Вальсингамские девы

– Но, разве осуждать человека за его спиной – это хорошо? – робко спросила Кристин, не понимающая, что смешного видят ее подруги в образе герцогини Морланд.

– Ой, милочка, сразу видать, что ты не здешняя, – добродушно ответила на это повариха. – От нее-то от наших сплетен не убудет, а даже прибавится!

Кристин натянуто улыбнулась, но промолчала, слишком робкая, чтобы возразить лондонскому кодексу чести.

– Там приехал граф Дрэймор! – вдруг сообщил все тот же лакей, забежавший на кухню.

– Да? Граф? – тут же встрепенулись кухонные.

– Собственной персоной! Блестит как начищенный соверен! – И, схватив со стола очередное блюдо, любитель сплетен вновь покинул кухню.

– Что за граф? – спросила Кристин у поварихи. Да, она знала его и даже имела с ним беседу, но ажиотаж, поднявшийся при упоминании его имени, удивил ее. Чем же так знаменит этот лорд?

– Этот граф – знатный бабник! Столько сплетен о нем ходит: будешь слушать так уши отпадут! – со смешком ответила ей повариха.

– О, Боже! Распутник? – Кристин была ошеломлена этой новостью.

– Еще какой! Меняет женщин, как перчатки! – подтвердила повариха. – Но, слава Богу, с беднотой он не знается, поэтому нашей добродетели ничего не грозит. Служанок он не соблазняет – благородный слишком для таких дел.

В разуме Кристин вновь поднялся хаос: как? Этот благородный граф, о котором она была столь высокого мнения, оказался распутником? А ведь в ее неопытной в любовных делах душе уже распустил свои лепестки прекрасный цветок надежды на то, что лорд Дрэймор полюбит ее и женится на ней. Но, как и в Вальсингаме, этот цветок был безжалостно убит трезвым рассудком и здравым смыслом.

«Насколько гадки эти мечтания! Он никогда не женился бы на мне, как и не связался бы с нищенкой!» – пронеслось в ее голове. Но понимание этой правды причинило ей душевную боль.

Когда лакеи вынесли последние подносы с блюдами, у кухонных выдался час отдыха, а затем девушки принялись чистить овощи для ужина. После целого проведенного за чисткой дня у Кристин к вечеру болела спина, однако никто не услышал от нее ни слова жалобы – девушка не желала выглядеть слабой неженкой.

Званый обед фрау Гольдберг был в разгаре: в ее большом дорогом особняке собралась едва ли не вся знать Англии, и ее отделанный по последней немецкой моде салон сверкал, полный прекрасных дорогих платьев, драгоценностей и костюмов гостей. Среди приглашенных был и лорд Дрэймор, одетый в свой лучший костюм. От графа веяло равнодушием, и, глубоко погруженный в свои мысли, он пытался быть незаметным. Однако знание того, что в этом доме находилась Кристин (прелестная, несмотря ни на свое старое серое платье, ни на такой же непривлекательный чепец, скрывающий ее красивые темные волосы) приводило его в предвкушение охоты на запрещенную дичь.

Когда обед подошел к концу, а гости разбрелись по особняку и, собравшиеся в небольшие компании, принялись дискутировать новый указ Его Величества насчет повышения налогов, граф Дрэймор подошел к фрау Гольдберг и поинтересовался у хозяйки дома, какую должность в ее хозяйстве занимала мисс Кристин Глоуфорд.

– Почему такой знатный джентльмен интересуется крестьянской девкой? – мило улыбнулась та, скрыв за улыбкой безграничное удивление.

– Мисс Глоуфорд – крестьянка деревни, что входит во владения моего поместья Риверсхольд, которое я унаследовал от покойного дяди, – сдержанно пояснил граф, но его охватила глубокая неприязнь к немке оттого, что та назвала Кристин, порядочную и скромную девушку «девкой».

– Ах, вы интересуетесь ее судьбой! Как это мило! Должно быть, ваши крестьяне просто боготворят вас за такую заботу о них, – тут же исправилась фрау, испугавшись того, что задела самолюбие возможного жениха для ее дочери.

– Именно, – коротко ответил граф и очаровательно улыбнулся. – Все, чего я желаю – знать, что мои крестьяне служат на хороших местах.

– О, дорогой Колин, боюсь, что разочарую вас: мне очень жаль, но Кристин исполняет черную работу на кухне, – извиняющимся тоном сказала немка. – Но на то есть веская причина: Кристин – очень привлекательная девушка, а я не хочу, чтобы мои сыновья увлеклись ею.

– Луиза, я понимаю ваши опасения, и вы правы – девичья красота – это смертельное оружие, но Кристин никогда не применит его: она порядочная и набожная девушка. И, посему, уверяю, ваши опасения совершенно напрасны, – вступился за Кристин граф.

– О, что вы, я не сомневаюсь в порядочности этой девушки! Я опасаюсь не того, что она влюбит в себя моих сыновей, но как бы эти любители женских юбок не вскружили бедняжке голову! – Фрау вздохнула: она действительно симпатизировала трудолюбивой скромной девушке. – Но, к счастью, в скором времени она станет женой нашего кучера Генри, и, верьте мне, я ручаюсь за…

– Как? Мисс Глоуфорд помолвлена? – невежливо перебил граф собеседницу и, увидев выражение подозрительности на ее лице, поспешно добавил: – Прошу простить мою невежливость, дорогая Луиза. Просто эта новость стала для меня большой неожиданностью, а ведь я, как ее лендлорд, должен был бы узнать об этом первым. Но я рад тому, что мисс Глоуфорд теперь пристроена, и обязан помочь молодой семье.

