Пассажир без багажа

Утро было на удивление пасмурным и темным – оно бы сделало честь даже ноябрю. Выйдя из дома и взглянув на затянутое тучами небо, Варя подумала, что скоро все дни станут такими. Кончится август, начнется осень. Подумала, что сейчас в ее жизни много событий, слишком много. Ссоры с родственниками, похороны, да еще этот шаг, на который она сегодня решилась, – самостоятельное расследование. Без участия Кристины – от нее слишком много суеты и шума. Но пройдет немного времени, может быть, неделя, может – две… И у нее не останется никаких дел. Изо дня в день она будет ходить на работу, а возвращаясь домой – кормить кошек, смотреть телевизор, готовить, стирать… А меняться будет только погода за окном. И животные, которых она продает в магазине. Может быть, появится новый, необычный любимец, вроде строптивого крокодила Гены. А в общем, ассортимент у них однообразный. Темпераментные крысы, бестолковые мыши, меланхоличные черепахи, да еще попугаи. К этим даже не успеваешь привязаться – они часто меняются, на них всегда остается спрос. Она будет жить своей размеренной, на чей-то взгляд, скучной жизнью… Так что, стоит ли сейчас жаловаться, что у нее слишком много забот?

Занятая этими размышлениями, Варя машинально убыстряла шаг и добралась до фотомастерской за пять минут до открытия – раньше, чем собиралась прийти. Едва она ступила под навес на крыльцо, как начался дождь. «Сегодня я буду у них первым клиентом», – подумала она, раскрывая сумку и нащупывая три кассеты с отснятыми пленками. Сегодня, собирая сумку, она вспомнила про них и решила заодно отдать на проявку. Тем более что не знала, что именно снимал в Питере Андрей. «Я ему ни разу не позировала, – вспомнила Варя. – Но он любил меня снимать в те моменты, когда я об этом не знала… Интересно, будет ли на его двух пленках хоть один мой портрет? Или я окончательно стала для него пустым местом?» Это стало для нее чем-то вроде лотереи, где разыгрывались сразу два приза. Первый – чистая совесть. Если муж ее ни разу не снял, значит, она была не так уж неправа, когда говорила о разводе. А второй приз? Варя призналась себе, что не хочет его получить. Если муж все-таки снял ее, хоть раз… Что ж, значит, она совсем его не понимала.

Через несколько минут она услышала, как изнутри в замке поворачивают ключ. Она с трудом оттянула на себя тяжелую стальную дверь и вошла.

За прилавком в это раннее время была всего одна девушка – обычно тут крутилось две-три приемщицы сразу. Девушка лениво расставляла на полках фотоальбомы. Варя подождала, пока та обернется, и спросила, нельзя ли видеть заведующую? Девушка слегка удивилась:

– А что случилось? Вы насчет испорченной фотографии? Но мы же вернули деньги…

– Нет, я по поводу своего мужа. Он у вас работал.

Девушка извинилась:

– Простите, я обозналась. Вчера под конец дня приходила одна дама, у нее куртка как у вас… Заведующей еще нет. Так вы насчет кого?

– У вас работал фотограф, Андрей Кузмин, – напомнила ей Варя. – Этой мой муж. Так вот, я пришла сказать, что на работу он не выйдет.

– Ой, да я знаю! – протянула та.

– Как? – удивилась Варя. – Откуда вы узнали?

– Да он же уволился!

– Погодите, – запнулась женщина, глядя в честные, круглые глаза продавщицы. – Он только брал отпуск, и то не полный… Мы ездили отдыхать. Вы его путаете с кем-то!

– Ну что вы! – обиделась девушка. – Я хорошо знаю Андрея. Он уволился. И про отпуск сказал – что едет в Крым с женой. И что на работу больше не выйдет. Ему и трудовую книжку выдали, и все бумаги… Ну что вы? У нас же один фотограф был, с кем я его перепутаю?!

У Вари едва хватило мужества извиниться и признать свою неправоту. Девушка охотно ее извинила и опять принялась расставлять фотоальбомы. Варе она сказала, что заведующая собиралась прийти пораньше, так что ее можно ожидать с минуты на минуту. Варя присела за стол, где обычно заказывали фотографии, машинально включила матовый экран, на фоне которого клиенты рассматривали проявленные пленки. Девушка покосилась на нее, но ничего ей не сказала. Глядя на белый светящийся квадрат, Варя пыталась понять то, что только что услышала. Уволился? Но где бы он взял другую работу по специальности? Уволился и ничего ей не сказал… Соврал, что едет в Крым? Но почему бы не сказать про Питер – что в этом зазорного?!

