Нежное дыхание смерти

«Ничего, – иной раз думала она, глядя в зеркало. Там отражалась девушка, похожая и не похожая на Дашу. Те же волосы, губы, глаза, те же длинные тени от ресниц на смуглых щеках. Но девушка эта казалась способной на многое. На что? Даша не знала. Она просто рассматривала себя и говорила: – Ничего! Еще что-то со мной произойдет… Я чувствую, что это не конец… Это просто так… Ожидание…»

Даша ощущала, что ей надо чего-то ждать, но чего? Когда в один из дней в больничном коридоре ей встретился мужчина в синем растянутом халате, она отметила про себя – вот еще один новенький. Потом узнала, как его зовут и кто он такой. Потом познакомилась с его женой – измученной и очень интересной, как показалось Даше. А потом почему-то стала избегать его. Проходя мимо, отводила взгляд. Не сразу откликалась, что совсем было ей не свойственно. Потом Даша поняла. Это был Он.

Глава 4

– Даша!

– Да, иду!

В то утро любой окрик казался ей слишком резким, любой взгляд – сердитым. «За что они все на меня окрысились?» – думала Даша во время обычной беготни по палатам.

На душе у нее было так тяжело, что пришлось выйти на минутку на лестницу и постоять на площадке на своем любимом месте между этажами.

Тут они говорили с Аркадием в последний день перед его выпиской. Вот-вот должна была прийти его жена, он нервничал, теребил в пальцах потухший окурок. Даша принесла сигареты, но забыла отдать сразу – они лежали у нее в кармане, она вспомнила об этом в последний миг. Говорила ему, что не сможет обманывать Аллу. Что вообще ничего не хочет, если все будет так – втихомолку. Он кивал, соглашаясь с каждым ее словом. И она радовалась, видя это. Согласен, значит, сделает все, как уговорились. Все расскажет жене. Сделает так, чтобы она отпустила его к Даше. А если не удастся – они расстанутся. Не будут больше встречаться.

– Даша! – Наверху, в отделении, кто-то открыл дверь и позвал ее. – Поднимайся, сейчас обход!

– Да, иду! – откликнулась она и осталась на месте. Заставила себя не думать о нем.

Но мысли возвращались к одному и тому же – вот Аркадий выписывается из клиники, звонит ей поздно вечером… И Даша понимала, что он делает это в то время, как выносит ведро. Она знала, где находятся мусорные баки у его дома, а где – телефон-автомат. Заметила, когда бывала в гостях у Аллы. Каждый вечер она как бы видела Аркадия внутренним взором – вот он вышел из квартиры с ведром в руке, пересек двор, вот быстро спрятал ведро за баки, бегом бросился в подворотню и оказался на углу Среднего проспекта и Шестой линии. Там – телефонная будка, которая, слава Богу, работает. Он набирает ее номер, в коммунальной кухне раздается звонок. Даша берет трубку и слышит его голос.

Этот голос говорил с ней отрывисто, сбивчиво, как будто за ним гнались.

«А за ним на самом деле гнались, – подумала Даша. – Гналась его больная совесть, ведь он так переживал, что скрывает меня… А может быть – что обманывает Аллу… Теперь мне уже не узнать, чего было больше в этом укрывательстве – страха за свой покой или жалости к ней. И все равно он оказался трусом. Обыкновенным женатым трусом. Про каких рассказывают девчонки в отделении. Каких тысячи и миллионы…»

Но на самом деле она знала, что таких больше не было. Хотя бы потому, что никто из мужчин не останавливал на Даше таких глаз – глубоких, серых, оттенка, какой бывает у грозовой тучи перед летним ливневым дождем…

Их свидания проходили в одном из садов – в Летнем, в саду позади Михайловского дворца или в маленьком, но уютном садике возле академии в Соловьевском. Она дожидалась его. Всегда приходила пораньше, зная непунктуальность Аркадия. Ей приходилось быть точной за двоих. Вставала навстречу, брала его за руку и целовала в теплую белую шею, в темную родинку, похожую на прилипшую ягодку изюма. Он тоже целовал ее, осторожно прижимая к себе. И она чувствовала, какими сильными могут быть его худые руки.

Потом они гуляли по аллеям, стараясь оставаться в тени деревьев – так хотела Даша. Аркадия это обижало, но она мягко возражала: «Если уж ты прячешь меня, то прячь до конца… Какая разница – звонок или прогулка?»

Даша в глубине души надеялась, что «воспитательная работа» оставит свой след. «Боже, какой я была глупой!»

Она все стояла на лестнице. Подышала на холодное стекло и провела по нему пальцем. Один раз. Другой. Вышла галочка. Подрисовала к ней перекладину, и получилась буква «А».

Мысли ее вернулись к Алле.

«Вчера она умоляла меня остаться. Что это было такое? Одиночество? Страх перед пустой квартирой в первые дни после похорон? Надо позвонить ей».

Она вернулась в отделение и, улучив момент, когда вокруг никого не было, взяла трубку городского телефона и набрала номер подруги. Ей ответили долгие гудки. «Конечно, она на работе».

Попробовала позвонить Алле и в конце своего дежурства – напрасно. Трубку никто не поднял. Даша положила ее на место, посмотрела на часы и увидела свою сменщицу Ольгу. Та, уже облачившись в халат и шапочку, лениво листала иллюстрированный журнал, принесенный с собой. Девушки поздоровались.

