Зачем тебе алиби…

– Из-под страхолюдных часиков? Зачем?

– Хорошо бы ты мне это объяснил, – вздохнула она. – И еще… У него была женщина.

– В смысле? – невероятно оживился Саша.

– Не знаю, в каком смысле, может, любовница, может, знакомая. Факт тот, что она зашла к нему накануне его смерти. Сейчас какое число?

– Шестое наступило.

– Он умер пятого…

– Нашла ты его пятого, – перебил ее Саша.

– Что? – запуталась Анжелика.

– Нашла ты его пятого числа, на рассвете. А когда он помер – четвертого, пятого или вообще в полночь – пока неясно.

– Что ты болтаешь, вы же там были в полночь!

– Тем более, умер он четвертого, незадолго до полуночи.

– Боже мой… – вздохнула она. – А он какой был, теплый или нет?

– Уже не помню. Холодный, скорее. Какой-то комнатной температуры.

– Значит, умер он четвертого вечером… А третьего приблизительно в то же время, около полуночи, к нему пришла женщина.

– Кто тебе сказал?

– Сосед.

– Юрка, что ли?

– Ты его знаешь? – удивилась Анжелика, и он презрительно ответил:

– Мартышка к старости слаба мозгами стала? Я же там прожил всю жизнь, пока Игорь квартиру нам с матерью не купил. И мы с Юркой вообще в одном классе учились.

– А-а-а… – протянула она и тут же неприлично удивилась: – Юрка твой ровесник?!

– Ему тридцатник, как и мне, просто он все учится. Поздно поступил. Да ты что, решила со мной о Юрке поговорить?! Как он вообще ту бабу заметил?

– Случайно. Неважно как заметил, только он ее внешность описал.

– Какая из себя?

Анжелика добросовестно пересказала, Саша помолчал и наконец вымолвил:

– Нет, не знаю.

– Ия тоже. Что делать будем?

– А что тут сделаешь? Гулял Игорек.

– Не это меня волнует.

– Не ревнуешь? А что тебя тогда волнует? Думаешь, она его убила?

– А почему нет? Юра сказал – мускулистая, высокая. Могла справиться. Тем более по голове дать, это же не драка. А ударили сзади, неожиданно.

– Не верю, чтобы женщина била по голове… – засомневался он. – И вроде бы интеллигентная, по описанию. Белый плащ…

– Ты по цвету плаща судишь об интеллигентности? – изумилась Анжелика. – А у кого плащ темный – тот, по-твоему, придурок?

– Ладно, чепуха, не слушай меня. Женщина – это интересно.

– Вот я и говорю – должна о ней милиция знать?

– А почему нет? Расскажи. Тебя, кстати, должны будут вызвать.

– Представь, я это уже поняла. И это страшно неприятно.

– Но еще неприятней знать, что деньги взяла, а отдать нечего? – усмехнулся он. – Кто мне говорил – в воду кинусь? Расплатилась, должна быть счастлива, а ты теперь капризничаешь? Это ей плохо, это неприятно…

– Да, теперь капризничаю, – убито ответила она. – Я сделала глупость.

– Запомни, ты ничего не сделала, – его голос стал твердым. – И бояться нечего. Намерение – это еще не деяние.

– Красиво говоришь.

– Красиво говорить будешь ты, в милиции. Поплачь там, что ли. Для правдоподобия. А то слишком хорошо держишься для молодой любящей вдовы.

– Заткнись. – Она произнесла это устало, без злости. – А про подставку им сказать?

– Говори про что угодно, только давай закончим этот разговор. Ты хотя бы знаешь, который час?

– Скоро семь.

– Ты что – не ложилась?

– Мне не удалось уснуть.

– Ты вторую ночь не спишь! Тебе нужна свежая голова.

– Ты же сказал – я совершенно равнодушна и держусь даже слишком хорошо, – усмехнулась Анжелика. – Ничего со мной не будет. Упаду в обморок у следователя в кабинете, для правдоподобия.

Он, видимо, хотел что-то сказать, но вместо этого вдруг положил трубку.

* * *