Варя взяла проспект фирмы «Никон», автоматически его перелистала, не вглядываясь в манящие буквы рекламы. Остановилась на одной картинке. Да, такой же фотоаппарат купил Андрей. Именно такой. А футляр той же фирмы купил отдельно, не поскупился на кожаный… И был счастлив, и не мог надышаться на этот фотоаппарат… «Он не собирался возвращаться на работу. Уволился. Не рассказал родителям, что дача продана. Предоставил сделать это новой хозяйке, когда… Когда его уже не будет. Он заранее обдумал самоубийство! Он уже знал, что сделает, когда поезд вез нас в Питер, когда мы вошли в гостиничный номер, когда я закатывала ему скандалы… Он все уже знал. Он мог покончить с собой в более спокойной обстановке, чем туалет в поезде. Например, в гостинице, когда я уехала в Кроншадт. Но он дотянул до последнего – до последней минуты. До последней минуты ему хотелось жить, если он все время откладывал свою смерть! Он покончил с собой, когда до Москвы оставалось совсем немного. Значит… Он боялся вернуться в Москву. Боялся этого больше, чем смерти».

Варя вспомнила предположение подруги – Андрей опасался родительского гнева. Какие глупости! Она попыталась вообразить, что могло ее саму подвигнуть на самоубийство. И не смогла придумать ни одной причины. Ни для себя, ни для покойного мужа. И ей по-настоящему стало страшно. Хотелось отмести эти мысли, но они упорно возвращались. «Почему он использовал для самоубийства именно ремешок от футляра? Бросил фотоаппарат в раковину… Хотел показать, что ему уже ничто не дорого, что жизнь кончена? Или это вышло случайно, он схватил первое, что попалось под руку?»

«Ну да, первое! – Шепнул ей тихий, рассудительный голос. – Он достал аппарат из сумки. Мог бы повеситься на своем поясе, на шнурках от кроссовок – все было под рукой, уж во всяком случае, не пришлось бы лезть на багажную полку…»

– Елизавета Юрьевна! Вас ждут! – Услышала она девичий голос и обернулась.

У прилавка стояла женщина в светлом, слегка забрызганном плаще и глядела прямо на нее. Продавщица указывала на Варю. Та встала, мельком отметив про себя, что лицо этой молодой женщины ей уже знакомо. Она видела ее в мастерской, но никак не могла подумать, что это и есть начальство Андрея.

– Я заведущая, – сказала эта женщина, и Варя снова удивилась ее молодости – ей было лет двадцать пять, не старше. – Вы ко мне? По какому вопросу? Хорошо, пойдемте! – сказала она, не дав Варе даже открыть рот.

И, на ходу доставая из сумки ключи, прошла за черную занавеску. Варя шла за ней. Знакомый узкий коридорчик – здесь работал Андрей. Стул, штатив. В конце – запертая дверь. Женщина привычным, автоматическим движением попала ключом в скважину замка и повернула ручку. Обернулась, еще раз приглашая: – Сюда.

Варя вошла за ней, вспоминая слова Кристины. Раздраженный женский голос, требовавший денег, доносился, по словам подруги, именно из-за этой двери. Других помещений тут не было. Значит… Заведующая? Та тем временем включила электрический чайник, скинула плащ и повесила его на крючок. Она все делала быстро, движения получались четкие, отлаженные, будто у прекрасно отрегулированного механизма. Села за стол, задвинула немного выступающий ящик:

– Ну, я вас слушаю?

– Скажите, – начала Варя, присаживаясь на единственный свободный стул. Другой мебели, кроме стола, несгораемого шкафа и двух стульев, в крохотном кабинетике не было. – Мой муж, Андрей Кузмин, в самом деле, уволился?

– Да, – почти весело ответила она. – А в чем дело? Хочет вернуться? Что ж, я бы с радостью взяла его обратно. У нас на его место пока никого нет. Сама снимаю. Не очень-то это удобно, приходится весь день бегать взад-вперед, времени ни на что не остается. Почему же он сам не пришел?

Только тут Варя обратила внимание, что большой, прекрасно выполненный черно-белый плакат на стене является портретом самой заведующей. Молодая женщина была снята вполоборота. Ее узкое нежное лицо едва виднелось через завесу блестящих темных волос и наброшенной на голову белой шали с пышными кистями. И тем не менее, четкость изображения была такой, что виднелись и суженные зрачки ее светлых (наяву зеленых) глаз, и каждый волосок в тщательно приглаженных широких бровях, и крохотная родинка в углу рта – будто тень намечающейся улыбки. Портрет был выполнен с большим мастерством, Варя даже сказала бы – с любовью. «Интересно, кто ее снимал? – подумала она. – Неужели Андрей?»