– Бледно выглядишь, – отметила без снисхождения сменщица, бросив оценивающий взгляд на Дашу.

Та вздохнула. Ольга была очень светлой, белесой блондинкой с легкими волосами-паутинками и розоватой кожей. «Поросеночек», – звали ее в отделении за глаза. Ольга активно красилась, пользовалась накладными ресницами и алой помадой, так что про нее-то нельзя было сказать, что выглядит она бледно. Но Даша предпочитала не развивать дискуссию на тему о красоте искусственной и естественной, а поспешила сдать дела. Но та, предчувствуя скуку очередного дежурства, не хотела ее отпускать.

– Как твой? – бесцеремонно спросила она. Об Аркадии Ольга знала. «Подслушала, конечно!» – решила Даша. Узнала еще во время его лечения и с тех пор никогда не забывала спросить, как поживает он сам и как – его жена.

– Он не мой, – монотонно ответила Даша.

– Ну, понятно, что не твой, – согласилась сменщица. – Но дело-то у вас идет к тому? А?

– Дело уже ни к чему не идет. А он не только не мой, а вообще уже ничей. Он умер.

Ольга с трудом взмахнула густо накрашенными ресницами – своими и приклеенными. Потом изобразила на лице ужас и сочувствие.

– Что ты говоришь! – медленно протянула она. – От того самого?

Даша ее прекрасно поняла:

– Да. Видишь – не вылечили.

Ольга только махнула рукой:

– А я всегда была уверена, что у нас вылечить не могут. И вообще нигде не могут. Это неизлечимо. А такие, как он, вообще не вылечиваются. Я давно хотела посоветовать тебе бросить его, да все…

– Все хотела посмотреть, чем у нас кончится, верно? – простодушно спросила Даша, и Ольга, не сразу сообразив, энергично закивала. Потом до нее дошло, и шея сменщицы залилась багрянцем.

– Это я понимаю, – спокойно продолжала Даша, облачаясь в дубленку и накидывая на плечо ремешок сумочки. – Я бы тоже посмотрела. Со стороны. Из первого ряда. Пока.

Ольга погрузилась в журнал. Она раскрыла его где-то посередине и перегнула пополам. В глаза Даше бросилась иллюстрация – стена какого-то дворца, блестящая вода канала перед ней. Из воды торчали палки. А снизу написано: «Венеция – город на лагуне».

«Этого еще не хватало».

Даша почувствовала, как судорога перехватывает ей горло. Она сама не заметила, как вышла из отделения, потом из клиники, пошла по улице к метро.

У нее перед глазами одна за другой вставали картины – словно раз за разом прокручивался эпизод из неведомого фильма. Какой-то канал. Дворец. Небо над каналом и дворцом. Аркадий написал ей письмо из Венеции.

«Здесь очень синее небо. Я только что приехал, и мне тут понравилось. Только тебя нет. А так есть все для работы. Я буду работать и скоро вернусь к тебе».

«Странно, как трудно давались ему письма! – подумала она. – Он мог говорить часами, да так, что заслушаешься. А письма писал смешно и коряво, как мальчишка. Даже делал ошибки. Неправильно ставил запятые».

Ей снова захотелось плакать, но слишком силен был мороз. Она прибавила шагу и вошла в здание метро. Показала проездной, спустилась по эскалатору. Дождалась битком набитого поезда. Втиснулась. Замерла. Закрыла глаза.

«Станция «Василеостровская», – прогудело в динамике вагона. С шипением раздвинулись внутренние и внешние двери, и Даша сама не поняла, что ее вынесло наружу – поток выходящих людей или ноги, повинующиеся собственным желаниям. Ей вдруг захотелось увидеть Аллу.

«Все рассказать, – Даша задрожала, когда осознала, чего же она на самом деле хочет. – Сказать все. Что Аркадий мечтал уйти от нее. От своей спасительницы, ведь она так себя называла. Что ему это спасение было хуже любого наркотика. Сказать ей, что он мог быть здоров только в том случае, если бы жил со мной. Что он давно уже любил меня».

Даша оказалась наверху. Она стояла на перекрестке Среднего проспекта и Шестой линии и смотрела на поток машин. Дождавшись зеленого света, перешла улицу и двинулась знакомой дорогой. Даша ужаснулась задуманному, пыталась внушить себе, что такое объяснение никому не поможет, никого не спасет… Что оно основано на простой жестокости, на жажде отомстить, предъявить на Аркадия права. Но остановиться не могла.

«Если бы это было так просто… Если бы это была месть. – Она пыталась оправдаться перед собой. – Но это все равно что мучиться жаждой, а потом выпить воды. Я больше не могу молчать, не могу держать это в себе. Что же это за счастье такое было у меня, если я даже рассказать о нем никому не смела?!»

Она поднялась по лестнице и позвонила в дверь Аллы. Подождала некоторое время, посмотрела на часы. Позвонила опять.

«Где она бродит?» – удивилась Даша.

Решила дождаться ее, машинально оперлась плечом о дверь (стена подъезда не показалась ей слишком чистой) и чуть не упала прямо в прихожую. Дверь оказалась отперта.