Удовлетворенная этим пояснением, фрау Гольдберг улыбнулась, ведь ее уже посетила мысль о том, что молодой граф имеет к Кристин личный интерес.

– Думаю, девушка просто не знала, как осведомить вас, – сказала немка. – Но теперь вы осведомлены и, надеюсь, не имеете возражений против ее брака с моим кучером. Генри работает у меня уже довольно долгий срок, и я лично могу поручиться за его порядочность.

– Безусловно, никаких возражений. Да и вправе ли я запрещать своим крестьянам вступать в брак? Они – не рабы и обустраивают свою жизнь по собственному усмотрению. И я искренне надеюсь на то, что ваш кучер будет достойным мужем для такой достойной девушки.

«И все-таки, она не свободна! Выходит замуж! Проклятье!» – с досадой подумал граф, пряча истинные чувства и мысли за доброжелательной улыбкой. Он уехал домой, полный противоречивых чувств: прекрасная Кристин поселилась в его сердце, но теперь он был в досаде на девушку за ее будущее замужество. Лорд думал о ней все чаще и ввергал ее в свои порочные мечты, однако, при этом, испытывал к ней поистине нежные чувства. И, подъезжая к своему особняку, граф вдруг осознал, что желает ее любви. Нежной и чистой.

***

Кристин долго лежала в кровати, не смыкая глаз: мысли и впечатления от встречи с лордом Дрэймором, а также сплетни о том, что он был нехорошим человеком, не давали ей заснуть.

– Любимая, почему ты не спишь? – спросил ее Генри, увидевший в ярком лунном свете ее открытые глаза.

– У меня бессонница, – не желая беспокоить его, тихо ответила она и повернулась на другой бок. – Спокойной ночи, мой милый.

– Спокойной ночи, любимая, – отозвался тот и вскоре заснул.

«Рассказать Генри о моей встрече с лордом? – подумала Кристин, но горько улыбнулась. – Нет, возможно, он тоже слышал эти гадкие сплетни насчет графа (ведь я уверена в его порядочности!) и будет ревновать. Пусть лучше все останется позади, ведь граф Дрэймор никогда не обратит на меня внимания – он слишком благороден, чтобы снизойти до меня».

Глава 26

– Любимая, какое платье ты хочешь на свадьбу? – как-то спросил Генри невесту, когда утром, при тусклом свете двух свечей, оба готовились к очередному тяжелому рабочему дню.

Уже переодевшись в свое рабочее платье, Кристин сидела на кровати перед маленьким зеркалом, которое подарил ей Генри, и собирала свои красивые длинные волосы в пучок, чтобы не мешали при работе.

– Генри, я знаю, что ты мечтаешь нарядить меня словно принцессу или какую-то знатную даму, как наша мисси, но я не желаю, чтобы ты лез из кожи вон, чтобы доставить мне удовольствие дорогим платьем, – ответила она жениху и, нахмурившись, добавила: – Да и не хочу я выряжаться.

– Но, любовь моя, наша свадьба должна запомниться нам на всю жизнь, – с удивлением сказал на это заявление Генри, знающий о том, что женщин хлебом не корми, дай только новое платье.

– Поверь мне, я запомню ее! – с горечью в душе, но с веселой ноткой в голосе, сказала Кристин. – Да и такое событие невозможно забыть.

– О, да! Когда этот день настанет, я стану самым счастливым мужчиной в мире! – Генри сел рядом с Кристин и хотел, было, поцеловать ее, но она тотчас отвернула от него лицо.

– Генри! Что ты себе позволяешь!? – возмутилась девушка, искренне рассердившись на его поступок.

– Мне что, даже поцеловать тебя нельзя? – обиделся он.

– Дождись свадьбы, а там уж целуй, сколько тебе вздумается! – вскакивая с кровати, бросила на это Кристин. – За кого ты меня принимаешь?

– За твоего будущего мужа! Наша свадьба случится совсем скоро, и я подумал…

– Ты обижаешь меня, когда высказываешь подобное нетерпение! – резким тоном сказала Кристин. – Господи! Неужели ты считаешь, что я позволю тебе прикоснуться ко мне до свадьбы!?

Генри собирался, было, ответить резкостью, но вдруг подумал о том, как же порядочна и скромна его Кристин. «Ее религиозность не позволяет ей проявлять ко мне близость, ведь она чиста и непорочна как Дева Мария» – пронеслось в разуме жениха. Сам парень уже познал сладость плотских утех, и Кристин возвышалась над ним, как Вифлеемская звезда над тремя библейскими мудрецами.

Кристин выглядела оскорбленной. Она и вправду была по-настоящему оскорблена не только словами и действиями жениха, но и его надеждами на добрачные интимные отношения с ней. Губы девушки задрожали, а на глаза навернулись слезы разочарования. И этот нетерпеливый мужчина станет ее супругом? И он станет спутником всей ее оставшейся жизни?

– Кристин, – тихо позвал Генри, увидев, как побледнело лицо его возлюбленной.

Но та не ответила, а стала молча надевать на голову рабочий серый чепец.

– Ну, прости, моя голубка. Клянусь, что больше никогда не буду настаивать, – подойдя к невесте, искренне пообещал Генри. И, страшась прикоснуться даже к ее руке, добавил. – Просто я так люблю тебя, что все во мне горит, когда я даже просто вижу тебя.