод лютовал страшный, жить было очень тяжело, все, что собирали на полях, весь урожай практически подчистую отправляли на фронт. Людей много в деревне умирало от болезней и голода, вспоминает Любовь Павловна, чтобы выжить, мы ели всё, что хоть немного годилось в пищу: собирали на поле гнилую картошку, грибы, ягоды, клевер ели, так и выжили.
После окончания войны, жизнь налаживалась с трудом, повзрослевших подростков стали привлекать для более сложных работ – на лесозаготовки. Однажды, когда Люба была в лесу, на лесозаготовках приехали односельчане и сказали: «Там твои, в Германию уезжают!» Перепуганная девушка пешком поспешила в родную деревню, которая находилась за 100 километров от места работ. Оказалось, правда, отец, который воевал в Восточной Пруссии еще в Первую мировую, согласился на предложение вербовщиков переехать в Калининградскую область, вербовщики обещали хорошие подъемные, жильё для всех. Вот в 1949 году вся большая семья переехала в Калининградскую область. Поселились в Коврово, работали в колхозе, все делали вручную, Любови Павловне доверили лошадей. Больше 10 лет трудилась в колхозе, а в 1959 году Любовь Павловна Чернышева перебралась в Светлогорск. В городе сначала работала в озеленении, сажала цветы, потом перешла в военный санаторий, где и работала до самой пенсии. За многие годы честного труда Любовь Павловну не раз отмечали почетными грамотами и благодарственными письмами. Одной грамотой за доблестный труд дорожит особенно, ведь она подписана контр-адмиралом Богдановым, который вручил ее лично и долго жал Любови Павловне ее натруженную руку.
Н. ШтернАнтонина Чечулинская:
«Всех хладнокровно закололи штыками»
– Наша деревня в Гомельской области называлась Желудевка, – начинает повествование Антонина Ивановна. – Говорят, когда путешественники решили здесь обосноваться, они увидели вокруг много дубов, на которых зеленели желуди.
До войны это был вполне комфортный край, поэтому женщины охотно рожали детей, семьи практически все были многодетные.

Моя бабушка – Олена Степановна Барановская – тоже родилась в многодетной семье. У нее было три брата, все как на подбор красавцы, статные. Но больше всего она любила младшенького – Степана. Его уважали все, справедливый человек, уполномоченный милиционер. Мог и по душам поговорить с односельчанами, и помощь организовать тем, кто нуждался. А еще был счастлив в семье, до войны у него уже пять детей родилось.