– Ну, так что же? – настойчиво повторила женщина.

– Он думает вернуться?

– Боюсь, он уже ничего не думает, – медленно ответила Варя, не в силах отвести глаз от плаката. – Он умер два дня назад. Точнее, покончил с собой.

И, не обращая внимания на тихий, неровный вздох, вырвавшийся у заведующей, Варя закончила:

– Я хотела спросить – это вам он продал свою дачу?

Глава 4

Она почти не сомневалась в утвердительном ответе, но заведующая ее удивила. Первую минуту та, казалось, пыталась справиться с потрясением. Наконец, нашарив на столе сигареты и закурив, Елизавета Юрьевна сказала, что даже не знала о том, что у Андрея была дача.

– Почему вы думаете, что он продал дачу мне? – задала женщина вполне резонный вопрос.

Варя была разочарована. Она никак не могла понять – разыгрывают ли перед ней фарс, или заведующая неподдельно потрясена ее заявлением. Если это была только игра – тогда у Елизаветы Юрьевны был несомненный актерский талант, и она только зря убивала время на своей нынешней работе.

– Я этого не думаю, а только предполагаю, – наконец, пояснила Варя. – Я знаю, что он задолжал одной из сослуживиц крупную сумму денег, и та требовала, чтобы он расплатился с ней дачей. Вчера я узнала, что дача была продана еще в марте. Явилась новая хозяйка.

– Но ведь это же не я! – воскликнула та. – Неужели вы не видите разницы между нами? Или мы очень с ней похожи?!

– Дело в том, что я и не видела покупательницу, – Варя все больше убеждалась, что заведующая говорит правду. Или часть правды. – Но, конечно, раз вы утверждаете, что не покупали у него дачу… Тогда, может, кто-то другой купил? Кто-то из ваших сотрудниц?

В чайнике забурлила вода. Заведующая выдернула вилку из розетки и предложила гостье на выбор – чай или растворимый кофе. Варя выбрала чай, и та одобрительно кивнула:

– Я сама не пью растворимый кофе, у меня от него изжога. Никакого вкуса, и совсем не бодрит… Может, попробуете печенье? Нет? Ну а я поем. Не успела позавтракать. Ничего я теперь не успеваю.

Она придвинула Варе стакан, где в кипятке мок пакетик чая, сахарницу и ложку:

– Если вам нужно знать, кто из наших девушек купил у него дачу, я конечно, постараюсь вам помочь. Но что-то не слыхала, чтобы кто-то из наших разбогател. Золотыми горами мы здесь не ворочаем. Да вам лучше знать, вы ведь жена фотографа…

– Вдова, – поправила ее Варя.

Заведующая тихо извинилась. Сказала, что у нее просто в голове не укладывается, что Андрея больше нет. Что это какое-то безумие. Что она видела его всего десять-двенадцать дней назад, и ей тогда показалось, что он вполне доволен жизнью. Кто мог подумать, что все так закончится?! Она расспросила Варю об обстоятельствах его смерти. Слушала ее, приоткрыв рот, будто проглатывая каждое слово Вари. Задала тот же вопрос, что и приемщица – заведующая тоже не знала, что Андрей ездил не в Крым, а в Питер.

– Странно, что он не сказал про Питер, – заметила Варя. – Не понимаю, откуда взялся Крым?!

– Да, странно, – откликнулась та. Она смотрела куда-то в пустоту, в ее пальцах быстро-быстро вращался карандаш. Наконец, она опомнилась и положила карандаш на стол.

– Я еще спросила его, когда оформляла трудовую книжку – может, он нашел работу получше? – вздохнула Елизавета Юрьевна. – Он заулыбался с таким видом, будто не хочет раскрывать тайну. Я еще подумала – надо же, какой скрытный! Просила заходить к нам, если на новом месте покажется хуже. Сказала, что уж в ближайший месяц мы точно возьмем его обратно. А он сказал, что не вернется сюда никогда… Если бы я знала, что он имел в виду!

– А что бы вы сделали, если бы знали? – поинтересовалась Варя.

Заведующая удивленно взглянула на нее и неуверенно ответила, что это просто расхожая фраза. И конечно, если человек решил свести счеты с жизнью, переубедить его трудно.